Посвящается

нашим дедушке Иоанну

и бабушке Нине.

Светлая память!

Предисловие

В предлагаемом вниманию дорогих читателей сборнике содержатся статьи, ранее вышедшие в петербургском журнале Credo New (№2-2024, №3-2024, №1-2025, №2-2025, №3-2025) и здесь объединенные общей темой защиты человека: в его зарождении и жизни от зачатия, в его традиционной здоровой семейности как соединении мужа и жены «в плоть едину» (Мф. 19:5), в его преклонном возрасте, этическом измерении свободы и творчества перед «лицом ИИ», и с точки зрения будущей Вечной жизни. Понятие человека в век заражения трансгуманистическими идеями не просто ставится под сомнение, а подвергается последовательной методической деструкции. Автор попытался найти и собрать воедино смыслы, могущие стать противоядием от трансгуманизма. Конечно, этого мало. Бог да дарует вдохновение в мысли и деле всем хранящим и передающим новым поколениям огонь живой веры в Богочеловека Христа!

Юрий Погудин

6 сентября 2025 года

ТРИПТИХ О ЧЕЛОВЕКЕ ИЛИ УЧЕНИЕ О БОГООБРАЗНОЙ ИПОСТАСИ В СВЯЗИ С АБСОЛЮТИЗАЦИЕЙ ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ И ПРЕНАТАЛЬНЫМИ ДЕТОУБИЙСТВАМИ ("АБОРТАМИ")¹

Ты.. соткал меня во чреве матери моей..

Зародыш мой видели очи Твои.

Пс. 138:13,16

Я пришел для того,

чтобы имели жизнь

и имели с избытком.

Ин. 10:10

Мне нет никакой необходимости

пытаться заглянуть в «будущее» моей души

после смерти.. чтобы знать с полной

достоверностью – знать сейчас,

в любое мгновение моей жизни, – что я вечен.

С.Л. Франк, «С нами Бог» [7, 243]

1. ДАР ИПОСТАСИ

Предлагаемая дорогим читателям работа является некоторым итогом размышлений мирянина Православной Церкви о связи определения "аборта" как пренатального детоубийства с учением об ипостаси² человека.

Проблема "аборта" наисложнейшая и многоуровневая: жизненная, человеческая, семейная, богословская, этическая, философская, социальная, медицинская, юридическая, экономическая, политическая, государственная и т.д. и т.д. Невозможно в одной статье и не под силу одному человеку решить её. Но мы попробуем осветить её с той богословско-философской стороны, которая, на наш взгляд, является отправной точкой в решении. От исхода общественного спора об "аборте" на этом, теоретическом уровне во многом зависит и его исход на уровнях остальных. По слову А. Лосева, «абстрактное мышление, которому учит нас история философии, должно рассматриваться нами как своеобразный символ (хороший или плохой) живого созерцания той или иной действительности. Само абстрактное мышление должно быть символом живой человеческой практики, без которой оно было бы неполным» [6, 218].

Учение об ипостаси человека является ключом к пониманию краеугольных истин христианской веры, и в том числе однозначно и безоговорочно разрешает вопрос об отождествлении "аборта" и детоубийства. Именно потому, что человек есть ипостась по образу создавшего его Ипостасного Бога – "аборт" и есть детоубийство. Человек начинается с первого мгновения зачатия, дарующего в сотворчестве Бога и отца и матери каждому уникальное и неповторимое бытие.

Жизнь человека и бытие мира есть свободный, творческий и великий Дар Пресвятой Троицы. Бог творит другое, отличное от Самого Себя бытие не по необходимости и не для восполнения Своего Бытия, но по преизбытку Божественной Любви, вечно раскрывающейся в Жизни Пресвятой Троицы. «Божественная жизнь в отношении к жизни в себе является оживляющей, утверждающей бытие, и всякая жизнь и жизненное движение – от жизни, пребывающей превыше всякой жизни и всякого начала всякой жизни. От неё души получают непреложное существование, и все животные и растения с последней степенью жизни получают жизнь. При отнятии её, по Писанию, оскудевает всякая жизнь, и оскудевшее вследствие слабости приобщения к ней, снова обращаясь к ней, снова становится живым» (Дионисий Ареопагит) [5, 192].

