Осень подойдет — цветник увядший пуст, —
Может сесть и ворон на розовый куст.
Смертная тоска язвит и хитрых змей…
Шуточки шутить, калмык, со мной не смей!
Люблю сказки, в детстве среди любимых книг были "Руслан и Людмила" и "Витязь в тигровой шкуре" (сейчас странно). "Алпамыш" мог бы по праву занять место между ними: увлекательный сюжет, яркий простой язык с характерным восточным акцентом. То есть и содержание, и форма - уравновешенны и прекрасны.
А еще в детстве у меня была любимая пластинка со сказкой "Али-баба и сорок разбойников", озвучивали среди других барды Никитины. Аутентичные интонации Татьяны Хашимовны от бесконечного переслушивания просто въелись в мою долгосрочную память ("Ты думаешь я бедный и голодный и потому худой, а Мустафа такой бедняк безродный, он потому худой..."). И ожили с первых строк "Алпамыша", собственно, весь эпос звучал для меня несравненным голосом Никитиной. Эти восточные переливающиеся, двадцать тонов на пару гласных, то вверх, то вниз, то арабской вязью, эти хитрющие, соблазняющие, сварливые, льстивые, шаловливые, пафосные, заманивающие, припевающие интонации... Вроде бы нет во мне восточной крови (хотя и есть боковая ветвь родственников из Ташкента), но как меня заводит, как пробуждает что-то экзотически-шальное это повествование-песня...
— Нес в стране своей заботы шаха я, —
На чужбине стал ничтожней праха я!
Шел я мирно к вам, не ждал ведь страха я
Думал: тут гнездо, как птица, я совью, —
Лишь о том весь путь молил аллаха я.
Выразительный ритм, иногда сложная, но чаще простая и уверенная ("любительская" глагольная) рифма, одинаковая для 2-6 строк подряд, частые обращения, междометия время от времени (э, дорогой!.. так знакомо, но здесь не базар, здесь высокая литература) - все яркое и неутомительное. Ритм мог бы убаюкать и надоесть, но хитрый-мудрый рассказчик чередует более длинные (11-слоговые) песни с более короткими (8-слоговыми), меняя мелодику, да делает короткие вставки прозы. Чувствуется, что произведение - для произнесения вслух, что его форма огранена, доведена до совершенства веками.
История переплелась со сказкой. И вот из-за обиды один из двух братьев - узбекских князей уезжает с родины в калмыцкие степи. Эмиграция - не туризм, жизнь в чужом краю - не рай. К дочери князя на чужбине сватается аж 90 (прописью - девяносто) калмыцких великанов-батыров. А прекрасная Байчин мечтает о кузене Алпамыше, который остался в родном Конграте (самоназвание родины узбеков; некстати: чукчи еще красивее себя называют - луораветланы). Будет соревнование женихов, на которое, возможно, успеет и милый. Будет свадьба и возвращение на родину. Будет разлад с соседями калмыками. Коварство старухи Изергиль Сурхаиль, заключение богатыря Алпамыша и попытки освобождения. Будет возвращение на родину в стиле Одиссея и вызволение края от гнета раба, что возомнил себя ханом... Я не могла предугадать точно повороты сюжета и мне нравился сам процесс чтения, так что наслаждение получила настоящее, как от необычного острого экзотического блюда.
Перлы из содержания.
Когда трех лет достигли они, когда речью хорошо овладели дети, отдали их всех троих в школу. Ходили они в школу до семилетнего возраста, читать и писать научились, хорошими грамотеями стали.
Школа - как только научился говорить. А вот как освоил грамоту, ближе к восьми - ты дервиш, иди пасти лошадей. Что-то в этом есть... но на всякий случай Министерству образования не скажу.
"Варвары"-калмыки (э, дорогие! ничего личного; убеждена, у вас, калмыков, есть не хуже эпос, просто мне попался узбекский) в противовес ученым мусульманистым узбекам сватаются к девушке так: или выбирай, чьей женой будешь, или будешь общей женой... А что, так можно было?
Герой-богатырь узнает, что его невеста, подруга детства, жестоко страдает в далеком краю. Ай, не поеду - решает богатырь, еще побьют. Только сестренка смогла допечь его острым язычком, чтобы убедить ехать выполнять геройский долг.
