– Тебе что-то угрожает?
– Разве что ты…
Демон так же неожиданно успокоился.
– Мне можно. Ты – моя женщина. Сам пораню, сам и исцелю.
– Так ты отпустишь меня? – вернулась я к самому важному, пока
Мартина твоего убью, – буднично сообщил супруг, снова опускаясь на подушки. – Друг, который отбирает тебя у меня, тебе не нужен.
Ах ты…
Я чуть не выдала резкость, которая уже давненько вертелась
Почему ты звала его, когда явилась ко мне полумертвой? И почему с твоих губ слетело его имя, когда чуть позже я нашел тебя мертвецки пьяной?
Я неловко кашлянула.
– Извини. Я не думала, что меня в таком состоянии сюда затянет. А Мартин
– А у тебя давно никого не было. И уже не будет, за исключением меня.
Последние слова он произнес с нескрываемой угрозой, но я только улыбнулась.
– Я уже поняла, Княже: или ты, или смерть.
– Вот именно. Расскажи
– Ну и ревнив же ты, Князюшка! Не волнуйся, никто на твою добычу не покушается. Ни фей, который не вышел для меня ростом, ни тем более Мартин, который посмотрит на меня как на женщину еще очень не скоро. Ты ведь не думаешь, что я живу посреди глухого леса в избушке на врыдловых ножках? И света белого не вижу, страшась, что ты, Князюшка, вдруг пролетишь однажды поверху и
Почему ты не придешь?
– У меня встреча.
– Где? С кем? – свистящим шепотом поинтересовался он, сузив глаза. А потом снова рявкнул: – Кто смеет к тебе прикасаться, кроме меня?!
Я поморщилась
звучно чмокнула его в щеку. – Княже, спасибо! Ты прелесть!
Он растерянно моргнул, но я уже умчалась на другой конец кровати, где удобно уселась, скрестив ноги, торопливо раскрыла книгу и надолго погрузилась в изучение всяких важных и нужных в хозяйстве вещей, которые в свое время мне так
– Мне нравится, как ты просишь прощения, – неожиданно усмехнулся он, лизнув меня в ямочку за ушком. – Это звучит многообещающе… проси еще.
Я ошеломленно моргнула. Что значит – проси? За что? Но,
– Да, ваше темнейшество.
– Недавно ты осмелилась называть меня на «ты», – едва заметно нахмурился он. – Мне понравилось. Продолжай.
Я изумленно вскинула брови и попыталась сесть. А затем удивилась