Изначально используясь для разграничения цивилизованного населения геополитического ядра империи от инокультурных родо-племенных сообществ «варварской» периферии, термин «natio» употреблялся в позднем Средневековье и в эпоху Возрождения, обозначая рационально организованные социальные группы, часто соотнесенные с территориальным делением на политические единицы и исторические провинции.

По словам Г. Циглера, в средневековом представлении «Natio – это целевой союз, местная, административно определенная подгруппа, как фракция, управленческая единица и т. п. Это слово никоим образом не имеет всей полноты значения в качестве представительного политического подразделения. Оно не обозначает какой-либо заданной формы общности, не содержит указания на основополагающую линию социальной связи или разделения»¹⁶⁹.

По мнению Юрия Гранина, «…эволюция значения термина „нация“ в Средние века соответствовала эволюции европейского общества того времени с характерным для него корпоративным (цеховым и сословным) социальным строением и феодальной раздробленностью, консервирующей локальные общности и препятствующей созданию достаточно крупных экономических и культурных пространств. Поэтому дальнейший этап эволюции представлений о том, что есть „нация“, был исторически связан с переходом экономической сферы к капиталистическому (индустриальному) способу производства материальных благ. В сфере политики это явление было связано с процессом формирования в Европе крупных централизованных абсолютистских и буржуазно-демократических государств, с течением времени объединивших на своей территории все многочисленные языковые и этнические группы в относительно культурно и политически гомогенные общности»¹⁷⁰.

На уровне массового сознания объективный процесс разложения феодализма и вовлечения сельских общин и социальных низов в хозяйственную, политическую и культурную жизнь государства проявился в устойчивом противопоставлении понятий «нации» и «народа».

Первоначально на исключительное право принадлежности к «нации» претендовали потомственная аристократия, дворянство и духовенство, тем самым ограничив рамки «нации» социальной элитой. Историческим рубежом, за которым последовал кризис и крах феодализма, стали претензии на принадлежность к нации со стороны «третьего сословия».

Так, уже в XVIII веке набиравшее силу «третье сословие» не желало, чтобы его представителей – торговцев, финансистов, юристов и представителей «свободных профессий» причисляли к «народу», считая, что достойны, наряду с дворянством и духовенством, входить в состав «нации». В этой связи А. Козинг отмечает, что уже в «сочинении аббата Сиейса „Что такое третье сословие?“ буржуазия уже безоговорочно признавалась „нацией“, то есть включалась в состав элит, отделяясь от крестьянства, которое продолжало оставаться податным сословием, не участвующим в политической жизни¹⁷¹».

Вместе с тем нельзя не видеть, что эволюция понятия нации – от Рима с его развитыми гражданскими институтами к Cредневековью и далее к современности – достаточно объективно отражала эволюцию нации, как социальной группы, главной чертой которой является непосредственная (пусть и пассивная) вовлеченность в функционирование социальных и политических институтов государства и гражданского общества.

В Риме с его развитым гражданским обществом в сферу действия государственных институтов было в той или иной степени вовлечено все население империи, понятие нации включало всех граждан Рима. В то же время как варварская периферия империи, находящаяся в стадии племенных союзов и доминирования родо-племенных отношений, вполне объективно относилась к «родам» (gens).

В Средневековье и понятие нации, и социальный слой, относящий себя к «нации», закономерно сузились до сословной верхушки, связанной с политической и церковной властью и государственным управлением.

Таким образом, «нации» Cредневековья были рудиментами гражданского общества позднего Рима, окруженными морем натурального хозяйства и родо-племенной архаики. Тем не менее, понятие нации сохранялось как обозначение системообразующей социальной группы, определяющей систему властных (политических) отношений.

Последующий рост городов, ремесел и торговли сопровождался закономерным расширением смыслового значения термина, но это расширение объективно отражало рост численности и влияния социальных групп, составляющих гражданское общество того времени с его сословными ограничениями.

Начало промышленной революции и рост значения «третьего сословия» сопровождались и требованиями признать его «нацией», то есть наделить гражданскими правами, соответствующими его роли в жизни общества.

Соответственно, буржуазные революции XVIII—XX веков сняли препятствия для расширения нации и как понятия, и как социальной группы до размеров всего населения государства.

Окончательное закрепление понятия нации, как структурированного, культурно и психологически интегрированного сообщества подданных одного государства, связано с выдающимся немецким философом Георгом Вильгельмом Гегелем, наиболее полно и системно из современников поставившим социально-философскую проблему формирования и эволюции наций. По сути, именно Гегель ввел само понятие «нация» в качестве базовой категории социально-философского дискурса.