Безначален только Господь. И мир, и каждый человек имеют начало. Тайна зачатия – первоистока – человека так велика и важна для православной веры, что даже есть монастыри, именуемые «Зачатьевскими» – в честь зачатия святыми богоотцами Иоакимом и Анной Пресвятой Богородицы (22 декабря по новому стилю). И есть их икона: «Целование Иоакима и Анны». Ещё Церковь празднует зачатие Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна (6 октября по новому стилю). «У наших предков было принято перед рождением долгожданного ребенка вымаливать его на богослужениях в Зачатьевских монастырях или храмах» [26].

Есть принципиальное онтологическое различие между рождением и творением. Рожденное – той же природы, что и родивший. Созданное – иной природы. Бог создает тварное бытие не как «копию» Своего Нетварного бытия, а как Богообразную тварную инаковость [9, 224]. Тварь не противостоит Творцу как противоположное, она внеположна Ему: Им положена вне Его Природы, и Им привита к Нему Его энергиями.

Господь создает нас как онтологически самостоятельные Богообразные ипостаси, способные к предельному выбору образа бытия своей природы – с Богом или без Него. Тварность ангелов, мира и людей обязательно сопряжена с их начальностью. Если бы они были безначальны, то и не могли бы быть созданы. Если мыслить их безначальность в качестве вечных Божьих творческих мыслей-замыслов, начинающих быть в произнесении: «и сказал Бог..», то можно ли отождествлять вечные Божьи мысли и ипостаси? Мысля тварь онтологически инаковой, но сводя на Божии эманации наивысшие её сущности – ипостаси ангелов и людей, – мы снова теряем мир как созданный, снова растворяем его в Боге, перестающем быть Творцом и остающемся только Порождающим..

Чтобы Творец был Творцом, а тварь – тварью, нам нужно мыслить тварь всецело инаковой – не только в любых нисходящих сферах бытия, но и в любой сколь угодно глубокой своей подоснове, в самой последней своей сущности [9, 74]. Тварь не есть Творец в абсолютном смысле.

Изначальное ничто, не-бытие положено Творцом вне Себя, и есть «место» возможности для создания мира. Ничто есть последняя подоснова твари, и отличающая в онтологическом корне её от Творца, и дающая ей возможность не исчезнуть в Огне абсолютной Божией Сущности.

И мир (тварь) реален в своём пространстве-времени не только для себя, но и для Бога. Реальность твари утверждена сознанием её Богом, и заботой о ней Его Промысла. Тварь создана по образу Творца, жива причастием Его энергиям и способна уподобиться Ему.

«Начало» твари – и всего мира, и каждого человека – есть непостижимая граница, отделяющая Бытие от небытия [9, 230-231]. Создание твари означает, что и мира, и каждого человека не было и не было полностью, не было совсем. Время мира и время каждой человеческой жизни творится вместе с «началом» и «зачатием». Владимир Лосский рассуждает: «Первое мгновение – неделимо, его даже нельзя назвать бесконечно кратким, оно – вне временного измерения: это – момент-грань, и, следовательно, стоит вне длительности. <…> Тварь возникает в некоей «внезапности» <…> на грани вечности и времени. <…> Творческий порыв порождает время» [9, 231-232]. При всей непостижимости «до» – именно оно в нашем сознании являет Творца Творцом: мира и каждого из нас не было «до» нашего создания. Будучи тайной, «до» на границе небытия и Бытия указывает на объективную и абсолютно первую «ноту» симфонии («музыки сфер») Божьего Творения и судьбы каждого из нас.

Человек, как находящийся «между» Богом, Который Превыше его, и миром, который ниже его, стал предметом спора о том, насколько он близок к Богу или насколько близок к миру. Посреди предельных крайностей – персонификации атомов у Николая Лосского или отрицания своих ипостасей у людей в антропологии Льва Карсавина [16, 51] – будем мыслить цельное «золотое сечение», связывающее (но не отождествляющее) Творца и тварь, человека и мир в одно: как творение Божие, человек несоизмерим со своим Творцом, но как образ Его – он несоизмерим с миром и надмирен. Прот. Владимир Цветков сформулировал это отношение так: «Бог – это целое³, человек – это большая часть, мир – это меньшая часть. И Бог так относится к человеку, как человек относится к миру» [18, 452].

Такое соотношение мыслит людей тварными надмирными ипостасями, одновременно не отождествляемыми ни с космическими стихиями, ни с «мировой душой», ни с несопоставимо превышающими тварь Божественной природой и Ипостасями Пресвятой Троицы. «Человек есть ипостась всего космоса, который причастен его природе» [9, 241, 288].

