Два месяца со времени прибытия Георгия в Москву пролетели незаметно. Домой, к родителям выбраться не получилось, хотя человек, известный ему как капитан Виктор Викторович Дублин, а оказавшийся генералом Венедиктовым Геннадием Владимировичем пообещал вначале отпустить его на побывку. Затем его отпуск все откладывал и откладывал. Георгий писал письма, и мама пообещала приехать к нему сама.

Уже через пару недель он стал возить начальство из дома на работу и обратно домой. На вопрос: «А если гаишники остановят?» – шеф его успокоил, сказав, что, во-первых, у него самого есть права, а во-вторых, никакие ГАИ или ВАИ им не указ.

Он каждый день созванивался со старшим лейтенантом Василием Шубниковым или Васькой. Они быстро перешли «на ты», старлей сам ему предложил.

Георгий познакомился с сыном-студентом генерала Венедиктова, которого звали Алексеем, и молодой женой, их ровесницей со странным именем Мина.

Начиная вспоминать недавние зимние события, он ловил себя на том, что не совсем понимает: было ли все это? Впрочем, и вспоминать-то не хотелось, приятнее было думать о будущем, ведь пришла весна, впереди маячило лето. А вокруг раскинулась Москва – столица СССР.

Леша Венедиктов был в чем-то полная противоположность своему отцу, по характеру неразговорчивый, хотя и дружелюбный, мягкий. От него пахло школьным спортзалом, молодым растущим энергичным телом. Оба, что отец, что сын, – были интересные, эрудированные, но отец – более четкий. Однако Георгий не совсем понимал – какой из них правильней? Кто чья испорченная копия?

Сын отца побаивался, тот был его на голову выше и гораздо сильнее. Видимо, Леша оказался в маму, умершую уже лет десять назад. Венедиктов-старший тоже человек общительный, открытый, но – не допускавший сближения, тесного контакта. С ним и Георгий не чувствовал себя комфортно, он понимал, что если что-то получится не так, его накажут. Сурово, но справедливо.

Леша по большей части жил у своей бабушки по материнской линии, в Чертанове. Так что чаще всего Георгий общался с Миной, стройной брюнеткой, больше похожей на дочь Венедиктова, чем его русоволосый сын.

У них была большая библиотека. Однажды, ожидая генерала, Георгий просматривал корешки, нашел какой-то фолиант, по виду очень старинный. На обложке было написано что-то по-арабски.

– Это не подлинник, – объяснил, проходя мимо Венедиктов старший, – репринтное издание. Если бы я имел возможность покупать подлинники, то мне можно было бы не работать. Это же восемнадцатый век.

– Вы умеете это читать? – спросил Георгий.

– Могу, – ответил Венидиктов. Он взял книгу и прочел сначала по-арабски, и звуки слов напомнили Георгию Афганистан и утреннюю песню муллы. А потом он перевел: «Легко и без сожалений расстанемся с опостылевшей повседневностью и перенесемся ненадолго в благословенные Аллахом времена, когда….» – ну и так далее.

Чаще всего он поднимался к ним и в выходные. В другие дни только подъезжал к окнам и сигналил. Иногда приходилось везти Мину по магазинам. Перед этим она с часок вертелась перед зеркалом:

Они с Георгием опускались на лифте. Георгий усаживался в машину, включал зажигание, и они ехали. Управлять «Волгой» оказалось не труднее, чем на БМД.

Из окон дома, где жила семья генерала Венедиктова открывался вид на старый район Москвы и на небольшой парк. Мина обычно сидела с ним рядом.

Однажды она внезапно подняла руку к лицу:

– Что-то мне дурно, голова закружилась, – сказала она как о глупом и забавном курьезе.

Пешеходы размахивали своими сумками и газетами. Остановив машину у обочины, он посмотрел на нее и принюхался. От нее пахло Алексеем, совсем как когда-то от Маши пахло Борькой. Она постепенно пришла в себя, посмотрелась в зеркало:

– Ой, я как оживающий мертвец, – она вытащила румяна, пудру, привела себя в порядок.

