Цитаты из книги «Мегрэ сердится»

Их принесла Эмэ. Там были письма от нее – вернее, записочки, которые они, не стесняясь, передавали друг другу здесь, назначая свидания. Там были и расписки Роже Кампуа. Малик не только сам давал ему деньги в долг, чтобы сильнее запутать его, но и заставлял обращаться к ростовщикам, у которых потом скупал его векселя. Он все это хранил. И с презрением добавила: – Несмотря ни на что, у него была душа конторщика! Она не поняла, почему Мегрэ, тяжело вставая, добавил: – Сборщика податей!

А этот брат его, Шарль, которого вызвали из Лиона, где он зарабатывал какие-то гроши, чтобы женить на богатой наследнице!.. Знал ли он тогда? Конечно! Человек он слабый, покорный и женился, потому что ему велели жениться. Он служил для них ширмой! Роль мужа, которую его заставляли играть, позволяла ему делить со своим братом состояние Маликов. Итак, Эрнест имел двух жен, имел детей в обоих домах. Когда Монита неожиданно узнала, чья она дочь, это переполнило ее таким отвращением, что она решила утопиться…

Слышно было, как внизу ходили жандармы. В окно они видели, как группа людей направилась к вилле Малика, где еще находился труп. – Эмэ его действительно любила… – вздохнула мадам Аморель. – Она все еще любит его, несмотря ни на что. А меня теперь возненавидит за то, что я сделала этой ночью. «Труп в шкафу»! Если бы в этом символическом шкафу был только один труп робкого Роже Кампуа! – Когда он решил вызвать своего брата, чтобы женить его на вашей младшей дочери? – Кажется, года два спустя после своей женитьбы. Но как я была наивна! Ведь я прекрасно видела, что Эмэ интересовалась только своим шурином и была влюблена в него больше, чем ее сестра.

– Есть кое-что другое, и ты это знаешь. Бернадетта Аморель убила твоего отца не за то, что он когда-то довел сына Кампуа до самоубийства.

…Мадам Аморель убила Эрнеста Малика выстрелом из револьвера. Да, в его доме… В его кабинете… Он был в пижаме и в халате. В первом часу ночи сюда звонили из жандармерии, чтобы предупредить вас, потому что она хочет вас видеть.

Семейная драма назревала в течение двадцати лет, а теперь, через несколько дней после гибели Мониты, с минуты на минуту должен произойти взрыв.

А ведь когда-то Жанна была красива. Она любила Малика, который использовал ее в своих интересах, как любого другого, с кем бы его ни сводила судьба. Теперь, спустя много лет, любовь к нему соединилась у Жанны с ненавистью, злоба и ожесточение – с животной преданностью. Ею владели противоречивые чувства к этому человеку, иногда появлявшемуся у нее в доме, чтобы отдать приказание.

Он вошел с видом завсегдатая. – Здравствуй, Жанна. – Что вам угодно, месье Малик? – Я пришел, чтобы спросить у тебя… Внезапно он осекся, уставился на Мегрэ и вдруг, улыбнувшись, воскликнул: – Жюль! Вот это да!.. А ты что здесь делаешь? – Простите…

У меня была внучка, единственная внучка – дочь этого проклятого Малика! Малик – фамилия моего зятя. Это вы тоже должны знать. Шарль Малик… Моей внучке, Моните, на будущей неделе исполнилось бы восемнадцать лет… – Вы хотите сказать, что она умерла? – Ровно неделю назад. Позавчера мы ее похоронили. Ее тело прибило к нижней плотине… А раз Бернадетта Аморель говорит вам, что это не несчастный случай, вы должны ей верить. Монита плавала как рыба. Кое-кто попытается вас убедить, что она была неосторожной, любила купаться в одиночестве в шесть часов утра, а иногда даже ночью. И все-таки утонуть она не могла! А если они будут твердить, что она, быть может, хотела покончить с собой, скажите им, что они лгут.

Возьмите! – И старуха протянула ему несколько франков. – Простите, мадам Аморель, но я вынужден отказаться. Видите ли, я и есть бывший комиссар Мегрэ. И тут старуха изрекла фразу, которая им надолго запомнилась. Оглядев его с ног, обутых в сабо, до растрепанных волос – он успел снять свою соломенную шляпу, – она проронила: – Ну, если вам так угодно…