21. Искать сознательно и серьезно истину, не считая себя заведомо ниже тех, кто искал раньше, и не оглушаясь их именами и словами. Отчего бы мне заранее, до всякого опыта, признавать себя менее значительным, нежели даже и самые высокие умы? Значение увеличивается и никто не может сказать ни о себе, ни о другом, что вот-де отмерен такой-то предел и выше головы не прыгнешь.

22. Общество не может быть больным. Никакое общество никогда и не было «здоровым» в том смысле, который подразумевается теми, кто говорит о здоровье или болезнях общества. Из такого вульгарного представления о социальных проблемах прямо следуют поползновения решить их хирургическим путем, т. е. отсечением «больной» части. Однако преступность, наркомания, и всяческие извращения начинаются в самой обыденной, благополучной, что ни на есть «здоровой» действительности. Нужно исследовать психологию и, шире, нравственную жизнь среднего, «простого» человека, обывателя, народную жизнь, потому что зло, ставшее явным во всяческих аномалиях, коренится в мелочи заурядного, житейского.

23. Пока есть точка зрения официальная, которая доказывается доводами иного рода, нежели рассуждение, – то как бы хороша она ни была, поиски истины под сенью этой господствующей теории очень скоро становятся начетничеством. Ни одна система знаний не может быть окончательной, между тем усилия людей ограниченных сосредоточены на том, чтобы наконец-то водрузить на пути познания нечто единственно верное, какого-нибудь идола, и сказать: «Дальше идти некуда и незачем. Можно еще отделать какие-нибудь детали, подновить, покрасить, но о том, чтобы еще чего-то искать, и думать нечего». И будьте любезны разрабатывать и обосновывать то, что укажут эти хранители истины, берегущие ее от всякого соприкосновения с действительностью. Творите и дерзайте вот в этом русле, отвечайте на такие-то вопросы. И прочь сомнения и колебания, кто не с нами, тот против нас, даешь стопроцентный охват населения правильным мировоззрением!

24. Всякому маленькому человеку необходимо постоянно чувствовать над собой отеческую руку какой-либо крайней инстанции, без которой он осиротеет перед лицом Космоса; он не хочет нести бремя ответственности за свою жизнь и жизнь человечества, ограничивая сферу своей компетентности кругом житейских забот.

25. Не нужно бояться погрешить против низменной и плоской логики наличного, не нужно бояться быть непонятым т.н. простыми людьми, т.е. тем немыслящим большинством, которое задает тон. Банальнейший страх оказаться непринятым, непризнанным, отверженным. Во всякое время есть границы для мысли и их надо преодолевать, в этом и состоит мужество мышления. Надежда на счастье человечества может основываться только на вере в его дальнейшую эволюцию. В расширении области бытия только можно найти решение тех проблем, которые порождены самим качеством наличного существования и неотъемлемы от него.

Англия и Америка предъявляют нелепое требование: говорить так, чтобы они тебя понимали. При этом условии не растет ни человек, ни поганый гриб.²

26. Подняться над грубо чувственным и мелким миром эмпирических людей с их импульсивным, почти инстинктивным поведением, с их преклонением перед случаем, перед силой и перед их жалкими кумирами.

27. Во главе современности, т. е. политической деятельности, в основном стоят люди энергичные, но достаточно заурядные. Они выражают уровень эпохи, именно их дюжинность – условие их энергии, способности действовать. Они опираются на авторитет прошлого. Рутина обыденности не терпит ничего выдающегося. Кто хочет действовать, должен сообразоваться с понятиями большинства.

28. Давление догматического официального мировоззрения. Суррогат литературы и культуры, самодовольная посредственность, увенчанная лаврами пророков и вооруженная царским скипетром, вещающая формулы «объективной истины» и карающая тех, кто не внемлет трепетно, не благоговеет, кто смеет не подчиниться этой пузатой мелочи, облеченной олимпийскою властью. Миллионы человеческих жертвоприношений на алтарь сакральных иллюзий, диктат разнузданных холопов, ожесточенно вытаптывающих все чистое и светлое, триумф кровавых мракобесов. Кухарки и сантехники, уверенно управляющие государством и искусством, блюдущие верность раз навсегда данной непреложности, социальные заказчики и подрядчики, ревнители железобетонного идеала. Неприступная цитадель из профанированных идей, философия лубка, лозунга, учебного пособия.

29. Скептицизм: невозможность постижения обособленных сущностей вещей, т. е. познания вещей «самих по себе», «для себя», и т. п. Однако ведь ничто в мире и не существует само по себе и только для себя.

Всякое мнение как истинно, так и ложно, поскольку не заключает в себе истины во всей ее полноте. Всякая модель каких-либо связей ограниченна, схематична, не исчерпывает их реальности. Поэтому можно говорить лишь о преимущественности истины или лжи, ведь и бред безумца есть искаженное отражение чего-то существующего.

30. Об этом говорят наперебой все, преподающие правила счастливой жизни: избавиться от эгоизма, жить для других, не предпочитать себя другому, и проч. Отчасти это пожелание справедливо, но требует, конечно, уточнения и прояснения.

С одной стороны, множество великих, прославленных, и просто известных людей, от Цезаря и Наполеона до Брежнева и Аллы Пугачевой, являют собою апофеоз торжествующего эгоизма, словно бы подчинившего себе судьбу и самоудовлетворенного. Их успехи и достижения очевидно основаны на способности ставить себя на первый план, добиваясь от других внимания, поддержки, и содействия. С другой стороны, люди, подобные Соне из романа Война и мир, устраивающие дела своих ближних, готовые к услугам, предупредительные, стремящиеся все понять – и, на одном дыхании, простить, – жертвующие собственными интересами, умаляющие, устраняющие, уничтожающие свое лицо и значение, – никто их не любит и не ценит их преданности, и сами они, в результате постоянного пренебрежения собственными желаниями, чувствами, и мыслями оказываются неспособны любить и уже непоправимо несчастны, превращаясь чуть ли не в предметы обихода.

