Дизайнер обложки Юрий Кубанин

Иллюстратор Иллюстрация с сайта Pixabay.com

© Юрий Кубанин, 2025

© Юрий Кубанин, дизайн обложки, 2025

© Иллюстрация с сайта Pixabay.com, иллюстрации, 2025

ISBN 978-5-0059-2694-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Логика абсурда

Советское время. Туркменистан. По зыбучим пескам Каракумов, обливаясь потом и тяжело переставляя ноги в снегоступах, бредёт чукча. В меховой парке, с охотничьим карабином за спиной. Останавливается, долго смотрит в безоблачное знойное небо и говорит: «Парниковый эффект, однако». Затем отворачивает левый рукав парки, обнажая запястье с дешёвым школьным компасом на тонком кожаном ремешке. Поднимает руку вровень с глазами, прищурясь, через визир намечает далекий бархан строго на севере…

Перевалив через намеченный бархан, вдруг упирается в забор из двадцати рядов колючей проволоки. В обе стороны, куда достанет глаз, сплошной «железный занавес», и ни души вокруг.

– Смотри-ка, – озадачивается он. – Откуда взялся, однако?

Испытав пальцем остроту колючек, достает из кармана многоцелевой складной походный нож и организует из него кусачки. Начинает резать проволоку…

Работа подходит к концу, и тут… Как из-под земли вырастают пограничники с собакой. С криком: «А ну, стоять! Стрелять будем!», – валят бедолагу на песок.

Через какое-то время подъезжает автомобиль с тревожной группой во главе с лейтенантом.

– Сержант Сердюков! Доложите обстановку! – строго требует офицер, обращаясь к старшему пограничного наряда. – Кто подавал сигнал: «Прорыв в сторону сопредельного государства?»

– Я, товарищ лейтенант! – возбужденно рапортует Сердюков. – Вот, в Иран пытался уйти, сволочь!

«Нарушителя» без церемоний ставят столбиком.

– Какой Иран, однако!? Почему сволочь? – лепечет чукча, отплевываясь от песка. – Оймякон иду! Домой, однако!

– Ври, да не завирайся! – одёргивает его офицер. – Оймякон твой где? На севере, так!?

– На севере, однако… – подтверждает пленник.

– А Иран где? На ю-ге! – праведно негодует офицер. – Понял, однако? Тьфу, черт!.. Отсюда до твоего севера – как до Китая по-пластунски!

– А это что, не север, начальник?! – тычет чукча рукой за дыру в заградительном заборе. – Смотри!

С этими словами вновь выпрастывает из рукава парки запястье с компасом. Дрожащими от волнения пальцами дёргает фиксатор. Стрелка, колыхнувшись, описывает полукруг и синим концом уверенно указывает на Иран за дырой, зияющей в колючем проволочном заграждении.

– Север? – победно вопрошает чукча.

– С-с-север… однако… – с округлившимися глазами нерешительно соглашается офицер.

Чукча стряхивает с плеч удерживающие его руки пограничников:

– Сторонись, начальник!..

А всё почему, читатель? А всё потому, что Семёныч – рабочий фабрики школьных пособий в далёкой Калуге, пришёл на работу как-то в понедельник с большого бодуна. И, не похмелившись, по ошибке не тем концом сунул магнитную стрелку в тазик с краской синей. И, соответственно, не тем – в тазик с красной…

А вы говорите, есть незыблемые вещи!..

Сказка о нуворише и Золотом Змее

Вопрос больше к молодёжи. Знаете, кто такой нувориш? Дословный перевод – новый богач. На самом деле, это богач, которому ничто в мире уже не ново. Везде-то он уже побывал, всё-то он уже повидал, всё-то и всякое перепробовал. Имеет пентхаус в Москве, дом в Подмосковье, виллу в Калифорнии, виллочку на Сейшелах и, для разнообразия, бунгало в Гонолулу. Тот, у которого из болезней только болезненное самолюбие и чья любимая поговорка: «Если ты такой умный, то почему такой бедный?»

И вот, едет как-то раз один такой нувориш, назовём его Роман, в крутом авто домой с корпоративной вечеринки. На чьей-то даче гуляли, а на чьей – с бодуна трудно сказать. И места за ветровым стеклом все чего-то незнакомые, по симптоматическому беспамятству. Навигатор ещё, как назло, заглючил.

