Цитаты из книги «Тайная сила»

Это повествование о драматических событиях в семье некоего Отто ван Аудейка, занимающего пост голландского резидента в Лабуванги (остров Ява). Инструментом тяготеющего над ним и его домочадцами рока становится «тайная сила» – некое мистическое начало, которому соприродны туземцы и которого не понимают и не чувствуют европейцы.

– Думаю, резидент слишком много работает, – продолжал ван Хелдерен. – Лабуванги – чрезвычайно сложный округ. Резидент слишком много берет на себя как у себя дома, так и за его порогом. Как в отношениях со своим сыном, так и с регентом… – Я бы просто избавился от этого регента, – сказал доктор. – Что вы, доктор, – сказал ван Хелдерен. – Вы недостаточно в курсе наших яванских дел, чтобы понимать, что так просто это невозможно. Семейство регента – неотъемлемая часть Лабуванги, и его слишком чтит местное население… – Да, я знаю тактику голландцев… Англичане в Британской Индии обращаются с тамошними индийскими принцами высокомернее и вольнее. Голландцы своих регентов чересчур уважают. – Вопрос в том, какая тактика со временем оправдывает себя, – сухо сказал ван Хелдерен, раздраженный тем, что иностранец желает что-то переделать в нидерландской колонии. – Такой нужды и голода, как в Британской Индии, у нас, к счастью, нет. – Я видел, что резидент имел с регентом серьезный разговор, – сказал Дорн де Брёйн. – Наш резидент уж очень чувствителен, – сказал ван Хелдерен. – Разумеется, он тяготится постепенной деградацией этого старинного яванского рода – рода, обреченного на гибель, как бы его резидент ни поддерживал. Здесь ван Аудейк, при всей трезвой практичности, немножко поэт. Хотя он в этом и не признается. Но он помнит славное прошлое рода Адинингратов, помнит последнего прекрасного представителя этого рода, старого благородного пангерана, и сравнивает с ним его сыновей, из которых один фанатик, а второй игрок… – А я считаю нашего регента – не регента Нгадживы, тот-то настоящий кули[31], а нашего – просто душкой! – сказала Ева. – По-моему, он ожившая кукла ваянг. Только вот глаза у него – его глаз я боюсь. Какие ужасные глаза! Иногда они будто бы сонные, а иногда как у сумасшедшего. Но он такой изящный, такой аристократ. И его раден-айу тоже изысканная куколка: са-я, са-я… Ничего не говорит, но выглядит, как картинка. Я всегда рада, когда они украшают мой прием, и мне чего-то не хватает, когда их нет. А еще и старшая раден-айу, седовласая, полная чувства собственного достоинства, настоящая королева… – Только и знает, что в карты играть, – сказал Элдерсма. – Они проигрывают в карты все на свете, – сказал ван Хелдерен, – она и регент Нгадживы. У них уже ничего не осталось. У старого пангерана были великолепные золотые знаки отличия для праздничной униформы, изумительные пики, драгоценная коробочка для бетеля[32], бесценные плевательницы – полезная штука! – дорогущие вещицы! И старая раден-айу все проиграла. Думаю, у нее ничего больше не осталось, кроме пенсии, в смысле, кроме двухсот сорока гульденов в месяц. И как наш регент умудряется содержать

– Я слышала, – сказала мефрау Дорн де Брёйн невозмутимо и со скрытым злорадством, – что на этот раз ее в Батавии развлекали один член Совета Нидерландской Индии, один директор и трое молодых сотрудников из отдела торговли. – Могу вас уверить, – произнес доктор, – что если бы мефрау ван Аудейк не ездила с известной регулярностью в Батавию, то она пропустила бы полезный для ее здоровья курс лечения, хоть она и выполняет этот курс по собственному усмотрению, а не… по моему предписанию. – Давайте не будем злословить! – вмешалась Ева в разговор с умоляющими нотками в голосе. – Мефрау ван Аудейк красива, как невозмутимая Юнона с глазами Венеры, а красивым людям в моем окружении я готова простить многое. А вас, доктор, – она погрозила доктору пальцем, – попрошу не выдавать профессиональных тайн. Вы знаете, в Нидерландской Индии доктора нередко бывают чересчур откровенны насчет тайн своих пациентов. Вот я, когда болею, страдаю только от головной боли. И ни от ничего другого, вы это помните, доктор? – Резидент выглядел озабоченным, – сказал Дорн де Брёйн. – Вы думаете он в курсе дела… насчет своей жены? – мрачно спросила Ида, и глаза ее наполнились черным бархатным трагизмом. – Резидент часто бывает таким, – сказал Франс ван Хелдерен. – У него порой случаются приступы плохого настроения. Иногда он мил, весел, общителен, как во время последнего объезда. А потом наступают мрачные дни, он работает, работает, работает, и ворчит, что, кроме него, никто ничего не делает. – Мой бедный недооцененный Онно! – вздохнула Ева.

ь: в его дом после двух месяцев унылой скуки, казалось, вернулся дух семейной жизни. Он с радостью смотрел на своих шустрых младших сыновей, игравших в саду, как бы они ни безобразничали, но главное, был счастлив, что вернулась жена.