Я нахмурился, придирчиво осмотрел работу цирюльника, повертев головой. Должно быть, не у всех столь острое зрение, особенно в старости. Да и, будем честны, когда мужчины Воснии выглядели опрятно: брились, умывались, расчесывали колтуны? Я давно покинул остров и отчий дом. Больше не будет ни терм, ни ровных воротников, ни чистых простыней. Восния – край грязнейших людей. Людей хуже самой грязи. Для кого я вообще стараюсь?

Рут продолжал ухмыляться. Уж он-то знал, для кого.

– Пожилые вдовы будут в восторге, готов ставить на это все свои зубы, дружище. Такого они еще не видали.

«Приплывший из-за моря аристократ без земель вернулся с войны и ищет выгодный брак».

Разве у пьянчуги могла родиться идея получше? Да и я хорош: согласился же. Сотню раз пожалею, забуду про хороший сон…

– Только рожу сделай попроще. – Рут ткнул флягой в мою сторону.

Я глянул в зеркало в последний раз. И что не так с этим лицом? Грядущее корчило мне рожи куда хуже.

– Сталбыть, я сгодился? – напомнил о себе старик.

Я поднялся, кивнул и скинул медяк сверху: нет никакой вины цирюльника в том, что в Воснии все идет наперекосяк. Мы оседлали коней, не проверяя поклажу – воровать у нас теперь, кроме седел, было нечего.

Осенняя свежесть приглушала уличный смрад. Подмастерья суетились, гнули спины, вытирали пот со лба – полны надежд и заблуждений. Еще пару лет назад я был таким же. Шел под флаг, торопился на войну, полагая, что хуже бандитов Крига ничего быть не может. Что нет участи паршивее, чем выступать на турнирах, побеждая по команде, но куда больше – проигрывая, поддаваясь. Все ради того, чтобы золото со ставок попадало в правильные руки – руки моего хозяина, последней скотины, что держала меня на коротком поводке.

– Рожу, говорю, сделай попроще. – Рут почти прикончил то, что осталось во фляге, и совсем повеселел.

Единственный друг, который стерпел все и остался на моей стороне. Вероятно, я не заслужил даже этого.

После разоренного Волока улицы Оксола казались безупречными. Здесь и там возводили новые дома, пекли свежий хлеб. Сытые, румяные дети гоняли дворовых котов…

– Давай освежу тебе память, пока не поздно. Как зайдешь на банкет, будь вежлив: подавай руку, кланяйся и все такое прочее.

– Это и так ясно, – вздохнул я.

Рут глянул на меня с сомнением, вытер нос рукавом и продолжил:

– Я поспрашивал: вдов будет с лихвой, не проворонь ни одну. Гранже оставь напоследок, хоть она и моложе всех. У ней на содержании три любовника, и парочка из них – гвардейцы. Туда лучше не лезть, сечешь?

Я кивнул.

– Буду держаться подальше. Напомни: высокая, все лицо в родинках?

– Ага. Не женщина, а сплошная проблема. – Он почесал нос. – Впрочем, после твоей подружки из Крига эта – сущий ангел.

– Из Крига? Ты о ком? – Я сделал вид, что ничего не помню.

Приятель хмыкнул.

– Так или иначе, ближе всех к смерти старушка Йелен – бывшая жена казненного мятежника. – Рут смягчил горло сливянкой. – Чем ейный муж провинился, я так и не вынюхал, но ты в голове держи. Что еще…

Хромой попрошайка встал посреди дороги, явно нацелившись на нашу совесть. За шесть лет жизни на материке я не обнаружил сострадания ни у всадников, ни у пеших бедняков.

– Пошел вон, – огрызнулся я.

Видит небо, через пару недель мне и самому пригодится парочка медяков. Рут прикоснулся к рукояти ножа, и бедняк излечился от хромоты.

– Так о чем бишь я, – невозмутимо продолжил приятель, когда мы отправились дальше. – По поводу сестер Бринс: тебе сойдет любая. Светленькие, по волосам узнаешь. Да только сказывают, что доходы у них все хуже…

Я покосился на приятеля и перебил:

– Где ты это все разнюхал?

– Где пьют, там всегда хорошо болтают.

Ему ли не знать. Мы проехали забегаловку «Гусь». Осталось всего две развилки, чтобы повернуть назад, пропустить чертов банкет и сбежать.

– Про Бовилль и Карнаух я тебе уже докладывал. – Рут подцепил это слово после того, как ходил разведывать под флагом.