Мысль человечества тысячелетиями приближалась к Богу, но не могла дедуцировать учения о Пресвятой Троице. Оно – самооткровение Бога людям через Библию, раскрытое великими каппадокийцами⁴. Именно на основе догмата Церкви о Пресвятой Троице как Ипостасном Триединстве и откровения Книги Бытия о создании человека по образу Творца Владимир Лосский и развивает учение об ипостаси человека. Таким образом, мы можем определить его как дальнейшее раскрытие Божьего откровения в богословской мысли – откровения о человеке.

Раннее святоотеческое определение ипостаси как «существования самого по себе» (св. Иоанн Дамаскин) [цит. по: 15, 49] еще не давало богословского аргумента в защиту человека на стадии от зачатия до рождения. Но учение об ипостаси Владимира Лосского, выросшее на почве всего предшествующего академического и «внеакадемического» богословия XIX-го – начала XX веков, как это хорошо показал И.И. Улитчев [16, 21-35], содержит мощный потенциал в защиту человеческой жизни внутри материнской утробы.

Из принципа различия живых и / или неживых объектов только по категории единичного существования понятие ипостаси развилось в принцип отличия человека от своей собственной духовно-душевно-телесной природы, от мира, от каждого другого человека, от общества, от ангелов и от Бога. Учение В.Н. Лосского, с одной стороны, не противоречит Священному Писанию, с другой – содержит зерно для раскрытия духовного щита жизней пренатальных детей.

Учение об ипостаси человека чрезвычайно трудно для усвоения, потому что содержит в себе апофатическую неопределимость. Поскольку человек есть живой образ Живого Бога, то познавая Бога, познаем и человека, а познавая в человеке образ Божий – познаем его Создателя. Благодаря этой обоюдной теологически-антропологической связи, богословская мысль движется в двух встречных направлениях, скрещивающихся в тайне Богочеловечества Христа.

О несводимости человека на его природу знает псалмопевец Давид (Пс. 138:16): зародыш мой – значит, «я» не есть зародыш. Зародыш есть моя природа. Я – ипостась, зародышем обладающая.

Веками позже удивленно рассуждает Паскаль: «Тот, кто любит кого-то за красоту, любит ли он его? Нет, потому что из-за ветряной оспы, которая убьет красоту, не убив человека, он его разлюбит. И если меня любят за мою рассудительность, за мою память, – любят ли меня? Меня? Нет, потому что я могу утратить эти качества, не утратив самого себя. Где же оно, это я, если оно ни в теле, ни в душе?» [14, 269].

Вслед за Паскалем вопрошает Алесей Лосев: «Я задаю себе вопрос: что такое я, мое собственное Я, где оно, чем оно отличается от всего другого? Я вижу мои руки, ноги, голову – есть ли это мое Я? Нет, рука – моя, но не само мое Я, как равно она – белая, но не сама белизна, круглая – но не сам круг. То же и о ноге, и о голове. То же и обо всем теле. Тело – мое, но оно – не само Я. Что же еще есть во мне кроме тела? Во мне есть сознание и бесконечность видов переживаний. Суть ли они мое Я? Нет, они – не Я. Моя надежда, мой страх, моя любовь, моя мысль, мое намерение суть мои, но они – не сам Я. Я их имеет, как ведро содержит в себе воду. Но ведро – не вода. Перебравши все возможные мысли, чувства, поступки, я обобщаю и объединяю все это в одно общее понятие души. Но, очевидно, и душа не есть я; и это – уже по одному тому, что она моя» [3, 206].

Бытие человека несводимо не только на физиологию, психологию, но и на идеалистический спиритуализм. Я мыслю умом, но я не есть ум; я чувствую душевные переживания сердцем, но я не есть сердце; я действую волей, но я не есть воля. Всё это в совокупности – и ум, и сердце, и воля, составляющие душу, и тело, душа и дух – относится к полноте природы человека. Но человек несводим на неё.

Идя от понятия целого как синтеза, Лосев обосновывал новый уровень, новое качество в целом по сравнению с суммой составляющих его частей. Целое – больше, чем просто «совокупность частей». Но и на этом пути мы не дедуцируем ипостась человека. Так как всё, что мы будем в нём находить – ум, дух, душу, сознание, тело и т.д. – образует природу человека как целое. Ипостась же не есть ни часть природы, ни природа как целое. Она есть единичность носителя, субъекта, обладающего цельностью природы.

