– Я слышала, – сказала мефрау Дорн де Брёйн невозмутимо и со скрытым злорадством, – что на этот раз ее в Батавии развлекали один член Совета Нидерландской Индии, один директор и трое молодых сотрудников из отдела торговли.
– Могу вас уверить, – произнес доктор, – что если бы мефрау ван Аудейк не ездила с известной регулярностью в Батавию, то она пропустила бы полезный для ее здоровья курс лечения, хоть она и выполняет этот курс по собственному усмотрению, а не… по моему предписанию.
– Давайте не будем злословить! – вмешалась Ева в разговор с умоляющими нотками в голосе. – Мефрау ван Аудейк красива, как невозмутимая Юнона с глазами Венеры, а красивым людям в моем окружении я готова простить многое. А вас, доктор, – она погрозила доктору пальцем, – попрошу не выдавать профессиональных тайн. Вы знаете, в Нидерландской Индии доктора нередко бывают чересчур откровенны насчет тайн своих пациентов. Вот я, когда болею, страдаю только от головной боли. И ни от ничего другого, вы это помните, доктор?
– Резидент выглядел озабоченным, – сказал Дорн де Брёйн.
– Вы думаете он в курсе дела… насчет своей жены? – мрачно спросила Ида, и глаза ее наполнились черным бархатным трагизмом.
– Резидент часто бывает таким, – сказал Франс ван Хелдерен. – У него порой случаются приступы плохого настроения. Иногда он мил, весел, общителен, как во время последнего объезда. А потом наступают мрачные дни, он работает, работает, работает, и ворчит, что, кроме него, никто ничего не делает.
– Мой бедный недооцененный Онно! – вздохнула Ева.