По правому борту, за ровным штакетником, чужой сад тянется. Захотелось Роману сушняк во рту фруктовым соком освежить, тормознул он у забора, вышел, вправо-влево глянул, да и перемахнул через ограду.

А сад, надо сказать, дивной красоты. Неухоженный, но весь какой-то райский. Подле каждого растения – табличка, с указанием сорта. Где – арабской вязью, где – кириллицей, где – латиницей, где – китайской грамотой. Стал Рома промеж деревьев шастать, дары Матушки-Природы пробовать – всё не по вкусу! То кисло, то приторно, то чужеземно…

Вдруг, видит – особняком яблоня стоит. Раскидистая, роскошная. Возле – тоже табличка в землю воткнута. «Зладобранет запретный» – значится на ней на чистом библейском языке. Как же! Испугался он запретчиков!..

Высмотрел Рома на верхотуре самое большое, самое аппетитное яблоко и полез сноровисто. Да не заметил снизу, что рядом с заветным плодом на ветке змеиная голова покоится. Золотистая сплошь и с бронзовыми разводами. Очередную дамочку, на сладкое падкую, как преданием предписано, поджидает, подрёмывая. А с земли-то мимикрию эту и не видать!

Потянулся, было, Роман за фруктою, тут Змей и встрепенулся!

Уставился чёрными глазами-бусинами, не мигает. А воришка с дерева переспелой грушей обрываться и не подумал! Замер, но колени, чувствуется, не трясутся. Ни один листик на яблоне не дрогнул.

Ладно. Нагоню, думает рептилия, на дурака страху. Печатно же сказано – дамочку поджидаем! Или не читал Писания, что ли?

Нахмурился Змей грозно, язык раздвоенный выпустил, и ну им дурака стращать! От таких видов у людей завсегда мурашки крупнее помидора выскакивают, в чём Змей неоднократно за свою сказочно долгую жизнь убеждался.

А дурак возьми, да не испугайся! И более того, не будь дураком, одной рукой покрепче за ветку зацепился, другую выпростал и… – хвать Змея за глотку! Точнёхонько за скулами. Как змееловы учат.

У гада округлились глаза. От неожиданности он даже язык прикусил. Попробовал судорожно сглотнуть, да ничего не вышло. Чисто клещи у воришки пальцы!

– Попался, червяк! – говорит он беззлобно (типа, ничего личного).

Хотел, было, Змей, как сказки обязывают, взмолиться человеческим голосом, да где уж! Прошипел только что-то невнятное.

– Во, дела! – говорит Рома тем временем то ли Змею, то ли самому себе. – Братва, как мода на экзотику пошла, за всякую нечисть баксы мешками выкладывает, а мне, смотри-ка, даром подфартило!

Прихватил Змея половчее за шею и на землю прыг! Пришлось и Змею срочно кольца бронзового тела с веток распускать, чтобы без башки не остаться.

Шлёпнулся он оземь, и потащили его кишкой безвольной к машине…

В багажнике ему даже понравилось. Велюр кругом и не сквозит. Иномарка, словом.

Приехали. Открылся багажник, ударило солнце в глаза. Прищурился Змей после темени, а размежив очи, увидел домик о четырех этажах и подворье. Одним концом оно уходило за опушку неблизкого леса, другим спускалось к водохранилищу с белоснежной яхтой у пристани. Рядом ещё три-четыре таких же весёленьких, как мухоморы, домика стояло. Дальше, куда глаз доставал, избишки серые поганками понатыканы, что твоя деревня. И никаких признаков среднего класса.

Чувствует Змей, опять его горло за скулами будто тисками сжали и волокут.

– Посажу-ка я тебя, братан, к кроликам. Для симбиоза, – говорит Роман.

«Для биоценоза», – хотел поправить Змей, но вовремя передумал. Умничать, как он догадался, себе дороже. Если не ты начальник.

Подтащил его Рома к вольеру, собрался было за сетку рабицу перекинуть, да вдруг спохватился:

– Ты, часом, не землеройный? – спрашивает.

Замотал Змей головой отрицательно, а глаза-то… в сторону скосил.

– Тэ-экс!.. – протянул Роман с укоризною. – В хитрована со мной поиграть вздумал? Смотри у меня!

И определил трофей в плавательный бассейн.

