Государственная Дума III созыва. Сессия 1909-1910 гг.

Довыборы в Г. Думу

В сентябре прошли дополнительные выборы в Г. Думу.

Предвыборная кампания в Петербурге была отмечена закрытием (6.IX) собрания кадетов в Соляном городке. Рассказывая о визите русских депутатов в Лондон, Милюков заявил: «Теперь, после нашей поездки, нам принадлежит право громко сказать: в России больше нет самодержавия, нам принадлежит право сказать, что власть Русского Царя ограничена!». На этом участковый пристав попросил председателя остановить оратора, а после отказа предложил закрыть собрание. Кадеты покричали-покричали, да и разошлись. В фельетоне «Биржевки» вскоре появилось упоминание о «тех благословенных временах, когда П. Н. Милюкову еще не приходилось спорить с г.приставом о том, какой у нас режим».

В обеих столицах были избраны кандидаты кадетов – бывший министр Кутлер и Н. Н. Щепкин. Чем только не объясняли более умеренные круги эту победу! Указывали на мастерски проведенную в Петербурге избирательную кампанию, на жалкие 12 тыс. голосов, «да еще на ¾ еврейских, польских», полученные Кутлером из 87 тыс. возможных, на ничтожность кандидата московских октябристов Н. В. Щенкова в качестве заместителя Плевако, на бОльшую симпатию всякого избирателя к оппозиции. Однако поражение центра, приложившего немало усилий для победы – Гучков даже перебрался на некоторое время в Москву, чтобы лично руководить битвой, – было бесспорно.

 
Октябристу октябрист
Говорил, дрожа, как лист:
«Что же дальше? Пас иль вист?
Горизонт куда не чист!
Нас не то, что террорист
Иль иной социалист, –
Осмеет и гимназист…
Дело schwach и даже triste!»
Октябристу октябрист,
Хоть и был весьма речист,
Не сказал ни пас, ни вист,
Но издал протяжный свист…»,
 

– насмешливо писал Вл. Лихачев.

Бывший октябрист Львов 2 после московских выборов заявил, что теперь остается лишь два выхода – либо фракция сложит депутатские полномочия, либо Правительство вступит на путь либеральных реформ.

Пуришкевич ликовал. Причины своей радости он кратко изложил в следующей телеграмме, посланной им в редакцию «Биржевки»: «МОСКВА, 28-го сентября. Из октябристских щенков, как видно, крупной собаки не бывать: одолел революционный сброд Первопрестольной и выбрал Щепкина. Сердечно рад и полагаю, что чувства мои разделит вся правая Россия, ибо враг открытый менее опасен родине, чем октябрист, шаг за шагом рубящий корни тысячелетнего русского дуба и готовящий ему медленную гибель. Выборы в Москве и Петербурге показали, что октябристская партия – миф, и вся она – в Думе. Пуришкевич».

Неугомонный депутат послал Гучкову поздравительную телеграмму по случаю победы кандидата его противников, а затем и письмо с развернутым изложением тех же мыслей, которые были выражены в шутовской корреспонденции для «Биржевки». «У вас нет партии как таковой, у вас нет духа, объединяющего партии, вы – мираж, вы – марево, вы живы только одним П. А. Столыпиным, и всякий раз, как его властная рука не может вам дать направления (а он, как премьер, естественно, не может вести за вас агитационной борьбы), вы непременно садитесь в лужу».

Довыборы прошли и в Одессе, вместо покойного Пергамента. Октябристы и тут проиграли, прошел А. Е. Бродский. Вскоре Сенат отказалися распубликовать его избрание, и он сложил полномочия.

От Курской губ. в Думу был избран А. П. Вишневский, по убеждениям «немного правее Маркова 2-го».

Съезд октябристов

Осенью в Москве прошло два политических съезда подряд – монархистов и октябристов. Оба собрания направили Государю по телеграмме, однако правым Августейший адресат ответил непосредственно, на имя митрополита Владимира, а «октябрям» лишь передал благодарность через председателя Совета министров.

Съезд октябристов (4-8.X) был особенно любопытен: поддержат ли провинциальные члены партии действия своей думской фракции в минувшую сессию, особенно в вероисповедных вопросах? Многие надеялись увидеть «нечто вроде суда октябристов над своим начальством».

Однако съехавшиеся делегаты беспокоились о другом – об отрыве фракции от страны (П. С. Чистяков, Г. В. Логвинович) и об отступлении от Манифеста 17 октября. Думских октябристов призывали добиться издания закона о неприкосновенности личности, отмены чрезвычайных и усиленных охран.

В первый же вечер на торжественном обеде многим «испортила аппетит» речь В. К. Севастьянова из Ростова-на-Дону: «Нужно спросить, куда спряталась в третьей Думе физиономия «Союза 17 октября»? Она утрачена. Лицо потеряно. … Вот в том-то и наше несчастье, что о принципах мы не думаем, о них мы забыли…».

Перед самым завершением съезда Б. А. Рулев из Коломны произнес яркую речь о «темных силах», препятствующих проведению в жизнь Манифеста 17 октября. Оратор призвал фракцию при необходимости обратиться за помощью непосредственно к Монарху так:

«Великий Государь. Темные силы, как некогда бюрократия, стали средостением между Тобой и народом.

Народные представители не в состоянии осуществить дарованной Тобой свободы. Помоги же нам, Великий Государь, ибо мы бессильны…».

Речь Рулева имела невероятный успех. «Съезд подымается с мест, старики плачут, раздается гром аплодисментов. Крики. Несмолкаемые рукоплескания оглашают зал. Оратор, окруженный толпой делегатов, стоит, сам ошеломленный своими словами. Волнение продолжается около 10 минут».

Председательствовавший Гучков ловко вышел из затруднительного положения, провозгласив «Ура Государю Императору», на что слушателям пришлось откликнуться. Этим ярким аккордом завершилось последнее заседание.

Таким образом, съезд не потянул фракцию вправо и даже, наоборот, уполномочил ее на еще более радикальный поворот влево. По справедливому замечанию Рулева, партия полевела. Но фракция-то осталась на месте, поэтому ей пришлось пережить в дни съезда немало неприятных минут.

Думские октябристы защищались как могли. «Мы явились сюда не для экзамена или оправданий, – заявил Шубинский. – Государственные люди не оправдываются. Мы ищем лишь вашей моральной поддержки…».

Попытка одного из делегатов проф. Н. А. Шапошникова указать на необходимость подчинения лидеру вышла неудачной: «Нас называют «гучковскими молодцами». Я согласен, что это действительно так, потому что необходима дисциплина…». Это признание было встречено остальными участниками съезда с негодованием: «Пусть говорит сам за себя, но пусть нас не впутывает господин «гучковский молодец»!..» (Хвощинский), «Я – крестьянин. Но разве соглашусь я носить такое название, разве служу я кому-нибудь, кроме родины и Царя…» (Челышев). Сам Гучков лишь «поморщился».