А тем временем девушка - степной цветок, изящная тростиночка 14-летняя - отказала калмыку-богатырю, тот не "расслышал" ее "нет", схватил за косы... очнулся на полу в болевом захвате, колено "тростиночки" на горле, из носа - кровь.
Если же мои не сбудутся мечты,
По-мужски одевшись — в бой сама пойду!
Силу я в руке девической найду:
Будь вас сорок тысяч, будь вас тьма и тьма —
Всех, как одного, я перебью сама.
А ты ж моя деточка, ты ж моя героиня!
Уважение к старикам - а как же! Но если у тебя мать-ведьма, не забудь сказать ей об этом и будь бдителен, ибо жестко затроллит.
Ну, а если мать-ведьма назвала тебя Кокашка - настаивай на том, чтобы в текстах тебе проставляли ударение (на последний слог, а не на второй).
Соревнование женихов - приоритеты расставлены: целая захватывающая поэма о байге - конных скачках - с описанием копыт, грив и особенностей характера лошадей (всадники - неинтересны, даже жених мог не участвовать непосредственно, это соревнование лошадей) и по абзацу про все остальное (стрельба из лука, из ружья, рукопашный бой).
Кстати, пороховые ружья используются в соревновании женихов, и один из беков-князей "себе две медных пушки приобрел", но не применяются при описании боев: ружья - более поздняя вставка? они были редки? так было "нечестно"? Несколько раз упоминаются и трубы, в которые смотрят в даль - цивилизация, а вы думали...
Проклят будь кривой, коварный небосвод!
Богатырь сидит в зиндане (яме-тюрьме) семь лет. Одолев горы и долы, спасти его пришел верный друг, надрываясь, он тянет богатыря к вольному небу... Э, дорогой, постой, дай подумать... вот сяду я не пиру, а мой друг будет хвастаться, как он меня спас?.. Да ну, нафиг. Посижу еще, не так здесь и плохо...
Надо сказать, главный и заглавный герой Алпамыш вызывает то недоразумение, то возмущение. Он ленивый, недалекий, жестокий, тщеславный болван. Хотя под конец его диалог-олан с женой звучит трогательно, надрывно и почти трагически. Мой герой - неудачник батыр калмык Караджан. Его затроллила мать. Его побила девушка. Он стал другом сопернику и национальному врагу. А когда друг попал в зиндан, Караджану не осталось места ни на новой родине, ни на старой. Он истоптал ноги в кровь, чтобы спасти друга, который не захотел быть ему благодарным и отказался от освобождения. И, наконец, сказка даже не закончилась его свадьбой. Ой-бой!
Ах, в проигрыше я, мой сват!
Вы — снова шах, — яр-яр.
Мне снова — мат! — Яр-яр.
Кроме того, перед вами фанфик на книгу "Исход" Ветхого Завета. Часть народа вынужденно переселяется в чужую землю, через некоторое время возникают проблемы и народ уходит обратно. Калмыки, которые догоняют его, уподобляются войскам фараона, хотя отбиваются от них оружием. Море (за отсутствием такового) не разделяется. Чудо - исключительно в силе богатыря-батыя.
В зиндане хана Алпамыш также очень напоминает Иосифа, проданного братьями, а дочь хана выполняет роль соблазнительницы.
Кроме того, перед вами фанфик на "Одиссею". "Вдова" Барчин не знает, как прогнать нежеланного жениха, между прочим упоминается ее долготканный ковер; ее сын пытается навредить жениху, а неубиваемый муж Алпамыш, возвращаясь из дальнего края, переодевается в старика и участвует в свадебных соревнованиях, между прочим натягивая неподъёмный лук.
Кроме того, очень много национальных особенностей и деталей: названия и описания одежды, посуды, еды, предметов быта, ритуалов, обрядов, особенно свадебных. Жаль, что электронный вариант не так просто листать туда-сюда, только дочитав я узнала, что в конце был словарь экзотизмов. Во время чтения приходилось иногда гуглить, например, слова из такой фразы: "Знай, что все эльчи, тильчи и арзачи неприкосновенны всюду быть должны". Теперь знаю, ага, не ошибусь.