Значит, эгоизм необходим, и не в том состоит счастье, чтобы разрушить «Я», уникальность и значительность личности, – иначе было бы предпочтительнее быть наперсником, чем любовником, и т. п. Нельзя не дорожить своими привязанностями и влечениями, нельзя подчинять их страстям другого, нельзя становиться ниже другого – это вульгарная и пошлая форма самопожертвования, точнее это и есть самопожертвование, самоотрицание в полном смысле, но отнюдь не альтруизм.

Альтруизм – это развившийся эгоизм, это любовь уже не замкнутая на себе, на нескольких людях, а расширившаяся и возросшая до любви к человечеству, к идее человека, это «Я», находящее себя во всём, для которого нет чуждого и враждебного. В альтруизме снимается противоположность интересов, необходимость подчинить своему эгоизму как можно больше пространства, появляется взаимопроникновение, и борьба за существование, неизбежная при резко раздельных структурах, не нужна. Альтруизм – новое качество эгоизма, он относится к последнему как всякая высшая форма бытия к предшествующей, как биотическое к химическому, и т. д.

Нельзя любить других, не любя самое себя; любовь к себе – основание всякой иной любви и всякого чувства; чем больше любит себя человек, тем полнее его бытие и ближе к счастью. Однако эгоизм ограничивает чувства, жестко очерчивая радиус их развития; слишком сильная привязанность к конкретному, к случайным формам, к привычным и обычным способам актуализации «Я», принимаемым за самое «Я», не позволяет переступить ту грань, за которой формы становятся безразличны. В альтруизме любовь к себе освобождается от этой мелочной привязанности к материальному, к фактам, производному, внешнему, к признакам, и обращается к духовному, к подлинному вещей, к самой структуре и сути их связей, нематериальной и определяющей смысл всего материального. Это любовь к целому, а не к части, к причине, а не к следствию, и, разумеется, она и больше, и сильнее, нежели любовь только к себе.

31. Огромное число людей не мыслит, замкнуто в границах своей повседневности, и для них правда – все, что обеспечивает житейское благополучие. Многие говорят: «При Сталине был порядок, цены были ниже», и т. п. Это, как известно, иллюзия, но даже если допустить, что так и было, – неужели эти люди готовы в своем личном или групповом эгоизме купить сытую жизнь за ту цену, которую назначил Сталин? Достоевский мучительно взвешивал, стоит ли благоденствие всего человечества слезинки одного ребенка, а его нынешние соотечественники, из которых многие клянутся и божатся его именем, нисколько не смущаются миллионами жертв ради скудного достатка и порядка почти кладбищенского. Это возможно и неизбежно, когда основная масса населения стоит так низко в нравственном, а значит, и в интеллектуальном развитии, как стоим теперь мы. Законами не отгородиться от зла, которое свойственно такому уровню существования. Только поднявшись выше, можно надеяться на избавление от него.

32. Бессознательно относиться к событиям человеческих отношений и судеб – это и есть безнравственность. Многие ведь так и живут всю жизнь в Эдеме блаженного неведения, не вкусив никогда от плода познания добра и зла.

33. Обыденность принадлежит людям дюжинным, с «коротеньким, нерушимым мировоззрением», с сугубо и грубо утилитарным мышлением, руководствующимся самым плоским здравым смыслом.

34. Всякий человек, пытающийся что-то сделать помимо официальных инстанций, монополизировавших право на деятельность, считается любителем и прожектером. Между тем на самом деле все эти министерства, ведомства, и союзы давным-давно стали форпостами серости и бездарности, профессионально искусной лишь в аппаратных играх.

35. Чему может научить преподаватель философии? В лучшем случае – преподавать философию. Поэтому в нашей стране несметное множество агитаторов и пропагандистов, но почти нет оригинально мыслящих людей.

36. Уважение к себе у одних основано на таких свойствах, которые другие в себе презирают. Недостатки, которые я вижу в себе, я замечаю и во многих других, и даже в значительно большей степени, но эти другие в себе их не видят и не испытывают поэтому никаких терзаний, между тем как для меня они существенны и влияют на мою самооценку. Ограниченность выгодна: не будучи в состоянии вообразить себе идеал, который представляется мне, они в общем более позитивно судят себя и относятся к себе. Чем больше способностей ума и души дано человеку, тем труднее ему обрести внутреннее равновесие и довольство собой, тем большими усилиями они даются ему.

37. (К теории самоорганизации.) В хаосе все движения случайны, они не складываются в цепь взаимодействий, не создают в целом никакого направления. Однако по мере того, как из стихии все более и более выделяются элементы гармонии, материя постепенно перестает быть ничем и возможным всем, но слагается в устойчивые формы, системы. Отчего это происходит, отчего в материи постоянно возрастает уровень организации, отчего она не остается везде и всегда в первобытном хаотическом состоянии?

Движение конденсируется и появляются как бы сгустки его, состоящие из элементарных движений, недавно еще автономных движений элементарных частиц. Сгустки движения случайны и нестабильны, постоянно образуются и распадаются, но качественное отличие их от бессвязных отдельных, автономных движений в том, что здесь именно возникает взаимодействие между частицами, соединяющее их в некий обособленный, выделенный из ничтожества дурной бесконечности мир со своей собственной, внутренней динамикой. Каждая из вовлеченных в него элементарных частиц существует уже не только в беспредельной безвременности, но и в этом особом локальном микромире, как бы ни был он эфемерен, в оазисе качественности среди «безвидной и безóбразной бездны»; взаимодействие и создает качество – и самое время?