Пролог

Под ёлкой прям в сугробе сидела девчонка. Издалека картина очень напоминала сцену из сказки «Морозко», этот старый фильм всё ещё показывали по ТВ. Пацаны начали ржать. Девчонка сидела как-то неуклюже и тихонько всхлипывала.

Чёрный, как выяснилось при близком рассмотрении, лыжный комбинезон и красный павлопосадский платок на голове – ну Морозко и есть.

– О, так это ж Катька с параллели, из 10 «А» – шикнул Фомин, – ну, Муха которая.

Егор опять заржал, а Димыч подхватил.

– Да ладно, что за детский сад, – буркнул Кирилл и двинулся к ёлке.

– Ну и кто ты? Настька что ли? – он смотрел на это недоразумение сверху вниз со своих почти метр девяносто.

– Катя я, – угольные аккуратные бровки сошлись на переносице, мокрые щёки были красные, а ресницы слиплись.

– Не реви, вставай, – Кир протянул ей руку, – Чего расселась-то?

– Больно, – девчонка шмыгнула носом.

– Медведь, ты долго? – компания топталась на месте.

– Давай, без меня, – крикнул он в сторону, махая рукой, и присел под ёлку. Снега навалило много, Катя сидела в яме и отчаянно шевеля руками и ногами, пыталась встать.

– Ну, покажи, где болит, – внутренне чертыхаясь спросил девушку парень.

С удивлением увидел, как у неё задрожала нижняя губа, и она расплакалась. По-настоящему, со всхлипами, слезами. И соплями, разумеется. Минус двадцать на улице. Твою ж мать.

– Так, Катька, не ной, – он выпрямился и схватил её за шиворот, и через пару мгновений эта «полторашка»¹ была у него на руках.

«Сколько в ней, хоть сорокет²-то есть?» – странные мысли блуждали в его голове, пока он тащил «марфушу» на руках.

– Эй, Морозко, – Киру вдруг стало смешно, – Глаз чешется, правый, почеши, а. Будь человеком.

Холодными корявыми пальцами девчонка полезла ему в лицо и неуклюже елозила в районе глаз.

– Правый! Я сказал, правый! Да глаз! Не нос! – её варежки из козьего пуха на резинке щекотали нос, и лицо зачесалось ещё сильнее.

Он остановился и посадил Катерину в сугроб, захватил пригоршню снега и вытер лицо. Вид у девушки был растерянный, какой-то отсутствующий. Что бы там ни произошло, это её шокировало.

– Ну, рассказывай, что случилось.

Нижняя губа у Катеньки опять задрожала.

– Не реви! – грозно приказал он.

– Не буду, – всхлипнула «марфуша».

– Сказал, не реви!

– Ни…, – опять всхлип, судорожный выдох, – Бросил он меня.

– Чего? – вот этого он никак не ожидал.

– Взял и бросил, – она шмыгнула носом. – Сказал, просто пранканул с пацанами.

– Ты чего пургу-то несёшь? С ногой твоей что случилось?

«Настька» опять начала рыдать, размазывая слёзы. При этом она пыталась сосредоточиться, но это ей не удавалось.

– Ну гулять позвал, пошли, встали под ёлкой, он и говорит, – она опять всхлипнула, – Гадостей наговорил, в общем, стебался. А там ещё Егоров с Мелиджановым, ну, из класса, давай ржать, и он вместе с ними. А потом снежками меня… Я упала. Они ушли.

– Ты точно не в пятом классе? – Медведев слушал этот детский лепет и не понимал, что больше его удивляет – олигофренизм степени дебильности её одноклассников или наивность этой дуры.

Кир уверенно шёл вперёд, изредка косив глаз на свою ношу. Девчонка оказалась, к тому же, страшненькая. Зарёванная, опухшая, с красными отёкшими глазищами. Какая-то маленькая и щекастая. Такие Киру не нравились. То ли дело его Элька. Бомба, а не девочка, одни ноги чего стоят. Только увидишь её в коротких шортиках, сразу хочется притянуть и целовать её пухлые губы. Всё при ней, и рост, и глазищи томные, и скулы острые, фигура. Мммм. Губы сами плотоядно растянулись в улыбке. Он опять покосился на Муху, и улыбка сползла с его лица.

