Хроника частных апартаментов двора и гостиных Парижа при Людовике XIII, Людовике XIV, Регентстве, Людовике XV и Людовике XVI

© ООО "Остеон-Груп" Москва-Ногинск – 2020

При участии изд-ва "Майор"

© Перевод с французского под редакцией Л.И.Моргуна. 2020

Коротко об авторе

Жорж Тушар-Лафосс, родился в Ла-Шартр-сюр-ле-Луар 5 августа 1780 г. и умер в Париже 11 декабря 1847 г., – французский журналист, редактор и антиквар. Его коллекция иллюстрированных книг о провинциях Франции является прообразом современных путеводителей.

Бывший военным комиссаром при Первой империи, он стал журналистом при Реставрации и писал для либеральной прессы. Он собрал большую коллекцию исторических анекдотов, взятых из различных словарей XVIII-го века, найденных в его литературного наследия. Он является автором "Хроник Бычьего Глаза" и эта история королевских аппартаментов, рассказанная на протяжении двух столетий, постоянно переиздается до сегодняшнего дня.

Жорж Тушар-Лафосс

ЛЕТОПИСИ КРУГЛОГО ОКНА

Хроника частных апартаментов двора и гостиных Парижа при Людовике XIII, Людовике XIV, Регентстве, Людовике XV и Людовике XVI

«Chroniques de l’Œil-de-Bœuf, des petits appartements de la cour et des salons de Paris sous Louis XIV, la Régence, Louis XV, et Louis XVI»

Том I. ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЮДОВИКА XIII

Глава I. 1624

Возобновление старинных зданий. – Лувр Людовика XIII. – Мост Вздохов. – Левый берег. – Поединки чести. – Анна Австрийская. – Госпожа де Шеврёз. – Любовь кардинала, – Ответ графине Альтамира. – Оружейный кабинет. – Людовик XIII. – Письмо Бриенна – Портрет короля. – Суждение отца Коссена.

На рассвете погожего дня, когда еще рои населения не шумят на берегах Сены, облокотитесь на перила Нового моста (Pont Neuf) за бронзовой статуей Людовика XIV. Если воображение у вас богато, а душа поэтическая, то Сена – это магическое зеркало, эта подвижная страница древних летописей, – на своих покрытых белою пеною волнах – прокатит перед вами тысячи, воспоминаний. То вам почудится, что река отражает гладкую бронзу оружия Цезаря, то пенится под нормандскими кораблями, несущими отважных искателей приключений. Иногда отразится пред вами и грустное зрелище— казачий конь, пьющий из завоеванной реки, обыкновенный рокот которой покажется как бы продолжительным вздохом…

По воле мечтательного воображения падают – этот новейший: Лувр, эти богатейшего стиля колоннады, эти пышные набережные, двойной ряд которых окутывается вдали туманным газом, распространяющиеся в отдалении. Слишком мало летописей записано на челе этих вчерашних превосходных зданий; писатель-артист ищет вдохновения под серым цветом – влиянием столетий на монументы. Если они разрушены, мысль, эта послушная сильфида, восстанавливает их искрою своего пламени: – как она воскрешает поколения, заснувшие сном могилы.

Чудо совершается: вот течение Сены в 1624 г. Вдоль правого берега тянется дворец наших королей, крепость, еще окруженная широким рвом, на котором по приказанию капитана гвардии опускается подъёмный мост, где недавно погиб несчастный маршал д’Анкр.

Лувр, построенный Людовиком Толстым, переделанный Франциском I и Генрихом II, продолженный по новому плану Людовиком XIII, сохраняет следы своих первых веков между постройками третьего. Главный корпус, простирающийся от улицы Сен-Тома до реки, представляет затейливые средневековые украшения, в соединении с более осмысленным изяществом итальянской школы. На противоположном крыле две толстые башни с коническими кровлями, оканчивающиеся тяжелыми флюгерами сторожат чёрное, неправильное здание. Беззаботная рука прорезала словно случайно его фасады множеством окон. Отворите их стекла, расписанные разноцветными гербами, вы откроете рубцы Варфоломеевской ночи взрытые аркебузою на готическом портике Сен-Жермена Окзерского. Может быть, у подошвы этого храма увидите вы ещё несколько пятен крови, обрызгавшей эти стены в ту, гибельную эпоху. От этих двух зданий, столь различного характера идут почти под прямым углом две постройки, выходящие одна на улицу Сент-Оноре, другая, параллельная, на Сену. Последняя, называемая «галереей королей», почти окончена, ее редешоссе^[1] наружною стороною выходит в небольшой луврский сад, расположенный между зданием и рвом. Видите ли вы за этою виноградною беседкою деревянную арку, которая сообщается с ванною комнатою – это Мост Вздохов. Во время несовершеннолетия Людовика XIII, только один Кончини мог каждую минуту входить к королеве Марии; говорят, что не исключались и молчаливые часы полуночи, отсюда происходит и знаменательное название этого места.

За большим павильоном, откуда Карл IX стрелял в протестантов, начинается большая галерея. Генрих IV велел её построить для соединения своего дворца с Тюильрийским, возведённым Катериною Медичи, вне пределов Парижа, который замыкался Лувром в этом месте. Иностранец с удивлением смотрит на этот продолженный фасад, белые еще камни которого указывают длинную страницу архитектуры, которую проследить до конца утомительно для глазa.

