Голос из хора

Вызывает восхищение стойкость литературной интеллигенции в невыносимых условиях советских лагерей. Именно благодаря таким произведениям, люди знают о мерзостях закрытого общества под счастливым названием СССР.

а что если попробовать жить от противного? когда невозможно?
И вот тут-то, на этой голой точке, встать и начать!

Андрей Синявский, скрытый за псевдонимом Абрам Терц - человек, чье имя отчетливо вписано в историю советской литературы, диссидентства, культуры в целом. Поищите в интернете "Процесс Синявского-Даниэля", если не в курсе - это не только познавательно, но также в очередной раз подтверждает, что развитие движется по спирали, а точка нашего "здесь и сейчас", не радикальный откат, но очередной нисходящий виток.

Не ждите от "Голоса из хора" тематического и концептуального единства "Прогулок с Пушкиным" или "В тени Гоголя". Книга составлена из писем, которые Синявский писал жене Марии из мордовских лагерей, где находился в заключении с 1965 по 1971 годы На его деле КГБ была пометка "использовать только на физически тяжелых работах", исключая возможность устройства на более щадящих условиях: при библиотеке, столовой или на складе - на что мог бы рассчитывать при иных условиях человек образованный. Собственно, гоголевская и пушкинская книги, отвечающие самым жестким критериям литературоведческого анализа, тоже составлены из писем к жене.

Однако в случае титанов классики, автор ставил перед собой определенную задачу и следовал ей, не отвлекаясь на постороннее, "Голос из хора" в большей степени личная лиричная история, где мысли о литературе присутствуют фоном (а иначе нельзя, когда это ядро внутренней сути респондента), но не превалируют. Не меньше размышлений о природе, погоде, климате, соседях по общей несвободе. Вообще, основной массив здесь составляют лагерные сценки, словечки и фразы. Лексический пласт, с каким человеку круга Синявского в обычных условиях нереально было бы столкнуться. Он не был рафинированным интеллигентом: эвакуированным подростком попал в Сызрань; закончив школу, в 1943 ушел на войну, где служил радистом при аэродроме. Но все-таки лагерь и заключенные - совершенно особый континуум со своей жизненной философией и совершенно уникальным словотворчеством.

В некоем, предельно стерильном, аналоге пространства неэвклидовой геометрии человеческих отношений, можно было бы назвать это бесценным для филолога опытом погружения в среду без искажения эффектом наблюдателя. Добавлю - и без абсорбции, что было важно в первую очередь для него, сохранившего себя, сумевшего выстроить жизнь профессора Сорбонны следующим этапом биографии. Но и для нас, читателей, значимо. Здесь те же вопросы что обсуждаются людьми всегда и везде: о жизни о природе, о животных, о женщинах (ожидаемо), о еде. С поправкой на ветер преобладающего уровня, порой до ураганного. В замкнутых сообществах, подчиненных строгой иерархии, равнение на отстающих заметнее, а умение не выделяться становится условием выживания. По Бродскому: "...старайся не выделяться: в профиль, в анфас, порой просто не мой лица...".

Синявский решает проблему мимикрии запретом на чувства и эмоции, убеждением себя, что вот это и есть нормальная жизнь. В полярных дневниках Юрия Сенкевича было о том, что, позволяя себе думать о сегодняшних условиях, как об экстремальных, отсчитывая дни до конца и зачеркивая числа в календаре, человек подписывает себе приговор. Нужно воспринимать сегодняшнюю реальность как единственно возможную норму, тогда не нужно искать сил, чтобы жить, они просто появляются. В письмах практически нет собственных ощущений от прямого столкновения с тем, что должно было бы откликаться глухим отчаянием.

В осиянии мрака — нисхождение света.

#РЕШ_2025