– Мгм. Держаться подальше от первой, подумать насчет второй…

– Нет, ты все напутал, – раздраженно сказал Рут. – Карнаух сама та еще охотница, к ней не суйся. Овдовела дважды за пять лет, и с отличным прибытком. За ней пастбищ не меньше, чем у Малор. Гиблое дело.

От подробностей начинала трещать голова.

– Выходит, Бовилль не так плоха – та крупная дама с жестокими сынками?

Приятель кивнул и поковырялся в зубе.

– Есть еще навозная графиня, скупщица скорняжных мастерских – мегера Малор. Поговаривают, что она свела мужа в могилу. – Рут поковырялся в ухе, в котором явно побывало слишком много сплетен за последние дни. – Отравила или извела мерзким нравом.

– Славная компания. – Я замедлил коня, рассмотрев шпили резиденции. – И как мне выбрать?

– Если у тебя вовсе будет выбор, приятель, – Рут дернул плечами. – Я бы надеялся на наименее худшую.

– Это которая?

Мы помолчали. Если уж и Рут заткнулся, дела мои плохи, нечего и гадать. Площадь приближалась. Острые концы башен резиденции торчали, как колья в охотничьей яме.

– Проще сказать, с кем не стоит водиться, – снова заговорил Рут. – Про Карнаух и любовничков Гранже ты все знаешь. А помимо… я бы остерегался графини. Ну, той, которая одного мужа извела.

Я усмехнулся, покачав головой:

– За два года я успел связаться с куртизанкой, которая пыталась прикончить все войско Восходов, и с оторвой, которая…

– Э-э, нет, приятель. Тут другое. Обо всех чего-то не договаривают, а графиня Малор известна каждому пьянице в округе. – Рут поднял палец к небу. – Ты дослушай, не торопись. У Венсель странные дела с банком Арифлии, о которых никто ничего толкового не расскажет. У Бовилль сыновья – те еще ублюдки, похуже твоих сотников…

– Наших. Бывших наших сотников.

– Ты слушай. Сестры Бринс в последние годы беднеют и безвозмездно дают в пользование славные земли под Квинтой. Венсель, Бовилль, Бринс, Карнаух. Один слух на каждую. Что же Малор? – Рут промочил горло. – Жестока, с отвратительным нравом, весь ее прибыток с наделов покойного мужа, а еще сказывают, что сношается она со свиньями, не подмывается годами и балуется искрицей в игорных домах. – Я поднял бровь, Рут уточнил: – Сечешь? Захочешь чего добавить или сочинить – уже некуда. Человек, у которого нету тайны, страшнее всех вместе взятых, коли меня спросишь.

Спрашивать о чем-либо уже не имело смысла. Мы прибыли на площадь.

– О, дьявол. – Мне захотелось вернуться к баллисте и требушету под стенами осажденного замка. Тихое, спокойное место. Враги за стеной и враги под чужим флагом. Все ясно и понятно.

На площади Годари все одновременно могли стать мне друзьями или врагами. Новые лица и никаких правил. Почему-то гвардейцев в этот раз было меньше, чем два года назад, когда я впервые встал под флаг.

Зал для банкета выбирали без усердия: невысокое здание с кованым забором и крупными окнами на фасаде. При входе скромные ворота. Не дворец – с тем же успехом внутри могли соорудить ристалище.

– Рожу попроще, – напомнил Рут.

Кожа на лице зачесалась, и я потер подбородок.

– Я слышал, женщинам нравится неотесанная грубость.

– Этого в тебе точно нет, и не мечтай, – прыснул приятель.

В последнее время я вообще не знал, что во мне есть хорошего. Тем более для воснийских вдов. Приятель слез с кобылы и привязал ее.

– Бывай. И чтоб к утру вернулся женатым!

– Дважды, – съязвил я, спешился и вручил Руту поводья.

Через две сотни шагов меня ждал самый страшный позор в жизни. Между мной и позором стояло последнее препятствие – охрана.

Я прочистил горло и посмотрел в глаза привратнику. Здоровяк без шлема, в короткой бригантине, а рядом с ним тощий восниец в старом нагруднике – прихвостни Варда влегкую перебили бы весь банкет, не вспотев. И за что им платят жалование?

Я сдержанно улыбнулся и протянул ладонь:

– Добрый день!

Здоровяк покосился на меня сверху вниз, но руки не пожал.

– Меня зовут Лэйн Тахари, я по приглашению.

