Я приклеилась ухом к трубке домашнего телефона и вяло кивала, вертя в руках памятку по безопасности жизни, невесть откуда взявшуюся на моем журнальном столике.

«Если вы попали под действие стихии, – гласил текст, – то лучшее, что можно придумать – это побыстрее укрыться в надежном сооружении. Желательно, в подвале или противорадиационном укрытии…».

Пока на том конце провода сестрица что-то тарахтела, прерываясь только на редкие выдохи, я с тоской озиралась по сторонам в поисках того самого укрытия. К сожалению, в двухкомнатной квартире, что мне досталась от бабушки, таковых не наблюдалось. Хотя вот кладовка…. Да что кладовка, даже ее надежно оккупировал мой наглый рыжий кот.

Укрытие я искала не зря: сестра моя Маруся по силе наносимого ущерба могла сравниться разве что с ураганом. Я вообще удивлена, что ураганы называют какими-то странными именами: Катрина, Ирма, Хавьер. Как по мне, все ураганы должны носить имя Мария.

Сестра она мне хоть и двоюродная, но, за неимением других, практически родная. По крайней мере, росли мы вместе, потому что моя тетка, Маруськина мать, в силу своей работы переводчиком, постоянно таскалась по заграничным командировкам, а дочь оставляла у нас. Конечно же, к нашей с сестрицей обоюдной радости.

Все наши детские проделки и приключения до сих пор на устах у всей родни, а моя мама всегда пьет валидол, вспоминая, как мы с Маней лазили на крышу десятиэтажного дома, ныряли в сугробы, ели землю на спор. Еще пару раз мы чуть не сгорели, прыгая через костер, не утонули в проруби и не замерзли, заблудившись в лесу. Но это так, по мелочи.

Короче, все, что связано с Марусей, обычно можно описать тремя словами: смешно, опасно и непредсказуемо. У нее редкий дар находить неприятности и притягивать проблемы. И вот сейчас эта самая Маруся радостно сообщала мне в трубку, что свой очередной отпуск она намеревается провести на родной земле. Припасть к корням, так сказать. К чему она там собралась припадать, я слабо представляла, но почему-то сразу же смекнула, что меня ждут суровые испытания.

Поселится Маруся, конечно же, у меня, подвергнув мою, привыкшую к спокойному укладу, жизнь угрозе. По справедливости, квартиру эту наша покойная бабка оставила нам с Маней, но так как та уехала жить за границу, то жилплощадь осталась в моем единоличном распоряжении.

Посему отказать сестрице в крове было бы неимоверным свинством. К слову, Маня жила во Франции, куда перебралась почти сразу после окончания колледжа культуры нашего родного города. О загранице сестрица мечтала давно, а тут как раз подвернулся заморский принц по переписке, позвавший ее замуж. Она и пошла, но правда жизни оказалась такова: принц нигде не работал, жил с мамой, ковырял в носу и специально громко чавкал, доводя сестрицу до безумия.

Маня, помыкавшись три года, скоренько с ним развелась (благо, гражданство уже было получено), и пустилась в автономное плавание. Занималась она, в основном, актерской деятельностью: ставила детские спектакли, вела какие-то мероприятия. Мечтала о мировой славе и даже создала собственную маленькую гастролирующую труппу, где была примой.

Но кормилась она, как это часто бывает, мелкими подработками: аниматор, няня на час, уроки русского для иностранцев. Словом, на что она припеваючи жила за кордоном, оставалось для меня тайной. Я, к примеру, чтобы заработать на хлеб с маслицем, ежедневно таскалась в редакцию своей дрянной газетенки, где числилась журналистом.

Каждое утро сломя голову неслась за автобусом, чтобы к 9 часам сидеть на планерке, злобно зыркая на нашего главного редактора по кличке Горыныч. Да пожевывать печенье «Шахматное», мечтая хотя бы о малой толике мировой известности. Думаю, всем сразу становится понятно, что от работы удовольствия я получала мало. Если слова работа и удовольствие вообще могут фигурировать вместе хоть в каком-то предложении.

