Надо было расспросить дедушку, — ворчал Тау. — Взял бы и расспросил. Тоже мне, гомо сапиенс, — не сдавалась Майя. — Ну конечно, ты же у нас знайка-всезнайка! Как это я забыл?
Но главное, где-то в глубине души они чувствовали странную пустоту, словно у них вынули кусочек сердца. Ещё бы! Прожорливая старуха отняла у них целое слово. А это дело серьёзное. Подумать только: крупица Вселенной погрузилась в небытие. Как же летнее облако, январский снег, морская пена, полярные медведи, выпавший молочный зуб… да хотя бы просто чистая страница в блокноте? Частичка мира пропала для них
Смотри, не гаснет! Дети попробовали закидать костёр землёй, и снова у них ничего не вышло.— Пописай на него, Тау!— А почему я? — Потому что ты мальчик.
Ой, да кто бы говорил, — отвечала Майя. Всё ещё ворча себе под нос, Тау погнался за белой бабочкой.— Только не убегай! — крикнула ему Майя. — Тебе надо — ты и не убегай, — огрызнулся Тау.
Нашли гнездо из травы и глины и в нём птичьи яйца, а какая птица их снесла — не знали. Одно яйцо разбили, чтобы посмотреть, что внутри, но не обнаружили ничего примечательного — всего лишь густой яркий желток да жидкий прозрачный белок.
И так крепко держали друг друга в объятиях, что не слышали удара. Как они, должно быть, любили друг друга! Над телами, словно не желая с ними расставаться, парил длинный шёлковый шарф. Этот шарф трепетал в подводном течении, подобно прозрачному сердцу. Был он розовый и до того мягкий, что русалка приняла его за плод любви двух человеческих существ. Будто бы прямо из их сердец родился этот нежный цветок, это розоватое пламя!
голыми. В воде одежда не греет и только мешает. Всё, что на них есть, — обломки кораллов, запутавшиеся в волосах, бусы из застывшей морской лавы или рыбьи плавники, разрисованные слезами кита.