«Если приглашением можно считать пару золотых, оставленных в кармане клерка».

– Что-то я егой не припомню, – сказал сосед здоровяка.

Все внимание двух охранников безраздельно стало моим.

– Мы с вами и не могли повстречаться. Несколько дней тому назад я вернулся с запада, после похода на Волок. – Глаза здоровяка только сощурились в подозрении. – Бился с Долами под командованием господина Эйва Теннета и одержал победу. – Оксол хуже деревни, никакого узнавания на пустых рожах. – Мы взяли замок Бато, мятежного лорда…

– Что-то я о таком не слыхал.

Я потер уголки глаз у переносицы и выдохнул:

– Господин Годари лично выехал из ворот Оксола с месяц назад, чтобы повесить свой герб на воротах замка. Под Волоком, на гиблом всхолмье…

– Что-то я такого не знаю, – все больше унывал сосед здоровяка.

«Любопытно, хоть один из них научен читать, чтобы свериться со списком?»

– Я не тороплюсь, – солгал я. – Подожду, пока вы проверите имена гостей.

Охранники переглянулись. Один дернул плечами.

– Дак нету никакой бумаги, милорд. Мы ж грамоте не тогой, – хихикнул он, а здоровяк притих, будто вовсе про меня позабыл.

В зале за широкой дверью уже начали банкет. Подвижек не было. Возможно, общение с вдовами – наименьшая из моих проблем. Молчание затянулось.

– Дорогу, – окликнул меня грузный восниец со свитой.

Я посторонился. Ворох цветистого тряпья прошмыгнул в арку.

– Доброго денечка, господин Кумывах! – раскланялся охранник запоздало.

«А может, этот умник из канцелярии просто нагрел руки и был таков: нет никакого списка и не бывает никаких приглашений для чужаков вроде меня? Даже за золото».

– Я подожду, – повторил я с меньшей уверенностью.

– Списки нонче им подавай…

– Кто вас приглашал? – удивительно спокойно спросил здоровяк, который и был главным, судя по всему.

Кажется, клерк упоминал чью-то фамилию. Дьявол… Как его звали? Гремер, Грабаль, Горваль? Я выпрямился и сказал так, чтобы неучи не разобрали и половины слогов в фамилии.

– Приглашение я получил от господина Граваля.

– Как-как?

– Что-то я такого не припомню…

– Гербаля!

– А-а, Горваль, – протянул здоровяк и переглянулся с соседом. Тот посмурнел и сплюнул на лестницу. – То – дело другое.

После этих слов он шагнул ко мне и по-хозяйски обшарил руками почти все места, где можно припрятать большой нож. Я держал руку на кошельке: здоровяк дважды полез к поясу, будто не видел, что там не висят ножны. Кто же прячет оружие на самом видном месте?

«Наверное, те же люди, которые платят клеркам, чтобы попасться на глаза влиятельным вдовам».

– Все? – уточнил я, когда рука снова потянулась к моим деньгам. – Там только медь, брать у меня нечего.

«Все ушло на гребаный плащ, новые сапоги, цирюльника, мыльню и три ночи пьянства, пока я мирился с неизбежным».

Почему-то здоровяк не отошел, когда закончил искать железо.

– Ну иди, смельчак, – сказал он тише. – С такой рожей тебя, того гляди, пристроят…

– К лорду Бринсу! – хрюкнул сосед. – Слыхал я, он страшно одинок.

Он так мерзко ухмыльнулся, будто я пришел свататься к нему или его старухе. Или будто стоять у дверей – роль почетнее, чем стать первым мечником в Криге.

Двери мне никто не открывал и не придерживал. В проеме показался отощавший мужчина в вытянутой шляпе. С неохотой уступил мне дорогу.

– Зря вы сюда наведались, здесь счастья нет, – грустно заметил он, покидая банкет, едва тот начался.

– Как и нигде в Воснии, – я пожал плечами и вошел в просторный зал.

Без мечей, в тонком дублете и ярком плаще я чувствовал себя абсолютно нагим. Высшее общество Оксола уставилось на меня не хуже солдат Долов: казалось, сейчас принесут столовые приборы и начнется резня.

Впрочем, такие, как я, не заслуживали ни приветствий, ни долгого взгляда. Гости банкета быстро вернулись к своим делам.

Все, как и говорил Рут. Вдовы, благородные семьи, гвардейцы и прилипалы вроде меня. Вот в самом углу шепчутся представители Восходов – три здоровых лба, сыновья Бовилль. Ждут, когда их пожилая матушка ляжет в гроб, осчастливив наследством.

