минуту. Не в том дело, что они поспорили о Достоевском. Девочки образованные, начитанные, с первого курса пединститута, собирались стать учительницами литературы, знали кого угодно, в том числе и Достоевского, которого, признаюсь, я тогда почти не знал, ни в какую программу он не входил, а я читал прежде всего то, что требовала программа. Достоевского она не требовала.
Как у всякого писателя, были у него поклонники, были противники. Галя, например, признавала его крупным художником, однако утверждала, что герой его одинок, беспочвен, эгоцентричен, у него больная душа и разорванная психика. Крыла Достоевского марксистскими критиками, которые, мол, давно разоблачили реакционные тенденции в его творчестве, говорила, что он обращен к плохому в человеке в отличие от Льва Толстого, который возвеличивает в человеке хорошее, доброе, благородное. А Нина Полищук, наоборот, утверждала, что только Достоевский по-настоящему раскрыл человеческую психологию. У Нины, понимаете, отец был ученый – филолог, специалист по Достоевскому, и за это его в свое время здорово прорабатывали: мол, защищает реакционные взгляды. Таким образом, для Нины Полищук Достоевский был великий писатель, за которого ее отец пострадал, и потому всякую критику Достоевского она воспринимала болезненно, и Галя, как ее ближайшая подруга, старалась этой темы не касаться.
Но тут как раз немец сбросил листовки. Сбрасывал он их все время, мы на них не обращали внимания, глупости, ерунда, но, понимаете, на этот раз они сбросили листовку с текстом Достоевского «О жидах», одна такая листовка попалась Гале, и она показала ее Нине: смотри, мол, каков твой Достоевский.
Нина, конечно, на дыбы: не может этого быть, это немцы выдумали, это подлог.