Социально-философская доктрина Гегеля базируется на постулате о том, что историческое развитие человечества предопределяется эволюцией «мирового духа», который самореализуется в социальных проявлениях «духа нации» («народного духа»).

По Гегелю, каждая нация характеризуется развитием «народного духа», который, проявляясь в социальных формах, «есть определенный дух, создавший из себя наличный действительный мир, который… существует в своей религии, в своем культе, в своих обычаях, в своем государственном устройстве и своих политических законах, во всех своих учреждениях, в своих действиях и делах»¹⁷².

При этом гегелевский «дух народа» является формой проявления «мирового духа»: «Принципы духов народа в необходимом преемстве сами являются лишь моментами единого всеобщего духа, который через них возвышается и завершается в истории, постигая себя и становясь всеобъемлющим»¹⁷³.

Гегелевский «мировой дух» воплощается в истории: «Во всемирной истории идея духа проявляется в действительности как ряд внешних форм, каждая из которых находит свое выражение как действительно существующий народ. Но эта сторона этого существования дана как во времени, так и в пространстве в виде естественного бытия, и особый принцип, свойственный каждому всемирно-историческому народу, в то же время свойственный ему как природная определенность».

Будучи воплощением «мирового духа», «народный дух» самореализуется в форме государства: «То общее, которое проявляется и познается в государстве, та форма, под которую подводится все существующее, является вообще тем, что составляет образование нации. А определенное содержание, которому придается форма общности и которое заключается в той конкретной действительности, которою является государство, есть сам дух народа»¹⁷⁴.

При этом в трактовке Гегеля «нация» и «государство» образуют диалектическое единство, причем роль государства состоит в интеграции индивидуумов в социальную целостность, население, в собственно «народ» (volk).

Понятие «народа» Гегель определяет, исходя из противопоставления двух семантически устоявшихся латинских терминов: populous, как гражданское сообщество, и vulgus, означающего «стадо», «толпа», «чернь», «масса». Поясняя различие между механической суммой индивидов и «народом», как коллективным целым, Гегель пишет: «…агрегат частных лиц часто называют народом; но в качестве такого агрегата он есть, однако, vulgus, а не populus; и в этом отношении единственной целью государства является то, чтобы народ не получал существования, не достигал власти и не совершал действий в качестве такого агрегата. Такое состояние народа есть состояние… неразумия вообще»¹⁷⁵.

Таким образом, нация, по Гегелю, есть не механическая сумма индивидов, соотносимая им с латинским vulgus (что семантически близко к «толпе», «массе», «черни»), а сложная системная совокупность индивидов, структурированная государством в единый политический субъект, коллективную личность, обладающую волей и «душой», то есть развитым групповым сознанием и самосознанием.

При этом гегелевская «нация» соотносится им с латинским populus, изначально обозначавшим римский народ, как организованный законом коллективный политический субъект, члены которого наделены правами и обязанностями в рамках римской республики.

Показательно, что центральная роль в гегелевской модели государства принадлежит тезису о первичности «духа нации» («народного духа»). Его рождение можно трактовать как появление группового сознания, как необходимого условия становления нации. Это превращает «социальную группу в себе» в «социальную группу для себя», социальный объект в социальный субъект, способный к самосозиданию и саморазвитию, к изменению исторических форм при преемственном сохранении коллективного самосознания.

Абстрактный, общефилософский взгляд Гегеля на государство, раскрытый в «Философии духа» и «Философии истории», не представлял бы такого интереса, если бы не влияние Гегеля на становление германской нации, как косвенное, через марксизм, так и прямое – через достаточно конкретный теоретический вклад в процесс успешного национально-государственного строительства в Германии XIX века.

Прежде всего, существование «нации» Гегель связывал не с любым номинально суверенным государством (а такими государствами были типичные германские княжества и курфюшества), а государством крупным, полиэтничным, многосубъектным, и при этом экономически и политически самодостаточным.

При этом главную историческую функцию идеального государства Гегель видел в последовательной политической и культурной интеграции (точнее, применительно к Германии, реинтеграции) исторических провинций, разобщенных в период феодальной раздробленности.

Таким образом, вектором исторического прогресса, необходимыми условиями творения идеального «государства-нации» Гегель считал два процесса.

С одной стороны, это было строительство собственно государства – «собирание земель» в крупное политическое и экономическое пространство.

Однако главным условием создания идеального государства (по Гегелю) было все же строительство нации как социальной общности, предпочтительно создаваемой на основе однородного исторического этнокультурного субстрата (германские княжества), объединенного не только и не столько властью, сколько «духом нации».

В «Конституции Германии» Гегель трактует историю Германии как распад изначальной германской нации—государства на «бюргерские государства», в которых политически раздробленный германский народ может утратить духовную идентичность – «дух германской нации».