Медведь начал уставать, у него заныло плечо, давала знать о себе старая спортивная травма. Мысленно чертыхаясь, он тащил девчонку и ругал себя за свое воспитание, за неспособность пройти мимо. Ну вот и сидела бы в сугробе, успокоилась, сама бы доковыляла. Хотя, нет, всё правильно сделал, не смог бы по-другому. Клуша эта на руках успокоилась, перестала шмыгать носом, устроилась поудобнее и щекотно дышала ему в шею. Он никак не мог понять, чем от неё пахнет. Запах был каким-то знакомым.

Когда показались ворота турбазы, она вдруг откуда ни возьмись командным голосом выпалила:

– Стой!

– Что!

– Стой! Поставь! Ой, посади меня. Ну, вниз спусти!

– Муха, ты чего?

– Страшная я, надо снегом умыться хоть.

– Тебе это не поможет, – тихо, не подумав, ляпнул Кир.

– То есть, я ещё и страшная, да? – девчонка опять шмыгнула носом.

– Ну, чё ты начинаешь, Мухина, а?

– Это ты, а не я! Думаешь, я не знаю?

– Да я не то имел в виду, честно.

Девушка загребла пригоршню снега и стала натирать им лицо. Через пару минут Медведь опять подхватил Мухину и продолжил путь. А вскоре они уже поднимались по ступеням крыльца корпуса.

– Катя! Опять Катя! Мухина! Что случилось?! Ну что на этот раз? – учительница выросла перед ними как из-под земли.

– Упала я, – пробубнила девочка.

Они вошли в корпус, Кирилл посадил девушку на диван в холле.

– Перелом, да? У неё перелом? – учитель хватала Кирилла за рукав и заглядывала ему в глаза.

– А я откуда знаю, – начал было парень.

– Наталья Александровна, просто упала, ушиб, наверное, или растяжение. А он, он мимо шёл, просто помог, – вмешалась Катя, и обращаясь уже к Киру, – Спасибо большое.

– Ага, – Медведь развернулся и ринулся прочь из этого дурдома.

– Эй, эй! Погоди! А врача из административного корпуса позвать? – кричала учительница ему вслед, но он её уже не слышал.

Глава 1

Три месяца назад

«Малинки, Малинки, такие вечеринки!» – не совсем дружным хором девчонки пытались перекричать друг друга, забивая ором голос Жанны Фриске.

Поляна у самой кромки мутной тёмной воды со стороны дороги была закрыта от любопытных глаз деревьями. Яркое сентябрьское солнце блуждало в листве, бросая мелкие частые тени на компанию. Насыщенные природные краски обманывали – они кричали, что лето не закончится никогда. Но трава уже потемнела, утратила лаймовый оттенок, а небо стало такой густой синевы, как бывает только осенью.

Олеся прыгала выше всех, и её широкие шорты задирались вверх, оголяя загорелые бёдра. Милана и София обнялись за плечи и скакали на месте в такт музыке. В их кружке были ещё Настя и Алиска, которые по отдельности старались прыгнуть выше Олеси.

Парни сидели на бревне как в театре, и, ухмыляясь, смотрели на всё это безобразие. Четвёртое сентября, десятый класс. Позади осталась нервотрёпка с ОГЭ, слёзы и разочарования оценками, буйное жаркое лето из серии «во все тяжкие». Новый стресс, формирование новых классов. И, наконец, уже начало учебного года, которое следует отметить с размахом. Потому 10 «А» почти в полном составе оттягивался в парке на прудах. Шашлык, музыка, танцы. И плевать, что они в городе, и им нет восемнадцати.

– Смотри сколько новых красивых девочек. Ммм. Год будет интересным. Маринка такая… Конфетка, – Тимур растягивал слова и плотоядно улыбался. – Каких новых, а? Ты чё? Все старые. Мы же все в одной школе учились, новых нет, – Матвей посмотрел на одноклассника с недоумением.

– А теперь – в одном классе. Красоток поле не паханное, – продолжил приятель.

– Паханное. Даже перепаханное. На троечку, – парень повёл плечами.

– Мэт, да ты альфач, – Тимур противно заржал.