Интересно, что в этой "сказке" так мало сказки: ни магии, ни волшебных существ или предметов, исключительно гиперболизация качеств пары избранных персонажей: конь такой быстрый, что с крыльями; богатырь такой сильный, что способен справиться один против армии, его не убить и даже не сдвинуть с места. "Сила у меня — ты знаешь какова? Кулаки мои не лезут в рукава!" "Вспыхнул он гневом, задымился весь, волоски на теле его дыбом стали, — так напряглись, что сквозь кольчугу пробились". Почему так? Влияние мусульманства? (Да ладно, дэвы в некоторых сказках очень колоритные, а если вспомнить "1001 ночь"...). Влияние советии? (Но это перевод, как раз возможность отойти от принудительного социалистического гиперреализма, только не говорите, что переводчик что-то подправил, все же были упоминания об Аллаха и о молитве...) "Реалистичный" взгляд на мир?
К сожалению, я не могу судить, насколько перевод "Алпамыша" близок к оригиналу и какое место текст занимает в истории Средней Азии. Знаю информацию из Википедии, что восходит он к 15-17 векам. Приходится воспринимать произведение вне его непосредственного контекста, исключительно в дискурсе среднестатистической восточноевропейской начитанности.
И текст в определенной культурной изоляции кажется невиданным цветком, удивительным и изысканным, совершенным в экзотичности.
Па-беларуску першатэкст...
Тутака...
Осень подойдет — цветник увядший пуст, —
Может сесть и ворон на розовый куст.
Смертная тоска язвит и хитрых змей…
Шуточки шутить, калмык, со мной не смей!
Люблю казкі, у дзяцінстве сярод улюбёных кніг былі "Руслан і Людміла" ды "Рыцар у барсавай шкуры" (цяпер дзіўна). "Алпамыш" цудоўна ставіцца ў шэраг між імі: займальны сюжэт, яркая простая мова з характэрным усходнім акцэнтам. То-бок і змест, і форма - ураўнаважаныя і выдатныя.
А яшчэ ў дзяцінстве ў мяне была ўлюбёная кружэлка з казкай "Алі-баба і сорак разбойнікаў", агучвалі сярод іншых барды Нікіціны. Аўтэнтычныя інтанацыі Таццяны Хашымаўны ад бясконцага пераслухоўвання проста ўеліся ў маю доўгатэрміновую памяць ("ты думаешь я бедный и голодный и потому худой, а Мустафа такой бедняк безродный, он потому худой..."). І ажылі з першых радкоў "Алпамыша", уласна, увесь эпас гучаў для мяне незраўнаным голасам Нікіцінай. Гэтыя ўсходнія пералівістыя, дваццаць таноў на пару галосных, то ўгору, то ўніз, то арабскай вяззю, гэтыя хітрыя, спакуслівыя, сварлівыя, ліслівыя, гарэзлівыя, пракудлівыя, заваблівыя інтанацыі-спевы... Нібыта ўва мне няма ўсходняй крыві (хоць і ёсць бакавая галіна сваякоў з Ташкенту), але як мяне заводзіць, як абуджае нешта экзатычна-пракудлівае гэты аповед-спеў...
— Нес в стране своей заботы шаха я, —
На чужбине стал ничтожней праха я!
Шел я мирно к вам, не ждал ведь страха я
Думал: тут гнездо, как птица, я совью, —
Лишь о том весь путь молил аллаха я.
Выразны рытм, часам адмысловая, але часта простая ды ўпэўненая ("аматарская" дзеяслоўная) рыфма, аднолькавая для 2-6 радкоў запар, частыя звароткі, выклічнікі час ад часу (э, дарагі!.. так знаёма, але тут не базар, тут высокая літаратура) - усё яркае і нестамляльнае. Рытм мог бы закалыхаць і прыесціся, але хітры-мудры апавядальнік чаргуе больш доўгія (11-складовыя) песні з карацейшымі (8-складовымі), мяняючы мелодыку, ды робіць кароткія ўстаўкі прозы. Адчуваецца, што твор - для прамаўлення ўголас, што ягоная форма аграненая, выкшталцаваная вякамі.
