Биографический очерк А. А. Никонова

С портретом Монтескье, гравированным в Лейпциге Геданом

Введение

Немного найдется писателей, которые оказали бы такое глубокое и плодотворное влияние на своих современников, на монархов и государственных деятелей, на последующие поколения и даже на положительное законодательство почти всех стран Европы, какое, несомненно, имел Монтескье.

Кроме того, им немало сделано для политических наук и для истории. Он был вторым после Вико писателем, не только догадывавшимся, что историческими событиями правит не слепой случай или произвол, но убежденным в том, что в этой области, как и во всех мировых явлениях, все совершается по закону причинной связи. Он вполне справедливо считается одним из основателей науки государственного права и предтечей немецкой исторической школы правоведов. Но главная заслуга Монтескье перед человечеством и главное его значение в том, что он первый познакомил Европу с английскими государственными учреждениями, что он первый понял их значение и достоинства… В XIX веке эти учреждения в несколько измененном виде были заимствованы всею Европою и стали весьма важным фактором европейской культуры и цивилизации.

В первой половине XVIII века, когда писал Монтескье, еще только намечалась та масса самых близких для человека вопросов, которые впоследствии были выдвинуты мыслителями этой эпохи. Умы невольно обращались к исследованию условий общественной жизни, находившихся в явном несоответствии с народившимися и осознанными потребностями. Везде в Европе, кроме Англии, царил абсолютизм; личность была подавлена, и массы находились в полурабском состоянии. На континенте Европы того времени не существовало человека и гражданина: были дворяне, духовные, ремесленники, крепостные, свободные крестьяне, купцы, – но вне этих узких сословных рамок человек сам по себе был ничто, так как государство того времени не хотело знать такого человека и признавало его только под каким-нибудь ярлыком.

Протест личности против векового гнета, против сословных рамок, стеснявших ее деятельность во всех направлениях, составляет лозунг философии XVIII века.

Особенно ярко и резко протест этот выразился во Франции. Блестящее по внешности царствование Людовика XIV истощило страну; королевский произвол и злоупотребления больших и малых властей дошли до крайних пределов; экономические силы страны были подорваны; власть теряла свой авторитет в глазах всех. Чувствовалось, что такое положение долго продолжаться не может, – и мысль «философов» работала, раскрывая обществу глаза на настоящее и указывая на перспективы лучшего будущего.

Если Вольтер может считаться наиболее типичным представителем своего века в области верований и убеждений, если Руссо горячо призывает к братскому единению между людьми, то Монтескье является апостолом политического гражданства. Он прежде всего человек и гражданин и всегда и везде ищет и указывает те пути, какими человечество должно идти, чтобы признать и уважать гражданина в каждом человеке.

Но Монтескье не сразу был вполне понят и оценен своими соотечественниками. Сравнительная умеренность его взглядов, некоторая доля сословных предрассудков, не чуждых его произведениям, на каждом шагу встречаемые в них указания на необходимость считаться с действительностью и с наследием истории, – все это не могло прийтись по вкусу французскому обществу XVIII века, готовившемуся к коренному пересмотру всего общественного строя. Более смелые, чисто рационалистические построения других его великих современников лучше отвечали господствующему настроению. «Персидские письма», гораздо менее глубокие в философском отношении, чем «Дух законов», приняты лучше, чем это последнее произведение, и читались, во всяком случае, больше. Это потому, что Монтескье написал «Персидские письма» в то время, когда сам еще почти вполне подчинялся господствующему направлению и не успел занять еще того самостоятельного положения в умственном движении своего века, которое занял впоследствии с выходом в свет «Духа законов». Но зато вне пределов Франции, в остальной Европе, где не было такого противоречия между настроением общества и действительностью, или потому, что эта действительность лучше отвечала назревшим потребностям, как, например, в Англии, или же потому, что само общество не было настолько подготовлено к освобождению от сковывавших его уз, как на континенте Европы, – там Монтескье скоро нашел ревностных приверженцев, старавшихся провести его идеи в жизнь, и между этими приверженцами его взглядов встречаются монархи и известнейшие государственные деятели.

