Иосиф замирает посреди дороги, остановленный мыслью, правда ли он друг самому себе или же – для этого вывода оснований у него имелось гораздо больше – не любит и презирает себя, однако, поразмыслив немного, решил, что ни то ни другое: он себе безразличен – пустое место, а в пустоте ни близко, ни далеко не на чем остановиться глазу, ведь нельзя же устремить взгляд на отсутствие чего бы то ни было.