Цитаты из книг автора «Генри Джеймс»

– И не имеет значения, что я люблю другую? – Ничто не имеет значения, если это будет хорошо для тебя.

– Моя дорогая юная леди, – сказал ее знаменитый друг, – разве то, что я уговариваю вас предпринять, не является жизнью?

Принимайте любую форму, в которой к вам может прийти счастье. – О, я приму любые его проявления! – отозвалась она почти весело. – И, мне кажется, в этом отношении я последовательна и каждый день принимаю нечто новое. Вот теперь это! – она улыбнулась.

Он не был забавным – для этого ему не хватало человечности.

Неловкость, неизбежно возникавшая в таких ситуациях, не была следствием очевидной, почти вызывающей лжи – скорее, она вытекала из отсутствия правды.

Что же, не стоит интересоваться ими больше, чем они сами собой интересуются! –

Однако никакой другой явной цели в жизни у него не было; не исключено, что именно это служило признаком его ума, он был из тех, чей ум отлично сочетается с отсутствием цели в жизни. Даже тетя Мод не раз признавала, что он совершенно замкнут. При этом он не был равнодушным, по крайней мере, равнодушным к себе, и он умел извлекать все необходимое ему из визитов на Ланкастер-гейт, но и давал то, чего там от него ждали; так строилось все в Лондоне, вся система светских связей и отношений.

Казалось, лорду Марку потребовалось немалое самообладание, чтобы и это заявление счесть очаровательным.

Он нуждался в средствах – особенно если речь шла не о его нынешней одинокой жизни; он нуждался до отчаяния; более того, положение его было тем безобразнее, что нужда во всем ее бесстыдстве и в сочетании с положением Кейт в их разговорах упоминалась как нечто забавное. Иногда он спрашивал себя: было ли это и в самом деле так забавно, особенно с учетом того, что он никогда не мыслил себя человеком состоятельным и не предполагал разбогатеть? Он довольно спокойно относился к деньгам, поэтому – после серьезных размышлений – пришел к выводу, что принимает свой статус легко. Он знал, как выживать при ограниченных средствах, он не чувствовал себя беспомощным ни умственно, ни физически, он не был инвалидом или дураком, и, оценивая себя, он не считал себя ни отверженным, ни недостойным членом общества.

Он выглядел человеком, которому не то нечего делать, не то надо слишком многое обдумать; невозможно отрицать, что производимое им впечатление наводило на мысли о человеке, обремененном неким тяжким грузом дум. Неудивительно, что по его облику практически невозможно было угадать область его профессиональных занятий.