Екатерина II, увлекавшаяся в юности французской философией вообще, остановилась на сочинениях Монтескье, потому что в них нашла более всего приложимых к жизни указаний, которыми, как ей казалось, можно будет воспользоваться. Она включила в свой знаменитый «Наказ» много взглядов, заимствованных у Монтескье, и сама писала, что «изрядно обобрала г-на президента для блага своих подданных». Грандиозная затея Екатерины не удалась, потому что была задумана слишком широко, да и взгляды самой императрицы, под влиянием дальнейших событий, успели измениться; но ее «Наказ» не остался без влияния на направление нашего дальнейшего законодательства, а провозглашение с высоты трона великих освободительных идей послужило сильным толчком к самосознанию русского общества.

Прусский кодекс 1792 года составлен под непосредственным влиянием «Духа законов», и деятельность известного прусского министра-реформатора Штейна получала вдохновение из того же источника. Вашингтон был знаком с произведениями Монтескье, и американская конституция составлена не без заимствований из его великого творения. В Англии Блекстон, до сих пор считающийся авторитетнейшим знатоком государственного права, только развивал идеи Монтескье.

Что касается Франции, то и здесь в революционную эпоху делались попытки приложить на практике идеи Монтескье, окончившиеся неудачей, так как идеи эти были поняты слишком буквально и доведены до уродливой крайности. Я говорю о конституциях 1791 года и VIII года республики, представлявших чересчур последовательное и узко понятое применение учения Монтескье о разделении властей и просуществовавших весьма недолго.

Даже люди, придерживавшиеся в своей политической деятельности направлений, резко расходящихся с личными взглядами Монтескье, черпали из его произведении много полезных указаний, аргументов и теорий. Конечно, они брали то, что им было нужно в данную минуту, умалчивая о том, что противоречило их деятельности, – и всегда находили что-нибудь пригодное для себя, так как Монтескье, будучи сторонником известного государственного строя для своей родины в свое время, не считал его абсолютно пригодным всегда и везде. Он старался понять и оценить всевозможные формы политических учреждений; поэтому-то из его произведений и могли черпать небесполезные указания даже люди, которые были бы его политическими врагами, если бы жили с ним в одно время, и поэтому его произведения долго еще не утратят своего значения, какие бы изменения государственного строя ни суждено было в будущем пережить Европе.

Глава I. Детство и юность

Предки и родители Монтескье. – Первые годы детства. – Пребывание в колледже. – Изучение права. – Смерть отца и женитьба.

Шарль-Луи Сегонда барон де Ла-Бред и де Монтескье родился в замке Ла-Бред близ Бордо 18 января 1689 года.

Фамилию Монтескье, получившую всемирную известность, он принял впоследствии, в 1716 году, когда его бездетный дядя, которому эта фамилия принадлежала, под условием ее принятия завещал ему все свое достояние, состоявшее в обширных землях, доме в Бордо и должности президента бордосского парламента. Монтескье принадлежал к довольно знатной дворянской фамилии. Его предки еще в хрониках XVI века упоминаются в качестве вассалов и придворных наваррских королей, а в XVII веке его прадед Якоб Сегонда получает от Генриха IV баронское достоинство.

Род Монтескье принадлежал к числу тех немногочисленных дворянских родов Франции, которые сохранили живую связь с провинцией, не растратили окончательно своего достояния и не обратились в льстивых и жалких придворных Короля-Солнца. Этому, конечно, в значительной степени благоприятствовало то обстоятельство, что еще дед Монтескье Жан-Батист-Гастон Сегонда занимал должность парламентского президента в Бордо и что должность эта, по законам того времени, переходила затем к старшему члену рода. Младшие члены фамилии также занимали должности в провинциальной магистратуре и администрации и жили в Париже лишь временно.