Самые сытые люди города. Я знал, что им отошли хорошие земли под Волоком, в самых предместьях. Земли, за которые я проливал кровь и сам дважды чуть не простился с жизнью. Земли, в которых оставил больше друзей, чем приобрел за время похода.

Двери в зал снова распахнулись, и голоса притихли.

– Милорды и миледи! Главное блюдо от господина Соултри!

На стол подали огромный поднос с крохотными обрезками. Снова зазвучал хор голосов.

– Подкопченная дичь! – выкрикивал другой слуга, будто торговал на базаре. – Из угодий Ее величества…

Одновременно работали десятки ртов: перемывали кости друг другу, причмокивали, пробуя вино и мясо, кривились в фальшивых улыбках или скрывали мерзкие тайны.

Молчали эти рты о том, что госпожа Карнаух овдовела дважды, и оба раза – весьма выгодно. Молчали, что сыновья леди Бовилль вешают молоденьких служанок на заднем дворе имения. После чего или перед чем – молва не уточняла. Молва…

Я бы не верил слухам, если бы не знал, каковы воснийцы на самом деле.

Под расписным потолком собрался весь цвет Оксола: Восходы, дальние отпрыски династии Орон-до, местные повелители пшена и стали, разбогатевшие лавочники севера, воротилы поланских хребтов. Наши чувства были честны и взаимны: не глядя на статус и достижения, счета в банке и ухоженный вид, я ненавидел их всех одинаково.

За ближним столом спорили вдова Гранже и командир гвардии:

– Может, вы будете так любезны и приструните головорезов у рыночной площади?

– Помилуйте, вы их точно спутали с зазывалами Виго, никакие они не бандиты. Просто, э-э, своеобразны, весьма. Да будет вам известно, в Оксоле уже десять лет как не встречалось ни одной банды…

– Что же, дела в городе так плохи, что и бандиты чураются наших улиц?

– Мама, прошу вас! – воскликнул гвардеец и начал что-то лепетать вполголоса.

Я осторожно обошел их стороной. Возле окованной бочки с вином шептались сестры Бринс. «Светлые волосы», как же. Каждая из них сгодилась бы Руту в матери.

«Немного обаяния, дерзай!» – советовал приятель. Я не представлял, как можно быть обаятельным с людьми, от которых хочется бежать.

Присвоив свободный кубок со стола, я подошел к бочке и наполнил его. Вдовы Бринс говорили очень громко и явно имели проблемы со слухом.

– Глянь, еще один попрошайка с Излома, – сказала одна на ухо своей сестре.

Впрочем, проблемы у них водились не только со слухом, но и с тактом. Я пригубил вино и отошел подальше. К счастью, совсем недалеко стояла вдова Венсель, и даже не была занята: перебирала угощения вилкой, явно задумавшись о своем. Сухопарая, с продолговатым лицом, безупречно одетая. Не самый худший вариант.

– О, нет-нет-нет, – почти взмолилась она, едва мы встретились взглядом, – мне вас не надо, хватит с меня!

– Но, позвольте, мы даже не знакомы, – вежливо улыбнулся я.

– Поверьте, будь вы хоть чем-то мне полезны, я бы давно нашла вас сама. Пойдите прочь! – Венсель едва сморщила нос, приподняла юбку и отошла в другой конец зала.

На столе осталась брошенная вилка, судя по всему, из серебра. Я сохранил невозмутимый вид и угостился с соседнего подноса, будто так и было задумано.

– Смотри, ко всем лезет, – так же громко судачила за спиной одна из сестер Бринс.

Угощение оказалось безвкусным. Место Венсель вдруг занял поланский аристократ в летах. Сразу же за его спиной и сбоку от меня возникли гвардейцы. Не местные – другой доспех и цвет на рукавах. Кусок застрял в горле.

– Господин Лэйн, – расплылся поланец в хищной улыбке. – Рад, рад. Так и знал, что вы быстро подыметесь.

Я осторожно проглотил плохо пережеванное мясо. Поланец продолжал:

– Оно и ясно. После короны турнира – как не подняться? Какие-то два года. Все по заслугам, скажу я вам. Ах, какой славный был поединок! – он закатил глаза, будто не видел ничего лучше. – Раздели Беляка, как девчонку. А Лэнгли, этого бездарного свинопаса? Как вы его, хватило бы и одного меча!