– Посиди пока тут, к вечеру тебе хавки принесу, – пообещал он, как вода сошла.

И ушёл, довольный.

Поторкался Змей башкой в твёрдый кафель в поисках лазейки – нет выхода! Слив тоже зарешёчен, да и не по его калибру. Деваться некуда – свернулся в углу клубком, будь что будет.

Вечером-таки объявился Рома на бортике бассейна. В правой руке кроля обещанного за уши держит, левой – деваху молодую обнимает. Кра-аси-ивую…

– Вишь, – говорит, – Ириш, халява какая охренительная отломилась… Ништяк экземпляр?

Тут Змей человеческим голосом и молвит:

– Отпусти, – говорит, – меня на волю, добрый человек. Я за это любое желание твоё исполню.

Опешили было визитёры от неожиданности, но быстро оправились. Обрадовались даже.

– Понтово! – смеются. – Теперь мы Кирюху Бугрова с его говорящим попугаем за пояс влёгкую заткнём. Подумаешь, десяток слов птица каркает, и те все нецензурные! А тут целый Цицерон, а не пресмыкающееся. Держи, нахлебник, зайца. Утешься. Утром потолкуем.

И ушли в обнимку в дом.

Утром Змей заставил себя проснуться ни свет, ни заря. Тезисы готовить. По всему выходило – крепкий орешек был этот Рома. Но ничего другого, как накинуть исполнение ещё одного желания взамен свободы, Змей так и не выдумал. Сытость мешала.

– Да какие у меня могут быть желания! – возмутился Роман. – Ты что, слепой? Хибару выше четвёртого этажа не вывожу, потому что высоты боюсь. По той же причине вертолёт не покупаю!..

– А зачем же тогда за яблоками полез, коли так упакован? – удивился Змей.

– Для адреналину, браток. Обожаю экстрим экспроприации. С детства. С этого, можно сказать, и живу. Знаешь, что такое адреналин? – спрашивает.

Ещё бы Змею не знать! Он тайком, с удовольствием пошевелил во рту всё ещё слегка припухшим, но уже отмякшим языком. И припрятал его подальше за щеку. Бережёного, как говорится…

– Ну хорошо, – сказал после некоторого раздумья Змей. – Ну, хочешь тогда… хочешь, я весь мир вокруг тебя счастливым сделаю? Если матценности тебе уже не в кайф.

– Э-э-э, нет! – прервали его. – Мне, наоборот, нравится, когда сосед, тоже не из последних людишек, из-за забора на мои хоромы с завистью смотрит. Я так себя уверенней чувствую…

На следующий день, скрепя сердце, Змей решил, что три желания (ведь любых же!!!) – это уже запредельная цена.

– И кто только догадался сделать змею символом мудрости? – подколол Змея Роман. – Торгуешься, как последний китаец! Попугаю Кирюхиному хочу тебя показать, чтобы спесь им обоим слегка сбить. Вот какое у меня желание! Так оно и без твоей ворожбы сладится. Всё, отстань!

– Ну, погоди! – взмолился Змей. – Может… супруге хочется чего-нибудь… нового… необычного?..

– Это Ирке-то? Сомневаюсь, – Рома стал перечислять. – Бриллиантовые зубы уж три года как ей поставили… Кришнаиткой она уже была… С Первой Леди она и так давно в приятельстве, в баню вместе даже ходят… Групповой секс ей не пошёл чего-то… Фейерверки она у меня обожает, это да. Под это дело военные из ВКС выстрел баллистической ракетой в покер мне продули. В одной компании, тому с месяц как. Продули, да замялись чего-то. Уже на трезвую-то голову… Но в этом деле я их и без твоей помощи дожму. Карточный долг, сам понимаешь, посвятее воинской присяги будет. Так что… Прямо и не знаю, чем тебе в твоём горе помочь можно. Извини, братан, отдыхай…

От отчаянья Змей свернулся клубком и голову в кольцах бронзового тела спрятал. Через некоторое время чувствует, кто-то в него палкой тычет.

– Кончай ночевать! – взбодрил Роман Змея. – Фишка тебе пошла! Ирке моей втемяшилось, хочу, говорит, разик девочкой ещё заделаться. Молодость, типа, вспомнить, трепет новизны испытать, в койке стариной тряхнуть и всё такое… Можешь?

– Спраш-ш-шиваешь… – оживился Змей.