В тот раз она походила по магазинам очень мало. Они вернулись, и Георгий поехал за Венедиктовым старшим, у которого было важное совещание, и ждал до пяти часов. В их комнате водителей находилось еще трое. Видимо, на совещании было что-то не так, потому что Венедиктов пришел мрачный. Он молчал всю дорогу до дома, пока они ехали по Китайскому проезду и набережным Москва реки. Когда они зашли к нему домой, поднявшись на лифте на восьмой этаж, Мина посмотрела на него и сказала:

– Тебя словно укусили. Ты волком смотришь!

Венедиктов тяжело вздохнул, побарабанил пальцами по столу и сказал Георгию:

– Поможешь Мине готовить ужин?

Такое бывало частенько и Георгий, ни слова не говоря, снял китель и принялся чистить картошку, лук, резать мясо. Потом они поужинали втроем, Венедиктов подобрел и успокоился, а Георгий поехал ставить машину в гараж, после чего на метро ехал в часть, чтобы рано утром опять направиться в гараж, брать путевку и в 7 30 быть у подъезда его дома.

Однажды Венедиктов подвозил коллегу по работе, невысокого мужчину в штатском. Сам он тоже редко носил свой генеральский мундир. Они беседовали:

– В начале декабря в распоряжение Амина были направлены человек пятьсот, – сказал мужчина. Георгий насторожился. – Их переодели в афганскую форму. Так?

– Ну да, спецподразделение, – ответил Венедиктов, – обученное по полной программе. Основная задача – охрана резиденции премьер-министра.

– Но была и секретная миссия, – сказал его собеседник, – предотвратить его бегство.

– Хочешь сказать, достаточно ли скрытно мы все это сделали? – предположил Венедиктов.

– Идеально сделать никогда еще не получалось, – сказал собеседник. – В это время в Баграм прибыло еще три батальона ВДВ две – две с половиной тысячи человек, это раз. Два – в Кабул переправили тысячу. Так что народу там вообще-то нашего было немало, вряд ли они успевали следить за всеми.

– А чем им еще заниматься? – сказал Венедиктов, он поймал в зеркале заднего вида взгляд Георгия и сказал ему равнодушно:

– Радио включи…

Георгий послушно повернул выключатель радиоприемника «Урал». Там какая-то певица пела песню про «сладку ягоду» и «горьку ягоду». Георгий покрутил колесико настройки, по новостям стали говорить о том, что ушел в отставку государственный секретарь США Сайрус Венс, в знак несогласия с предпринятой диверсионной операцией в Иране. Новым государственным секретарём США был назначен Эдмунд Маски. Но все равно обрывки разговора на заднем сиденье он слышал:

– …большинство приказов по вводу войск отдавались устно. Ты когда там оказался? – спросил Венедиктов коллегу.

– 25 декабря. К понтонному мосту через Амударью подошли боевые машины пехоты разведбата мотострелковой дивизии, – сказал собеседник. – Я вручал пограничникам списки убывающего личного состава.

– Потом, переправившись на правый берег, пошли на Ташкурган? – спросил Венедиктов.

– Да, по пути встречались отдельные афганские посты, но они не реагировали на наши войска, – сказал собеседник. – Афганцы придерживались нейтралитета, находились в своих гарнизонах. Никакого огня не было.

– А я в ночь на 26 декабря на транспортном самолете, – сказал Венедиктов. Они помолчали, потом генерал произнес:

– Меня переводят на запад, ротация. Или повышение, не пойму пока.

– Ну, мы свое дело сделали, теперь пусть фронтовая разведка работает, – сказал его собеседник. – Запад, восток. Сейчас разницы все меньше.

– Наши предполагаемые противники как считают, – сказал Венедиктов, – победитель получает все. Никто не должен мешать.

– Мы мешаем, – сказал его собеседник, – укрепляем всеобщую убежденность в неизбежной победе коммунизма.

– Это точно, – сказал Венедиктов. Они помолчали.