А вот Маруся в 9 утра обычно еще сладко дрыхла, что мне доподлинно известно, потому что дозвониться ей в это время нет никакой возможности. Вот и где мировая справедливость? Понятно где: тоже дрыхнет. Хотя иронизирую я только когда мне охота поворчать: за Машку я была бы несказанно рада, если бы всерьез не беспокоилась за ее личную жизнь.

Девке уже 30 лет в этом году стукнет, а мужа хорошего все нет и нет. Да что там мужа, мужика дельного и то не наблюдается.

Точнее, наблюдается их, на мой пуританский взгляд, даже довольно много. Но все ни о чем. Какой-то поэт-неудачник, беглый воришка из Словении, картежник с долгами и грыжей, рок-музыкант с длинной косой и такой густой бородой, что в ней просто обязан проживать противный мучной жук. Список можно продолжать бесконечно, что я с удовольствием и сделала, попеняв Мане на ее беспорядочную половую жизнь. Благо, тема как раз зашла про дела сердечные.

– Отвянь, систер, ты зануда! И ничего я не распущенная, – по обыкновению ответила Маруся и назидательно добавила: – И вообще, мало ли куда может завести девушку судьба на пути активного интима? Кстати, а что мы все обо мне? Как у тебя-то? Небось, глухо, как в танке?

Это был хук под дых, очередной нечестный приемчик сестрицы – взять, да и перевести стрелки на меня. Надавить, так сказать, на больной мозоль. Следовало с позором признать: на личном фронте у меня наблюдается полный провал и тотальная капитуляция. Прежние воины разбежались, а новые поглядывали издалека, поправляя забрало и вяло пиная коня. Чтобы не развивать эту неприятную для меня тему, я быстро пошуршала в трубке пластиковым пакетом и прокричала:

– Помехи на связи! Маня, ничего не слышу, созвонимся позже.

– Короче, Анька, приезжаю я через три дня, поняла? Встречать не надо, вызову такси. Готовься морально: бери заслуженный отпуск, рванем на море. Хочу нашего колорита: пахлава, кукуруза, подвыпившие мужички с пивом. Надоела эта прилизанная заграница, мать ее так. Приключения нас ждут!

Я фыркнула, дала отбой и с тоской воззрилась на свой холодильник, увешанный магнитами. Насчет приключений я не сомневалась, с Маней их долго ждать не придется. Вот только я не была уверена, что очень их жажду. Конечно, сейчас лето, и сидеть дома одной не очень-то весело. Отпуск на работе мне, думаю, дадут без проблем.

Летняя пора в нашем крае редко примечательна для журналистов чем-то, кроме уборки урожая, но до него еще минимум месяц. Был еще, правда, песенный фестиваль для любителей бардовских бородатых завываний, но и он отгремел ровно неделю назад. Делать сейчас в редакции было совершенно нечего. Я писала искрометные репортажи про отравление хамсой в детском лагере «Колокольчик». И про осквернение центрального фонтана, на постаменте которого кто-то краской нарисовал мужской половой орган. Из которого, по задумке горе-художника, собственно, и извергались струи воды.

Мои унылые размышления прервал кот Санька, которого изначально я планировала называть на английский манер Sunny – солнечный. Однако его наглая рыжая морда как-то этому не поспособствовала, и дворовое имя закрепилось за ним навечно.

Отряхнувшись, он выбрался из кладовки и издал протяжный утробный возглас. Сей звук означал, что настал час кормежки. Санька был подобран мною на улице еще в детском возрасте, но голодную уличную жизнь не забыл, потому к еде всегда относился с особым уважением. Выдавая Саньке отварную хамсу, я все же принюхалась, но опасения мои оказались напрасны. Эта хамса не имела ничего общего с той, которая заставила отдыхающих детей «Колокольчика» оторваться от телефонов и припасть к унитазам.

По крайней мере, Санька ел ее охотно уже второй день и признаков болезни не подавал. Наблюдая, как мое чадо набивает свою утробушку, я принялась размышлять о предстоящем отпуске.