– К вечеру-то управишься? А то сегодня она как раз в настроении…

– Не бес-с-спокойся…

Ах, какой же он был самонадеянной тварью! Не прошло и трёх минут, как на краю бассейна опять возник Рома. С бейсбольной битой в руках.

– Ты чего наделал, гадёныш!!! – орал он. – Я тебя, опарыш, о чём просил? Ирку на вечерок опять целкой сделать! А ты что наделал, гад! Что я теперь с ней, с пятилетней, делать буду? У меня ж на неё все активы переписаны!

Змей побледнел как платина. Откуда ж ему было в филолого-анатомических тонкостях русского языка разбираться. При каждом взмахе колотушкой перед его носом он зажмуривался и бился затылком об угол бассейна.

– Что мне теперь! На паперть идти? – бесновался Рома. – А ну, возвращай всё, как было!

– Не… не… Не могу… – от страшного волнения Змей начал заикаться.

– Как это – не могу!? – колотушка вознеслась выше некуда.

– Ис… Ис… Ис… – Змей собрал всю свою волю и сосредоточился на артикуляции. – Исполненные желания обратной силы не имеют.

Закрыл глаза и приготовился умирать. Хотя до этого жил вечно.

Тираду Романа, печатными в которой были только восклицательные знаки, полагаю, каждый в состоянии представить. И вдруг – тишина…

Змей, уже мысленно расставшийся с жизнью, приоткрыл глаза… Видит, стоит Роман, колотушку заморскую на плече упокоил, думает…

– Три желания, говоришь? Значит, два ещё осталось? Тогда так! Меня пацаном оборачивай – раз! И обоих, Ирку и меня, отправляй в прошлое – два! Придётся всё снова повторить. Ты как, способен?

– Ка-анеш-шшно… Только…

– Ток-ка не надо базара, братан, – прервал его Роман. – А то я в тебе разочаруюсь.

– Только… Время – материя своенравная, событийно непредсказуемая. Никаких гарантий, что всё в судьбе повторится в точности, нет – честно прошипел Змей.

– Ну, это мы ещё посмотрим! – с вызовом сказал Рома. – Делай!

– Я предупредил. Погоди! Меня-то из бассейна вытащи. – Змей вытянул шею, насколько достало.

Ох и цепкий же этот Рома! Однозначно. Вдругорядь чуть не придушил. Из бассейна за глотку вытащил, но хватку до исполнения желаний не отпускает.

– Х-хотоф-ф? – спрашивает Змей сипло сквозь тиски железных пальцев.

– Готов! – отвечают ему.

И в ту же секунду упал Змей на бортик бассейна. Рядом бита бейсбольная с деревянным звоном брякнулась.

– Ф-фух!.. – вздохнул Змей с облегчением. – Бывает же такое! Расскажи кому – не поверят…

Отдышался и пополз, не спеша, в сторону крольчатника. За компенсацией морального вреда…

А в это время, тридцать лет назад, где-то в СССР – теперь уже почти мифической стране, звенел ребячьими голосами обычный детский сад. Малышня истово предавалась гулянию. В песочнице было не протолкнуться. Пятилетки, сопя от здоровой конкуренции, наперегонки лепили песчаные замки. Все сплошь с гаражами.

За этой пустопорожней вознёй, поедая спелое яблоко, наблюдала маленькая девочка. В красном платьице, с крохотными золотыми серёжками в ушках.

– Эй, Ирка – дырка! – что-то пряча за спиной, подошёл к ней мальчишка. – Дай откусить!

– Если каждому давать – поломается кровать! – со знанием дела ответила девочка, даже не глянув на просителя.

– А не очень-то и надо! – мальчик явил из-за спины руку с большущим яблоком, с хрустом надкусил.

– Ломка, длуг! – жизнерадостно закартавил подбежавший пацан в застиранной рубахе. – Солок восемь – половину плосим!

– Сорок один – ем один, – бесстрастно и твёрдо парировал Ромка.

Очевидно, иного ответа и не ожидая, радостный оборвыш исчез невесть куда так же, как и появился.

Мальчик и девочка, Рома с Ирочкой, молча стояли рядом. Скептически созерцая беспредметное копошение сверстников, аппетитно брызгали по сторонам яблочным соком и были совершенно счастливы. Всё недолгое детство.