– А в этот раз ты зачем туда летал? – спросил Венедиктова собеседник.

– Саида выручать, – ответил Венедиктов как о совершенно очевидной вещи, удивленным голосом, словно бы не понимая, как его визави сам об этом не догадался.

– Это понятно, – сказал собеседник. – Но можно было поручить кому-то.

– Кому поручишь! – возразил Венедиктов. – Ну, кому?

– Хотя бы ГРУ подключить, – сказал собеседник. – У тебя же там связи хорошие.

– В любом случае согласовывать надо месяц, – сказал Венедиктов, отвернувшись и посмотрев в окно, – а так все за пару дней сделали. И даже больше чем предполагалось.

– А чем он в госбанке занимался этот твой Саид, – спросил собеседник.

– Да всем, – ответил Венедиктов. – Он вроде как заместитель министра финансов был.

Собеседник молчал, меряя, оценивая и словно проникая в Венедиктова своим взглядом. Тот почувствовал этот долгий взгляд на себе и сказал ласково, но убедительно:

– Нужный человек, – и улыбнулся в ответ на проникающий взгляд, и эта улыбка словно бы не дала взгляду проникнуть глубже, чем требовалась.

Когда мужчина, простившись, ушел, Георгий набрался храбрости и спросил Венедиктова:

– Геннадий Владимирович, вы помните наш разговор тогда, на горе?

Венедиктов помолчал минуту, занятый своими мыслями, потом, с трудом переключившись, и вспомнив заснеженный склон горы, сказал:

– Что-то… про своего друга Горацио ты рассказывал.

– Хочется мне разобраться с этим «другом». Горацио, или как его? Правильнее сказать Сивка-бурка вещая каурка, – сказал Георгий.

– Хорошие у тебя друзья. И чего они, если коротко, эти твои друзья хотят? – спросил Венедиктов.

– Вот в этом и хотелось бы мне понять, – сказал Георгий. Немного подумав, он добавил:

– Хотеть они ничего не хотят. Но иногда что-то дают. И… что-то забирают взамен.

Его собеседник пристально посмотрел на него в зеркало заднего вида, подумал.

– Я читал твое личное дело, – сказал, наконец, Венедиктов. – Ты прямо как матрос Кошка какой-то. Как тебя комполка отпустил, непонятно. Он с твоей помощью… Героя мог бы получить.

– Комвзвода орден Красной звезды дали, – согласился Георгий. – За просто так, его вообще с нами не было.

Генерал опять задумался. Потом сказал, как бы рассуждая вслух:

– Ты не торопись. Знаешь, когда нужна спешка?

– При ловле блох, – ответил Георгий. – Я и не тороплюсь. Перед армией сунулся в наш областной университет к местным ученым, чтобы разобраться, почему со мной так. Был не рад. Кое-как ноги унес.

– Ну, вот, – резюмировал Венедиктов. – Хочешь, чтобы тебе черепную коробку вскрыли и вставили туда датчики?

– Черепушка у меня, я думаю, самая простая. Дело тут – не во мне. Не во мне, – сказал и повторил Георгий, внимательно глядя вперед на дорогу, переключая передачи. – Поэтому вот вам только и рассказал.

Генерал еще раз посмотрел на него в зеркало заднего вида и сказал:

– И мне не надо было. Но если сказал, если у тебя наболело, я тебе, конечно, помогу. Но давай так – неофициально. И без спешки. Ты парень молодой, тебе спешить еще некуда, а мне уже некуда…

…Через некоторое время Георгию выдали гражданскую одежду: польские ботинки, немецкую рубашку и венгерскую куртку. Отечественного производства были только брюки. Все это было куплено в ГУМ-е Миной.

Однажды Венедиктов сказал ему, что нужно будет освоить новую технику – портативный магнитофон.

– Он размером с книгу, – сказал Венедиктов, – мне несподручно с ним возиться. А ты покрутишься рядом. Нажмешь кнопку, когда надо.

Георгий долго тренировался, сидя в машине, включать и выключать аппаратуру.