Манька последние три года в родные края приезжала не так уж и часто, но всегда жила у меня. Мамуля ее несколько лет назад выскочила замуж в третий раз и уехала жить в Норвегию. Первый муж, Манин отец, погиб, когда та была еще годовалой крошкой, поэтому с родней по той линии связи утеряны были давно. Второй муж тетки оказался альфонсом и чуть не продал золотые коронки предков, так что родниться с ним у Мани никакого желания не возникало. Другой близкой родни, кроме моей семьи, у сестрицы в нашем городе не было. Хотя друзей минувших лет, конечно, осталось предостаточно.

Обычно Маня в свой отпуск ездила к маме, но периодически заглядывала и ко мне: повидаться с бывшими одноклассниками и друзьями детства, полечить зубы у наших дешевых и качественных стоматологов, поучить меня уму-разуму, пользуясь тем, что она старше на целых два года. Обычно после ее приезда я брала еще часть отпуска – отдохнуть от отдыха.

Пытаясь отбиться от совместной поездки на море, я попробовала ныть и предложила сестрице альтернативу – родительскую дачу на берегу реки. Благо, выйдя на пенсию, мама проживала там круглый год, предпочтя городской жизни единение с природой. Папе, кстати, из-за этого пришлось полюбить единение с грядками и лопатами. Чему он, конечно, не мог слишком уж радоваться. О

н пытался возражать, что жить ему лучше в городской квартире, раз уж он еще не на пенсии и работает. Но мама быстро пресекла его порыв и даже сама взялась уладить этот вопрос. С ее легкой руки папа продолжил удаленно работать кроссвордистом и шаржистом в местных газетах, куда он раз в неделю отправлял свои творения по электронной почте. Словом, все были рады. Квартиру сдавали, родители огородничали, а я навещала их по выходным и праздникам. Особенно летом, когда этому способствовали банька, шашлычок и походы на местный пляж.

Обычно Маня, приезжая в гости, охотно ездила со мной к родителям, где была обласкана вниманием родни и местным солнышком. Белокожая и веснушчатая, на пляже она сгорала просто моментально. Поэтому постоянно ходила с облупившимся носом и ворчала на меня. Я же, хотя тоже была блондинкой, оттенок кожи имела смуглый, в отца. Загар на меня ложился ровно и радовал глаз до самой зимы, вызывая завистливые вздохи коллег и подружек, прозябавших в соляриях.

Короче говоря, когда в этот свой приезд Маня возжелала навестить берег морской, я малость струхнула. Конечно, до моря от меня ехать всего-ничего: часов пять на хорошей машине. Но с Маней отправляться туда – сущее безумие. Во-первых, на море она непременно обгорит и облезет, а виновата в этом буду я. Во-вторых, она обязательно найдет приключения на свою задницу, а разгребать все это придется, кончено же, мне. Если бы в момент этих размышлений я только могла представить, как близка я к истине, тотчас бы рванула на весь месяц в санаторий «Колокольчик», писать статьи про детские поносы.

С другой стороны, я, как всякий человек, живущий в относительной близости у моря, бывала там крайне редко. Последний раз года два назад, и то по рабочему вопросу. Молодой и привлекательной особе, коей я, по моему скромному убеждению, все-таки являлась, морской берег летом намного предпочтительнее душного города.

К тому же, последнюю неделю жарило так, что от асфальта прямо-таки шел пар. И даже дворовые собаки, примирившись с дворовыми же котами, пластами лежали в тени придомовых кустов, вывалив языки.

Так ничего и не решив окончательно, я отправилась в тот день на работу. Где и скоротала время у вентилятора за написанием поздравлений и некрологов. Последующие три дня тоже ничем новым не порадовали. Я потела и работала, на выходных съездила к родителям поплескаться в реке и затариться дарами сада и огорода. Сообщив им про приезд Мани, я вызвала у мамы бурю негодований.

– Это как это так к нам не приедете? А закатки кто будет делать? – сурово пророкотала мамуля, уперев руки в боки, – Сема, ты слышал?

Папа сидел в очках над очередным кроссвордом, отгонял мух левой рукой и всем своим видом демонстрировал покорность судьбе.