На левом, неровном, гористом берегу реки, изрытом заливчиками, представляются там и сям здания феодального происхождения, с башнями, каланчами, массивными дверями, укреплёнными железом. Возле Нового Моста поднимается двойной каменный цилиндр, образующий башню Нель, стоящую на оконечности садов Неверского отеля. Дальше, под ветвистыми деревьями большого луга Клерков, возвышается дом Маргариты Валуа. Там, покинутая Генрихом IV, она в виду Лувра, вела жизнь, исполненную ханжества и любовных связей, занималась литературою и ветреными развлечениями, предавалась благотворительности и нагло обманывала своих кредиторов. Против Тюильри малый луг Клерков ежедневно дымился кровью дуэлистов, которые за какое-нибудь смелое слово, за двусмысленную улыбку, за простое прикосновение к плащу, бегут резаться на эту арену предрассудков. В этот момент через реку переплывает барка, наполненная дворянами, султаны которых развеваются по ветру; увы, она, может быть, возвратится, облегчённая на половину, ибо не один храбрец падёт от убийственной шпаги. Аббатство Сен-Жермен де-Пре вырезывающееся на голубом небе, часто опускает свои подъёмные мосты для принятия окровавленных жертв луга Клерков; очень часто трезвон высокой колокольни возвещает парижанам, что новые могилы на монастырском кладбище предложили знаменитым почитателям гостеприимство смерти.

Во втором этаже большого Луврского павильона, целый ряд покоев, щедро украшенных живописью, скульптурой, позолотой и инкрустациями, составляет апартаменты королевы. Теперь они заняты Анною Австрийскою, дочерью испанского короля Филлипа III, вышедшую в очень юных летах за Людовика XIII. Но этой пышной роскоши, окружающей её, королева, предпочитает изящную простоту ванной комнаты, соединенной с маленьким луврским сдом посредством Моста Вздохов. Там, скучая, томясь супружеством, которое не представляло никакой прелести, она поверят горе своей фаворитке, герцогине де Шеврёз. Каждый почти вечер эта государыня проводит в этих беседах, которые весёлый нрав наперсницы делает иногда утешительными.

По испанскому обычаю, перенятому от мавров, Анна сидит на бархатных подушках; одною рукою она обняла за талию герцогиню де Шеврёз, сидящую рядом. Королева в зелёном атласном платье, вышитом серебром, и золотом с висячими рукавами, схваченными тремя крупными брильянтами. Тщательно застёгнутые брыжжи не совсем прикрывают роскошную грудь, волнующуюся в этот момент от оживлённого разговора; Из-под небольшой бархатной шапочки с воткнутым пером чёрной цапли, выбиваются обильные светло-русые кудри – довольно редкие у кастильянок. Анну Австрийскую нельзя назвать совершенною красавицею; нос у неё довольно велик, цвет кожи скорее блестящ, чем нежен, и глаза её какие-то зеленоватые, производили бы неприятное впечатление, если бы не покоряли вас своею сверкающей живостью. Природа не огорчила супругу Людовика ХIII толстыми губами, в которых упрекают особ Австрийского Дома; ротик у неё был маленький, румяный, со счастливою улыбкою; наконец, красивый лоб и приятные очертания лица если не придавали её физиономии красоты правильной, то делали её благородной и обворожительной. Руки у неё были прелестной формы и чрезвычайно белые. Она большого роста, талия кажется очень стройною, и корсет её слегка скрадывает излишнюю полноту. Что же касается ноги; то Анна Австрийская била испанка, – и этим всё сказано, и никакой большей похвалы не нужно.

– Как вы думаете, – говорила королева своей любимице, сидя в ванной комнате: – неужели кардинал осмелится поднять на меня свои дерзновенные взоры?

– Право, государыня, он возымел это намерение. Это единственный дерзновенный акт, которой он ещё не позволял, себе, и я убеждена, что он думает попытаться.

– Какой же признак подал вам мысль о том, что он замышляет эту безумную дерзость?

– Я читаю постоянно этот характер, прикрытый плутнями и хитростями. В политике он очень искусен, но в делах любви мало опытен, и я часто забавляюсь его неловкостью, прикидываясь, что разделяю его стремления. Никто легче кардинала не поддается обману, когда вступает на поприще любезности, которое, впрочем, ему очень нравится. Наши женские хитрости превосходят понимание этой тонкой лисицы; запутавшись в сетях женщины и ещё более обманутый собственным тщеславием, он делается покорною игрушкою нашего пола. Я сама не раз доводила этого гордого министра до мелочей искусства нравиться: скрывшись в моем кабинете, ваше величество сами видели, как он ухаживал за мною, переодевшись в костюм кавалера, со шпагою на боку и с перьями на шляпе.

– Правда, и я много тогда смеялась.

– Вы можете позабавиться еще более вздохами его страсти к вашей особе.

– Фи, гадкий! Кто может чувствовать биение своего сердца при сладких словах любви, после такой профанации этого разговора.

– Я знаю людей, способных очистить его для слуха вашего величества… Храбрый, великолепный герцог Монморанси…

– Замолчите, герцогиня.

И в эту минуту судорожно подымалась шемизетка королевы.

– Простите, ваше величество.