Матвей улыбнулся в ответ, слегка прищурившись. Карие глаза его по-кошачьи загорелись. Он знал, что хорош, светлые волосы, пушистые ресницы, парень умел смущённо улыбнуться, когда это было нужно. И показать другую шикарную улыбку, которая сбивала с ног. Выше среднего роста с широкими плечами, спортивный и подтянутый – три раза в неделю тренажёрный зал. Да, он альфач.

– М-да, и с Маринкой тебе не светит. Там кроме бабла харизма нужна. Попробуй с Анькой Завьяловой, она попроще. Тоже ничего такая. Красивая, – лениво выдал он информацию.

– А вот я не понял, ты со всеми мутить пытался, что ли? – усмехнутся Тимур.

– Ну чтоб прям мутить нет, конечно. Так, интересовался. Хотя Софья из 11 «Б» – милаха, конечно. Классная.

– И с «пионерками»?

– Рофлишь что ли? – Матвей брезгливо поморщился.

– Да ладно. Не все же страшные. Мухина, например, – не унимался Мелиджанов, назвав фамилию новой одноклассницы.

– А что Мухина? – Матвей приподнял бровь.

– Катюха красивая, – мечтательно сказал Тимур.

– Обычная Катюха. Простая, внешка так себе. И скучная, – выдал Миронов «базу».

– Да она на тебя не поведётся! – хохотнул Тимур.

– Слышь, на меня все ведутся. Без исключений. Не на меня, так на бабки. И Катюха твоя тоже поведётся, вкрашится по самые тапочки.

– А чего ты такой уверенный, Мэт? Мухина пришибленная, ей твои обаяшки до звезды, – вмешался в разговор Ярослав Егоров, ещё одна составляющая троицы.

– Забьёмся? – в Матвее проснулся азарт.

– О, какая тема. Пацаны, забиваемся на Муху, – хохотнул Егоров.

– В смысле? – прилетел вопрос со стороны.

– Муху не трогай, норм девчонка, – вмешался Данил Бойко.

– А мне такие и нужны, – сказал Миронов, дёрнув бровями.

Девчонки продолжили танцевать и подпевать исполнителям, парни переключились на обсуждение последнего обновления League of Legends, а потом и вовсе начали спорить, чем эта игра лучше Dota 2. Только Матвей погрузился в мысли, азартно ухмыляясь.

Он учился в школе № 405 с первого класса и никогда не отличался примерным поведением. Ему всегда всё сходило с рук, в том числе из-за ангельской внешности – парень мог расположить к себе любого, но по большей части из-за отца, администрация школы не хотела ругаться с заместителем главы города. Со временем Матвей привык к особому положению, но после нескольких воспитательных мероприятий от родителя, научился скрывать свою наглость, понял, что хамить можно вежливо. Необходимость сдерживаться с лихвой компенсировалась сарказмом. Единственный ребёнок в семье, привыкший, что всё в жизни происходит исключительно для него и ради него. Другие люди не представляли для него ценности, взаимодействие с ними всегда проходило очень поверхностно, вскользь. В первую очередь его интересовала лишь одна персона – он сам. Испорченный обаятельный засранец, сверстники заглядывали в рот, ловили любое изменение настроения, большинство хотело быть с ним в друзьях. Развлекаться, сталкивая лбами друзей, располагать к себе девушек ради самого процесса произвести впечатление – в этом был весь он. И у него новая жертва. Муха.

Игра должна быть лёгкой, без тяжёлых последствий для репутации. Главное – сохранить лицо.

Этот урок он усвоил на отлично ещё в шестом классе. К двенадцати годам Миронов-младший уже был неуправляемым бесом. Привык, что любые его выходки сходят с рук. Вернее – их аккуратно заметали под ковёр, стоило отцу сделать звонок. Но в тот день он переступил невидимую черту.

Племянник вице-губернатора валялся на полу школьного туалета, хрипя через разбитый нос. Матвей стоял над ним, сжимая покалывающие кулаки, удар ещё не был поставлен, ему тоже было больно. Глеб «выпрашивал» с самого начала года, провоцировал, распускал сплетни, а сегодня слишком нагло смотрел и саркастично прошёлся по внешнему виду Матвея.

Отец тогда приехал лично. Ни крика, ни подзатыльника – только ледяное: «Ты понял, что натворил?». Матвей хотел отшутиться, но впервые увидел в глазах родителя не злость, а презрение.