– Зина, девочки молодые, чего им дома сидеть? Сами все закатаем. Июль – почти что бархатный сезон. Пускай поедут, позагорают, искупаются. Глядишь, и женихов найдут. А то у нас тут из женихов только Лешка хромой и Михалыч, старый пень.

Тут папа хитро мне подмигнул, а я закатила глаза. Ну, все, мать сейчас пойдет в разнос.

– Кстати, про женихов. Твой малахольный Валера не хочет забрать свои удочки? – ехидно поддела меня она. – Мы с папой ездили в город за удобрениями, и я его на рынке с какой-то Мессалиной видела. Неужто канцер дал ремиссию?

Тут надо пояснить, что Валера как раз и был моим последним бойфрендом. Теперь уже с пометкой «экс». Продержался он не в пример другим – целых полгода. Когда я поняла, наконец, что он – герой не моего романа, Валера уже успел перевезти свои вещи в мою квартиру, поэтому я стала много работать и реже бывать дома. Трудился он следователем в местном отделении полиции и был приставуч и придирчив до крайности.

Если в его работе такие личные качества, возможно, и приветствовались, то в быту они делали его просто невыносимым занудой. Кстати, на его работе мы и познакомились, когда у Машки в один из ее приездов ко мне в гости украли телефон (говорю же, Маня – человек-косяк). Правда, потом выяснилось, что она просто забыла его в маршрутке, но дело уже успели завести.

Я проявила бдительность и сразу же обратилась в полицию. Повторяю, Валера был чрезвычайно въедливым типом. К тому времени, как водитель маршрутки обнаружил Машкин телефон под сидением и позвонил с намерением его вернуть, благородный рыцарь в погонах по Машкиной наводке уже вышел на злоумышленника. Точнее, на показавшуюся ей подозрительной бабку со стеклянным глазом, которая сидела рядом с нами всю дорогу. Короче, история вышла скверная, бабка грозилась проклясть меня, Машку и Валеру, но дело удалось замять, потому что на квартире у бабки обнаружились буйные заросли конопли.

За поимку злостной нарушительницы порядка Валера премировал меня походом в ресторан (Машка к тому времени уже уехала), после чего задержался в моей жизни на целых шесть месяцев. Телефоны в моей семье больше никто не терял, Валера мне надоел хуже горькой редьки, потому я прозрачно намекнула, что не худо бы и честь знать.

Мой сердечный друг обозвал меня жадной хищницей, которая хочет себе миллионера, потом заявил, что я развратница, раз меня не устраивает его средний, но достойный размер. А потом еще и пришел к выводу, что сама я не так уж и хороша. Напившись в тот вечер, он даже попытался всплакнуть и намекнул, что у него рак. И посему скоро он покинет сей бренный мир. Я была неумолима, поэтому Валере пришлось собрать вещички и вернуться к маме. Было это три года назад, после чего жизнь Валеры, насколько мне известно, была чрезвычайно насыщена женщинами всех мастей и возрастов.

То, что он жив-здоров до сих пор, не вызывало сомнения, раз уж мы с ним жили в одном районе и частенько виделись. Спустя год после расставания я даже поздравила его с прошедшим днем рождения. После этого мы снова стали приятельствовать и даже частенько пили вместе пиво. Оказалось, как друг Валера вполне себе ничего.

Конечно, иногда он занудничал и жаловался мне на всех женщин мира, но зато его веселые истории про жизнь замечательных людей нашего района (бомжей и алкашей) под пиво заходили просто на ура. Сейчас Валера проживал у какой-то очередной девицы с экзотическим именем Лаура. И то, что мамуля назвала ее Мессалиной, подтверждало мои худшие опасения. Не сегодня-завтра Лаура, в простонародье именуемая не иначе как Лариска, его бросит, и утешать его придется мне. Может, попытаться свести его с Маней? А что, это же благодаря ей мы познакомились. Может, Купидон просто слегка промазал, и на самом деле судьба Валерки сидела чуть левее… Хотя нет, сестрице такое счастье не упало. Да и с ее характером… Она же его просто в клочья порвет, а Валерка мне все-таки тоже не чужой. Пока я размышляла о судьбе несчастного Валерки, папа потрусил в спальню и принес оттуда ключи от машины.