Дело в том, что французское дворянство того времени резко делилось на родовое и служилое. Родовое дворянство, насчитывавшее длинный ряд благородных предков, имело доступ ко двору, занимало придворные должности и служило в королевской армии; служилое же дворянство, не имевшее свободного доступа ко двору, занимало должности по гражданской администрации и, главным образом, наполняло собою магистратуры. Многие должности составляли частную собственность занимавшего их лица и могли передаваться по наследству или просто продаваться в другие руки с весьма незначительными ограничениями. Французские короли, имея постоянную нужду в деньгах, создали массу должностей, с обладанием которыми было связано приобретение дворянства, и торговали этим товаром весьма бойко. Таким образом, в среду высших сословий постоянно вливался свежий поток самых энергичных элементов буржуазии, – и служилое дворянство действительно составляло самую бодрую и здоровую часть привилегированных классов Франции. Но, конечно, родовая знать смотрела на него свысока – с тайной завистью и явным презрением.

Монтескье принадлежал по рождению к родовой знати, но его предки предпочли блеску придворной жизни хозяйство в своих поместьях и парламентскую службу, что указывает уже на значительную долю независимости их взглядов и характеров. Для характеристики предков Монтескье следует упомянуть еще здесь о том, что, приняв в свое время протестантизм, они вновь перешли в католичество вместе с Генрихом IV, когда того потребовали обстоятельства, и выдвинулись на службе при самом просвещенном и либеральном дворе наваррских королей.

О родителях Монтескье нам известно немногое. Отец его как младший брат в семье не получил родовых земель, но зато за женою взял в приданое замок Ла-Бред, в котором и жил большую часть своей жизни, занимая вместе с тем должность синдика города Бордо. Это был человек, довольно просвещенный для своего времени, подобно своим предкам, независимый во взглядах и мнениях, гордый своим благородным происхождением, но видевший свое достоинство не в одной близости к особе Короля-Солнца. Он был неплохой хозяин и хороший семьянин.

Мать Монтескье, происходившая из английской фамилии Пенель, оставшейся во Франции после удаления англичан по окончании Столетней войны, была женщина неглупая, очень религиозная и склонная к мистицизму. Она умерла рано, когда Монтескье было всего семь лет, оставив на руках его отца шестерых детей.

Отец Монтескье написал краткую характеристику своей жены, желая, как говорит он, чтобы его дети имели хоть какое-нибудь представление о своей матери, которую некоторые из них совершенно не могли помнить.

«Она была среднего роста, – пишет он, – бесконечно кротка и обладала чудным лицом. У нее был чисто мужской ум, способный интересоваться серьезными делами; она не имела пристрастия к пустякам. К детям своим она питала невыразимую нежность. Ее обыкновенным чтением было Евангелие. Я нашел после ее смерти плеть для бичеванья и железный пояс, которые она употребляла при жизни, но о существовании которых я не знал».

Монтескье был крещен в приходской церкви, находившейся под патронатом его отца. Крестным отцом его был нищий по имени Шарль, в честь которого он и получил это имя. В молитвеннике одной крестьянки сохранилась заметка об этом крещении. «Крестным отцом был нищий Шарль, – пишет она, – чтобы постоянно напоминать ему (то есть Монтескье), что бедные – его братья. Да сохранит Бог это дитя!» Обычай делать восприемниками своих детей нищих был довольно распространен во Франции, да и у нас в дореформенную эпоху в помещичьей среде нередко практиковалось то же самое.

Вскоре после рождения ребенок был сдан кормилице-крестьянке и находился на ее попечении в течение первых трех лет своей жизни на одной из пяти мельниц, имевшихся при замке. Ребенок родился слабым, но молоко здоровой кормилицы и, может быть, простота обстановки закалили и укрепили его организм.