«Все теперь знаем - и как шашель порошная нам супорос закунявила, и как лубяная суметень нам уд кондыбила.»
На самом деле, очень интересно читать книгу, написанную почти два десятилетия назад. Виктора Олеговича называют современным классиком и, на мой взгляд, справедливо. Ведь каково одно из главных, имманентных свойств классики? Актуальность во все времена, в чем лишний раз убеждаешься, читая сии сочинения Пелевина. Многое, что было написано в те времена, цитируя автора, «потеряло актуальность, как потеряли ее расклешенные штаны, трансцедентальная медитация и группа “Fleetwood Mac”». Но не Пелевин, его идеи и мысли, выраженные в этих коротких произведениях.
«Затворник и Шестипалый», «Проблема верволка в Средней Полосе» - традиционные для Пелевина фантасмагории. Первая - о том, что мы сами страшимся свободы и противимся ей, как социум птичника, полагающий себя центром Мироздания. О том, что можно и научиться летать, и тогда ... Но для кого-то это «и тогда» так и не наступает, так и остаются кудахтать под лампочками-светилами под надзором «богов». «Верволк», наверное, о том же, здесь Мастер проявляет себя во всей красе - иногда кажется, что так писать просто невозможно, изящно и изобретательно.
Отдельного внимания заслуживает «День бульдозериста», этакий кафкианский портрет совка во всей его абсурдности и уродливости. Закрытый город Уран-Батор, атомные фабрики, идолы Мундиндель, Бабаясин и Сандель, правда, Сандель впавший в немилость у властей, практически не упоминается. Партсобрания, «модели хозрасчета», «отмирись от меня на три мая через Людвига Фейербаха и Клару Цеткин», непременное бухло в гигантских количествах и прочие очень знакомые события и явления.
Безысходность, о которой в свое время писал еще Эренбург в «Проточном переулке»: «Советские праздники не в обиде — гармошка, вино, даже танцы, то есть безысходное топтание на одном месте: здесь живу, здесь и сдохну.» У Пелевина: «Несколько повторяющихся нот из «Подмосковных вечеров» - словно пластинку заело, и ржавый голос безнадежно задавал тусклому московскому небу вечный русский вопрос : «есть ли бзна?.. есть ли бзна?.. есть ли бзна?»
Стра-на мо-я сво-бод-ная!
Как бом-ба во-до-род-ная!
И тотальная раздвоенность - «психический мир коммуниста резко делится на царство света и царство тьмы - лагеря Ормузда и Аримана.» А ведь, согласитесь, многие смирились с тем, что этот театр абсурда - это нормально, ничо, приспособимся. И в Уран-Баторских коммуналках, с неизменной водярой и плакатами с рекламой «Запорожцев» - да можно жить, чего уж там. Но главный герой все-таки (спойлер) тоже, как Затворник с Шестипалым, находит выход и из этой безнадеги. Само собой, адептам «лучшего в мире пломбира» и осклизлой колбасы по 2-20 читать не рекомендуется, а то начнется - «выфсёврёти» и прочее совкодрочерство.
А «Желтая стрела» - это (снова в форме аллегорий и причудливых образов) поезд, который неумолимо мчится к разрушенному мосту. Это уже портрет постсоветского общества: ухватистые деляги, деятели «старой школы», не чуждые, впрочем, соблазнов чего-нить стырить, люксы-СВ для одних и засранные плацкарты для других, Американская поп-звезда Изида Шопенгуэр (на самом деле ее звали Ася Акопян) - привет Шер. «Конечно, совку придется потесниться, но вся беда, что на его место приходит не homo faber, а темные уголовные пупки, которых можно принять за средний класс только после пятого стакана водки.» И здесь, как и в Уран-Баторе, нормальному человеку жутко некомфортно, надо искать пути побега. Вообще все упомянутые повести - в общем, об одном и том же: как вырваться из окружающего душного мира, научившись ли летать, просто уехав из атомного городка или сойдя с обреченного поезда.
«ГКЧП как Тетраграмматон», «Зомбификация» и «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма» тоже объединены практически одной темой - «Миранда и ее друзья из романа Фаулза, совки Александра Гениса, Холдер Колфилд и Васисуалий Лоханкин - явления одной природы, но разного качества.» Иногда забавно, иногда кажется, что притянуто за уши, но, как всегда у Пелевина, зерно истины сквозь образы и метафоры видно, как говорил другой классик, «весомо, грубо, зримо». А уж как в контексте многих «релокантов» и «нео-израильтян» звучит это: «История России показала, что люди, публично исповедующие иную точку зрения, как правило, просто лжецы, пробирающиеся в теплые и солнечные места окольным путем.»
Замечательна повесть «Македонская критика французской мысли»: главный герой - Насых Нафиков по прозвищу «Кика», сын татарстанского нефтяного олигарха, бывшего партийного бонзы, убитого известным киллером Сашей Македонским, отсюда название. Кика, закончив Сорбонну, ударяется в философию, ибо «современные философы - это подобие международной банды цыган-конокрадов, которые при любой возможности с гиканьем угоняют в темноту последние остатки темноты и здравого смысла.» И снова парадоксальные, но какие-то даже пугающе реалистичные сравнения: «По своей природе процесс, известный как «вывоз капитала» - это не что иное, как слив инфернальных энергий бывшего Советского Союза в мировые резервуары... Мировые финансовые хищники просчитались - вместо крови они высосали из России весь многовековой ядовитый гной, который теперь безуспешно пытаются переварить.» И в самом деле, посмотрите, что нынче творится в Европе и Штатах - практически совок в худших его проявлениях. Ну, и маленький привет «Слову пацана» (к вопросу об актуальности): «Французы напрасно думают, что это они изобрели «деконструкцию». Еще мальчиком в Казани я знал, что это такое, как знало до меня несколько поколений казанской урлы.»
«Икстлан - Петушки» и «Мост, который я хотел перейти» - снова о нашем пути, о нашей дороге. Интересна отсылка к Кастанеде: «Икстлан - символ всего, к чему стремится человек в своем сердце, к чему он будет идти всю жизнь и никогда не достигнет.» А для нашего человека - это Веничкины Петушки, с одной только разницей: «Для героев Кастанеды жизнь, несмотря ни на что, остается чудом и тайной. А Венечка Ерофеев полагает ее минутным окосением души.»
«Мост» - своего рода философские размышления о том, что такое наш путь, продолжение темы бегства, ухода, дороги в неизвестное. «Есть у меня подозрение, что Лета - это не те воды, в которые мы вступаем после смерти, а река, через которую мы переправляемся при жизни. Мост у нас под ногами. Но есть ли берега?» В вашей воле для себя решить, что такое наш путь. И ведет ли он куда-нибудь?
В общем, могу сказать, что возвращение к Пелевину любого периода - истинное отдохновение в эпоху бездарных Инстаграм-поэтесс и Z-писателей. Настоящий, как говорил Михал Сергеич, «пир духа» для умного читателя, обладающего хотя бы минимальным культурным (или, как сейчас принято говорить, межкультурным) багажом.
«В сущности, думаю я иногда, я ведь не делал в жизни ничего иного, а только мерил шагами этот висящий в пустоте отрезок дороги - мост, который я так хотел перейти.» Удачных вам дорог!