– Вот, бери мою ласточку, дочь. В ней все детали поменяны, до моря долетите на всех парах.

– Папа, а как же вы? – растерялась я от таких щедрот. Папин «Фиат» был его любимым детищем, которое он никому не доверял. Даже маме, которой не доверить что-то было смерти подобно. И тут такой жест…

– Мы с мамой посидим на даче. А если припрет куда-то ехать, на автобусе отправимся. Вспомним молодость, – отрезал папа и надел очки, давая понять, что разговор окончен.

Мамуля неодобрительно взирала на него, помешивая борщ на плите, но перечить поему-то не решилась. Я воспользовалась временным затишьем, забрала ключи с документами и побрела поливать помидоры.

Утро понедельника продемонстрировало все свои худшие качества одновременно. Было как-то серо, сыро, пасмурно и даже немного прохладно. Не иначе, природа ощущала приближение урагана Мария. Прибытие инос

транных гостей в лице Машки и ее тараканов в голове ожидалось в первой половине дня, потому я заранее отпросилась на работе, чтобы придать своей маленькой двушке приличный вид.

Уборка никогда не была моим коньком, потому провозилась я часа два: путающийся под ногами Санька не только не помогал, но еще и активно линял в процессе, так что мы малость завозились. Звонок в дверь застал меня врасплох. Распахнув дверь, я тихо охнула от открывшегося мне великолепия: Марья в широкополой шляпе и умопомрачительном мини весело скалилась, подпирая гигантский чемодан на колесиках. Санька издал утробный вой и поспешил скрыться за диваном, а мы смачно расцеловались.

– Ну и видок у тебя, – хмыкнула сестрица, втаскивая в квартиру чемодан и свое бренное тело. Надо сказать, от этого габариты квартиры как бы сразу уменьшились наполовину. Росту сестры позавидовала бы любая модель, при этом телосложение ее было не то чтобы крепким, но пышущей здоровьем ее можно было назвать без колебаний.

– Нормальный видок, – обиделась я, стаскивая косынку и передник, заляпанный мукой. – Я, между прочим, к твоему приезду готовилась, ночей не спала, пироги пекла, пряжу пряла, баньку топила. Пошли, что ли, отметим явление тебя народу?

Сестрица радостно закивала, вытащила из сумки бутылку мартини и поспешила за мной. Пока я накрывала на стол, она успела принять душ и сейчас восседала за столом в моем махровом халате, поглаживая выуженного ею из-под дивана кота. Тот выглядел совершенно несчастным, и Маня загрустила:

– Вот все мужики так, чем больше их холишь, лелеешь, гладишь – тем они быстрее в кусты. А если и сидят рядом, то вид такой, что в любую минуту готовы дать драпака.

Тут она и вовсе опечалилась, хлопнула свой бокал мартини и дала Саньке легкий подзатыльник. На мой взгляд, он заслуживал леща потяжелее, потому что активно воровал колбасу с Маниного бутерброда, пока она толкала речь.

– Ладно, что это мы о грустном. Короче, чтобы ты не беспокоилась, у меня все ок. Я свободная, как ветер, и все еще очччень ничччего! – пропела она и принялась хохотать. В этом вся Маня: от слез до смеха всего ничего.

Я поняла, что на личном фронте у сестрицы тоже глухо, потому решила временно эту тему не развивать. Мы пили чай, болтали о пустяках, обменивались сувенирами, смотрели фотки и попутно обсуждали общих знакомых. Внезапно я словила себя на мысли, что мы с ней словно и не расставались вовсе. Все как в детстве. И даже кухня та же, бабушкина. И чашка, и Манино противное сербание, и эта ее дурацкая привычка болтать ногой. И как я могла не радоваться ее приезду и мечтать пролежать весь свой отпуск на диване? Тут я глянула на часы и ахнула:

– Систер, мне пора на работу. Я же только до обеда у Гарыныча отпросилась.