Гісторыя пераплялася з казкай: і вось праз крыўду адзін з двух братоў - узбекскіх князёў з'язджае з радзімы ў калмыцкія стэпы. Эміграцыя - не турызм, жыццё на чужыне - не рай. Да дачкі князя на чужыне сватаецца ажно 90 (пропісам - дзевяноста) калмыцкіх волатаў-батыраў. А прыўкрасная Байчын летуценіць пра кузэна Алпамыша, які застаўся ў родным Канграце (саманазоў радзімы ўзбекаў, недарэчы: чукчы яшчэ прыгажэй сябе называюць - луораветланы). Будзе спаборніцтва жаніхоў, на якое, магчыма, паспее і мілы. Будзе вяселле і вяртанне на радзіму. Будзе разлад з суседзямі калмыкамі. Падступства старой Ізэргіль Сурхаіль, зняволенне волата Алпамыша і спробы вызвалення. Будзе вяртанне на радзіму ў стылі Адысея і вызваленне краю ад прыгнёту раба, што ўяўвіў сябе панам... Я не магла прадугадаць дакладна павароты сюжэту і мне падабаўся сам працэс чытання, так што насалоду атрымала сапраўдную, як ад дзіўнай востранькай экзатычнай стравы.
Перлінкі з зместу.
Когда трех лет достигли они, когда речью хорошо овладели дети, отдали их всех троих в школу. Ходили они в школу до семилетнего возраста, читать и писать научились, хорошими грамотеями стали.
Школа - як толькі навучыўся размаўляць. А вось як асвоіў грамату, бліжэй да васьмі - ты дэрвіш, ідзі пасвіць коней. Нештачка ў гэтым ёсцека... але на ўсялякі выпадак Міністэрству адукацыі не скажу.
"Варвары"-калмыкі (э, дарагія! нічога асабістага; перакананая, у вас, калмыкаў, ёсць не горшы эпас, проста мне трапіўся ўзбекскі) у процівагу вучоным мусульманістым узбекам сватаюцца да дзяўчыны так: або выбірай, чыёй жонкай будзеш, або будзеш агульнай жонкай... А што, так можна было?
Герой-багатыр даведваецца, што ягоная нявеста, сяброўка дзяцінства, жорстка пакутуе ў далёкім краі. Ай, не паеду - вырашае багатыр, яшчэ паб'юць. Толькі сястрычка змагла дапячы яго вострым язычком, каб пераканаць ехаць выконваць геройскі абавязак.
А тым часам дзяўчына-кветка, вытанчаная трысціначка 14-гадовая, адмовіла калмыку-багатыру, той не "расчуў" яе "не", схапіў за косы... ачухаўся на падлозе ў болевым захопе, калена трысціначкі на горле, з носу кроў.
Если же мои не сбудутся мечты,
По-мужски одевшись — в бой сама пойду!
Силу я в руке девической найду:
Будь вас сорок тысяч, будь вас тьма и тьма —
Всех, как одного, я перебью сама.
А ты ж мая дзетачка, ты ж мая гераіня!
Павага да старых - анягож! Але калі ў цябе маці-ведзьма, не забудзься сказаць ёй пра гэта і будзь пільны, бо жорстка затроліць.
Ну, а калі цябе назвалі Кокашка - настойваў на тым, каб у тэкстах табе прастаўлялі націск (на апошні склад, а не на другі).
Спаборніцтва жаніхоў - прыярытэты расстаўленыя: цэлая захапляльная паэма пра байгу - конныя гонкі - з апісаннем капыточкаў і звычак характару коней (вершнікі - нецікавыя, нават жаніх мог не ўдзельнічаць непасрэдна, гэта спаборніцтва коней) і па абзацы пра ўсё астатняе (стральба з лука, з стрэльбы, рукапашны бой).
Дарэчы, парахавыя стрэльбы выкарыстоўваюцца ў спаборніцтве жаніхоў і адзін з бекаў-князёў "себе две медных пушки приобрел", але не ўжываюцца пры апісанні баёў: пра стрэльбы - больш позняя ўстаўка? яны былі рэдкія? так было "нячэсна"? Некалькі разоў згадваюцца і трубы, у якія глядзяць у далеч - цывілізацыя, а вы думалі...
Волат сядзіць у зіндане (яміне-турме) сем гадоў. Адолеўшы горы і долы, уратаваць яго прыйшоў верны сябра, надрываючыся, ён цягне волата да вольнага неба... "Э, дарагі, пастой, дай падумаць... вось сяду я не бяседзе, а мой сябра будзе хваліцца, як ён мяне ўратаваў?.. Ды ну, нафіг. Пасяджу яшчэ, не так тут і дрэнна..."