Похвала в Воснии пугала больше, чем оскорбления. За спиной поланца кто-то знакомился с вдовами, пока я прохлаждался.

– Благодарю, э-э, не знаю вас по имени…

Охрана поланца посмотрела на меня с презрением, будто я плюнул в знатное лицо.

– Ах, если бы мой сын хоть наполовину был бы так же хорош, как вы, – вздохнул поланец, пропустив все мимо ушей. – Дурная кровь! Настоящее проклятие. Не зря старый провидец Грэм сказал мне в ту ночь: ослабеет твой род…

– Прошу меня извинить, – я осторожно вклинился в эту тираду и склонил голову, – но я крайне занят, пришел по делу.

Поланец погрустнел и приблизился. Положил мне руку на плечо:

– Где же мои манеры, вы абсолютно правы! Что же, не держу вас. – Он убрал руку. – Возвращайтесь, как будете свободны. Мне есть что вам предложить, господин Лэйн.

Люди с предложениями. Валун Вард и его бандиты в Криге. Таким сотрудничеством я наелся сполна.

Какое-то время я избегал хищного взгляда вдовы Гранже, пока дожидался, как освободится неуклюжая Бовилль. Из обрывков торопливой беседы я понял, что на банкете она обсуждала железный рудник возле Красных гор с каким-то купцом. Но и с ней знакомство не сложилось.

– Идите дальше к своим поланским дружкам, – фыркнула она, обмахиваясь веером. – От вас несет.

Возможно, некоторым женщинам не по душе запах мыла. Я не стал спорить и вернулся к столу. По счастью, поланец куда-то пропал, и я остался в одиночестве. Копченая дичь оказалась не такой безвкусной, хоть ее почти и не пробовали другие гости. Признаться, дичь – лучшее, что было на чертовом банкете.

– Вы, я слыхал, с войны вернулись?

Почему-то ко мне в друзья постоянно набивались одни мужчины. Вот и этот объявился, словно его ждали. Купец с обветренным лицом. Пришел без свиты и охраны, почти такой же несуразный, выходит, как и я.

– Ищете работенку? – прогундел он, вместе с этим стараясь проглотить как можно больше мясных рулетов с подноса.

Я покачал головой. Работенки в Воснии с меня хватило.

– Ищу свой дом. Место, где…

«Где меня будут ждать? Где я буду наконец-то свободен?»

Рулеты один за другим исчезали с подноса. Купец внимательно слушал, не забывая жевать. Я уже и сам не знал, что ответить.

– У вас даже дома нет? – уточнил он, окинув взглядом мою одежду. – Ну и времена настали. Может, скажете еще, что вы без права на меч?

Удивительно, компания голодного купца оказалась приятнее прочих.

– Я беден, но не настолько.

Рулет замер на пути ко рту. Мой собеседник поморщился, положил его обратно. Ушел, ничего не сказав.

Осталось два стола, за которыми я мог найти новое унижение. Вздохнув, я отправился к компании вдовы Йелен, самой пожилой из гостей. Кругом, как стервятники, уже пристроились другие гвардейцы, торгаши и странный солдат, что был одет проще, чем сотник в походе.

Поздороваться я не успел – меня, будто случайно, оттеснили к концу стола. Я сделал несколько шагов назад, чтобы не упасть.

– Ох, вы не могли бы отойти? – громко сказал дородный мужчина.

При этом сам никуда не спешил, оставался рядом. Ошивался поблизости, словно карманник. Я увидел, как госпожу Йелен повели к выходу.

– Вы что-то хотели? – устало спросил я.

Снова эта гримаса. Отвращение, ненависть, презрение? Должно быть, все сразу.

– Удивительная наглость, – почти шепотом объяснил мне мужчина, явно опасаясь привлечь внимание. – Ты вообще откуда всплыл, мальчик? Да ты хоть знаешь, сколько мы здесь стараемся, чтобы вот так стоять рядом? Я три года…

– Шесть лет.

– Что?

– Шесть лет я пахал, чтобы оказаться здесь.

Собеседник поджал губы.

– Теперь это называют работой? Когда мужчина идет в шлюхи? – прошипел он совсем тихо, а затем добавил громче: – Падение нравов! Никаких устоев…

Из вдов остались только леди Карнаух, сестры Бринс и дылда Гранже, сверлившая меня пристальным взглядом, равно как и ее свита из гвардейцев. Остальных я не узнавал.

Вместо старой жены я приобрел только новых врагов.