Вскоре они приехали в небольшой особняк в центре Москвы. Над воротами развевался разноцветный иностранный флаг. Внутри было довольно много народа. Венедиктов, который был в сером неприметном костюме, явно высматривал кого-то. Наконец увидел знакомую и подошел к ней. На той была тонкая льняная рубаха поверх джинсов. Красавица с бокалом шампанского обратилась к нему, когда Венедиктов с ней поздоровался:

– Это ваш сын? – спросила она с иронией. – Или племянник.

– Это мой помощник, – ответил тот спокойно и серьезно, безо всякой иронии.

Георгий промолчал, но из вежливости улыбнулся. Они поговорили о политике обкатанными фразами, еще о чем-то. Георгий, устав слушать этот треп, стал вертеть головой по сторонам, но неожиданно вопрос Венедиктова заставил его насторожиться и он нажал кнопку магнитофона:

– Некий товарищ с двойным гражданством решил переехать на жительство в Великобританию и оформляет купчую, – сказал Венедиктов. – Юноша может встретить массу опасностей. Ему нужно помочь.

– Ой, а я тут причем, – сказала женщина иронически.

– Незавидная участь уготована его подруге, – сказал Венедиктов, – очень незавидная.

Женщина отвернулась от него и спросила Георгия:

– Ты не боишься, что тебя убьют? – она манерно откинула голову, и, улыбнувшись, показала прекрасные зубы. Георгий не сообразил, что ответить на этот вопрос, но промолчать значило показаться неучтивым, ему на помощь пришел Венедиктов:

– Пока что он должен бояться только своей глупости, – ответил он за Георгия.

– Это, во-первых, – наконец нашелся Георгий. – Во-вторых, сейчас и здесь никого не убивают. Разве что по ошибке.

– Ты запросто можешь погибнуть, – уверенно сказала женщина.

– Может я уже погиб? – ответил вопросом на вопрос, не выдержав ее двусмысленностей Георгий.

Но она отпила шампанского и, кажется, вовсе забыла о нем.

– Главная наша мечта, – сказал она, смакуя вино, – мир. Но счастье всегда мечта, а вот горе реально. Мы только ждем момента. Вне зависимости от их политических пристрастий и взглядов. Мы ведь никогда не стремились выделиться в отдельное государство, не стремились к расширению границ, как и вы, русские.

– Что вы решили? – спросил Венедиктов, словно продолжая разговор, начатый когда-то давно.

– Помочь своим, – сказала она вздохнув.

– Это очень благородно, – похвалил ее Венедиктов…

Потом они опять ехали по вечерней Москве. Георгий уже почти привык к этому городу. По улицам мчались редкие машины. Приехали на хорошо изученную большую пустынную площадь, на которой стоял памятник Феликсу Эдмундовичу, теперь Георгий это знал. Заехали во двор через большие черные ворота, которые за ними закрылись.

Они поднялись на лифте в кабинет. Георгий отдал начальнику магнитофон и спросил:

– Почему эта женщина пугала меня?

– Не обращай внимания, – ответил Венедиктов, – хотя в принципе дамочка эта, конечно, опасная. Пакостная. Ты, наверное, думаешь, что все повидал. Но баб – опасайся.

– Учту, – сказал Георгий. – Может, я и много повидал, но мало пока понял.

– Разберемся. Я скоро уеду в командировку. Ты тоже можешь пока съездить домой, – сказал Венедиктов. – Я позвоню вашему командиру части.

– Спасибо, – поблагодарил Георгий. – Геннадий Владимирович, и еще я хотел бы встретиться… с учеными.

– Опять ты за свое, – сказал Венедиктов сердито. Он положил магнитофон в ящик стола, потом сказал:

– Ладно, если тебе неймется, сходи вот к этому. Это наш человек.

Он что-то быстро поискал в записной книжке, черкнул на листочке и протянул Георгию запись с телефоном. Потом вынул портмоне и достал оттуда красную десятирублевку:

– Вот возьми.

– Зачем? – не понял Георгий, беря купюру.