Проклят будь кривой, коварный небосвод!
Трэба сказаць, галоўны і загалоўны герой Алпамыш выклікае то непаразуменне, то абурэнне. Ён лянотны, недалёкі, пыхлівы ёлупень. Хоць пад канец ягоны дыялог-алан з жонкай гучыць кранальна, надрыўна і амаль трагічна. Мой герой - няздара батыр калмык Караджан. Яго затроліла маці. Яго пабіла дзяўчына. Ён стаў сябрам суперніку і нацыянальнаму ворагу. А калі сябар трапіў у зіндан, Караджану не стала месца ні на новай радзіме, ні на старой. Ён стаптаў ногі ў кроў, каб уратаваць сябра, які не захацеў быць яму ўдзячным і адмовіўся ад вызвалення. І ўрэшце казка нават не закончылася ягоным вяселлем. Вой-бой!
Ах, в проигрыше я, мой сват!
Вы — снова шах, — яр-яр.
Мне снова — мат! — Яр-яр.
Перад вам фанфік на кнігу "Зыход" Старога Запавету. Частка народу перасяляцца з патрэбы ў чужую зямлю, праз некаторы час узнікаюць праблемы і народ сыходзіць назад. Калмыкі, якія даганяюць яго, прыпадобніваюцца да войскаў фараона, хоць адбіваюцца ад іх зброяй. Мора (за адсутнасцю такога) не падзяляецца. Цуд выключна ў сіле батыя. Алпамыш у зіндане хана таксама вельмі нагадвае Язэпа, прададзенага братамі, а дачка хана выконвае ролю спакушальніцы.
Перад вамі фанфік на "Адысею". "Удава" Барчын не ведае, як прагнаць нежаданага жаніха, паміж іншым згадваецца яе доўгатканы дыван; яе сын спрабуе нашкодзіць жаніху, а незабіваны муж Алпамыш, вяртаючыся з далёкага краю, пераапранаецца ў старога і ўдзельнічае ў вясельных спаборніцтвах, паміж іншым нацягваючы непадымны лук.
Акрамя таго, вельмі шмат нацыянальных асаблівасцяў і дэталяў: назвы і апісанні адзення, посуду, ежы, прадметаў побыту, рытуалаў, абрадаў, асабліва вясельных. Шкада, што электронны варыянт не так проста гартаць туд-сюд, толькі дачытаўшы я даведалася, што ў канцы быў слоўнік экзатызмаў. У час чытання даводзілася зрэдзьчас гугліць, напрыклад, словы з такой фразы: "Знай, что все эльчи, тильчи и арзачи неприкосновенны всюду быть должны".
Цікава, што ў гэтай "казцы" так мала казкі: ні магіі, ні чарадзейных істотаў або прадметаў, выключна гіпербалізацыя якасцяў пары выбраных персанажаў: конь такі хуткі, што з крыламі; волат такі моцны, што здольны раскідаць адзін войска, яго не забіць і нават не зрушыць з месца, "Сила у меня — ты знаешь какова? Кулаки мои не лезут в рукава!", "Вспыхнул он гневом, задымился весь, волоски на теле его дыбом стали, — так напряглись, что сквозь кольчугу пробились". Чаму так? Уплыў мусульманства? (Ды ладна, дэвы ў некаторых казках вельмі каларытныя, а калі згадаць "1001 ноч"...). Уплыў саветыі? (Але ж гэта пераклад, якраз магчымасць адысці ад змушанага сацыялістычнага гіперрэалізму; толькі не кажыце, што перакладчык нешта падправіў, усё ж былі згадкі пра Алаха і пра малітву...) "Рэалістычны" погляд на свет?
На жаль, я не магу меркаваць, наколькі пераклад "Алпамыша" блізкі да арыгінала ды якое месца тэкст займае ў гісторыі Сярэдняй Азіі. Ведаю інфармацыю з Вікіпеды, што ён узыходзіць да 15-17 стагоддзяў. Даводзіцца ўспрымаць твор па-за ягоным непасрэдным кантэкстам, выключна ў дыскурсе сярэднестатыстычнай усходнееўрапейскай начытанасці.
І тэкст у пэўнай культурнай ізаляцыі падаецца нябачанай кветкай, здзіўляльнай і вычварнай, дасканалай у экзатычнасці.