Ипостась человека есть Божий дар уникального и неповторимого бытия. Понятие ипостаси восприемлется в акте религиозной веры и философском узрении, не являющимися очевидными основаниями для биологии, медицины и юриспруденции как изолированных областей знания. Тело можно увидеть, а душу – почувствовать. Ипостась же не дана нашему восприятию как внеположный ему предмет; она сама и есть воспринимающий разум. Она становится предметом восприятия в акте самосознания, отделяющем Я человека от пространства и времени.

Учитывая определение мифа Лосевым как «в словах данной чудесной личностной [курсив – Ю.П.] истории» [2, 240] перефразируем его же мысль: «Если нет» человека как ипостаси, «самого по себе, то как можно говорить о его происхождении, о его истории, о его эволюции, о его физиологии, психологии, социологии?» Кто «же именно в таком случае» зачинается, рождается, развивается? [2, 293].

Быть чем-то и кем-то значит отличаться от всего иного. Если предмет мысли сливается с чем-то иным, мыслить этот предмет невозможно. Поэтому бытие есть всегда не бытие вообще, но определенное бытие, именно такое, а не иное бытие. Определенность его есть его фигурный лик, есть его особенная и несводимая на иное форма. Но эта форма, как бытие-для-других, таинственно являет, выражает и бытие-для-себя. И мы не можем разделить эти два принципиально разных плана непроходимой стеной. «Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» (Лк. 8:17). Личность можно определить как проявленность незримой ипостаси человека в его природе, познаваемой и чувствуемой другими людьми. Личностью становятся, ипостасью же являются от начала и во веки. Ипостась пребывает в ином, отличном от природы измерении бытия – в сверхприродном измерении, открывающемся нам в реальности личных имён людей и ангелов.

Отец Антоний Сурожский связывает уникальное имя человека (Откр. 2:17) с создающим его творческим словом Бога: «Согласно утверждению, которое мы находим как в самой Библии, так и в окружающей Библию традиции, имя и личность тождественны, если имя это произносит Бог. И если мы хотим представить себе все значение имени для личности, которая его носит, может быть, допустимо сказать, что это то имя, то державное, творческое слово, которое произнес Бог, вызывая каждого из нас из небытия, слово неповторимое и личное, и вместе с тем имя это определяет неповторимое, личное, ни с чем не сравнимое отношение, которое связывает каждого из нас с Богом» [цит. по: 15, 137].

Зачинаясь именем-ипостасью, человек, согласно св. Иоанну Дамаскину, сохраняет таинственную связь души и тела даже после смерти: «Если природы единожды ипостасно соединились между собой, то они навсегда остаются неотделимыми. Ибо, хотя душа и отделяется от тела в смерти, тем не менее их ипостась остается одна и та же, – ведь ипостась есть изначальное образование самостоятельного существования каждого. Поэтому и тело, и душа остаются, всегда удерживая одно и то же начало своего существования и ипостаси, хотя и разлучаются друг с другом» [цит. по: 15, 164].

Отец Павел Флоренский подчеркивает, что изначально «христианство было учением не о бессмертии души, а о воскресении мёртвых» [8, 386]. Из понятия смерти «второй» в Апокалипсисе (Откр. 20:14) следует, что душа не только смертна, но что она – неминуемо и безвозвратно смертна, если человек в своей земной жизни выбирает бытие вне Бога. Но смертность души не означает небытия, потому что обладающая и телом, и душой ипостась вечна и неуничтожима.

В одной из поздних бесед Алексей Лосев аргументирует: «Мы говорим: «Я умру». Подлежащее «Я» здесь выше своего предиката – «умру». Смерть – одно из состояний «Я»-субстанции, сопровождение «Я». Точно так же, говоря «стена белая», мы признак – белизну – не идентифицируем со стеной. Ведь белым может быть что угодно» [4].

Смерть есть разделение единства природы, не прекращающей своего бытия тождеством ипостаси. «Кто» ипостаси не только обладает разными «что» природы, но и соединяет их в одно целое. Ипостась есть самотождественная единичность, сообщающая цельность природе. В человеке душа и тело соединены ипостасью. Во Христе Божество и человечество соединены Ипостасью Бога-Сына. Человек – образ Христа