Знаки любви

Есть такие тексты, которые, будучи лишены внятного содержания, тем не менее чаруют самой своей структурой и формой и не дают оторваться от них до самого конца. Творение Хьярстада - как раз из числа таких. Я даже не хочу называть это книгой, поскольку это понятие предполагает в первую очередь наличие сюжета и посыла, а тут нет ни того, ни другого. Как “Песнь песней” и подобные ей, “Знаки любви” каждым словом вызывают в воображении яркие сочные образы, которые, тем не менее, не объединяются в упорядоченную картину. Это как занятные безделушки в сувенирном магазине или акварели на выставке - каждая хороша сама по себе, без начала и конца, без предыстории и выводов. В каком-то смысле “Знаки любви” - своего рода графоманство, правда настолько красивое (тут надо, наверное, отдать дань и переводчику), что не раздражает, а, наоборот, притягивает.

Впрочем, интересная идея в книге все же есть. Это стремление главной героини Сесилии создать такой шрифт, который сделает любой напечатанный на нем текст совершенным, достигающим глубины души читателя. Сесилия с детства видит в буквах нечто большее, чем просто значки. Для нее знаки - живые, а каждая буква - инструмент: оружие для убийства или же снадобье для исцеления. И однажды - она в этом убеждена - ей удастся создать такой шрифт, что набранный им текст окажется сильнее смерти.

К сожалению, у Хьярстада то ли не было желания, то ли возможности раскрыть эту идею до конца и создать именно книгу, а не текст. В финале повествование становится смутным и скомканным, как будто автор вконец обессилел или же ему наскучило писать. Поэтому нам, читателям, остается только форма. Но эта форма действительно хороша. Уж не знаю, дело ли тут в некой особой разновидности шрифта)) или чем-то еще, но повествование Сесилии с картинами-мизансценами ее собственной жизни обладает запахом, вкусом, объемом. Гранитная пыль в мастерской каменотеса, запах нагретых солнцем сосновых игл, тяжесть свинца типографских литер, вкус хлеба из пекарни, где работает возлюбленный Сесилии - все это реальность, данная в ощущениях. Так что если вы способны оценить текст исключительно в части эстетики, то “Знаки любви” - вполне подходящее чтиво.

Это была в своем роде восхитительная книга, но, конечно, очень и очень на любителя. Если вы любите буквы, алфавит, семиотику так же, как героиня этой книги, она вам, несомненно подойдет, во всех остальных случаях, видимо, не стоит и пытаться – будет скучно, многословно и непонятно.

Если задуматься, в этом есть не просто что-то занятное, вроде упражнения в каллиграфии, а нечто глубоко интимное – рассказать свою жизнь через призму увлеченности гармонией шрифтов, магией начертания букв разных алфавитов, веря, что восприятие текста меняется от выбора гарнитуры. За эстетикой каждой литеры для героини – Сесилии – прячется пучок ассоциаций, воспоминаний, переживаний, наставлений, открывающих тайные ходы в ее собственное Внутреннее Средиземноморье. Это и красиво, и труднопостижимо одновременно: такой своеобразный способ мыслить не очень привычен, но изложенный на нем сюжет соблазняет попробовать думать, как героиня, и тем самым переструктурировать содержание собственного сознания, превращая его в новый инструмент самопознания, а, может, даже и в способ взаимодействия с реальностью.

От графического языка, по мнению героини, зависит не только смысл воспроизводимого текста, но и характер его воздействия на окружающих, в данном случае – на читателя, который то удивляется, то сопротивляется, то находит сходство с собой, то отвергает предлагаемый опыт. Выстраиваемая автором связь совершенно не очевидна и даже двусмысленна по своей сути, но сама идея любопытна и воспринимается вполне органичной, пока читаешь историю любви Сесилии. Конец, к которому ведут все пути этого текста, вполне ожидаем и хорош, но, по правде говоря, хотелось бы другого.

Конечно, силу эстетики букв недооценивать не стоит, но и переоценивать, наверное, тоже. Да, хочется верить, что любовь можно спеть, станцевать, нарисовать, вдохнуть… Почувствовать ее можно по-разному, считывая строчки ее хрупких текстов, но все же главное – чтобы она была и вдохновляла на семиотические подвиги в ее честь. По крайней мере, в одном хочется согласиться с героиней: «по-настоящему ценно в жизни только одно - попытка совершить невозможное», особенно если попытка удастся.

Вряд ли книги, подобные «Знакам…», я хотела бы читать регулярно, но в качестве единичного опыта это было очень и очень неплохо.

«Гляди в оба: сейчас будем превращать камень в золото», – шептал своей внучке седобородый волшебник в мантии, и та, вся в золотой пыли, завороженно лицезрела самое настоящее чудо... Это была их личная Долина Царей, в которой царили любимый дедушка, обожаемый кот да она, и были драгоценные карамельки, и был могучий дуб, и было то волшебное детство, которое невозможно забыть. А потом пришла смерть. Она всегда приходит, ждёшь ты её или нет. Смотря на бездыханного Рамзеса, который уже никогда не покажет ей верную дорогу своими дивными лапками, девочка возопила, она не понимала, кот просто не может умереть, не может! Может. И это понимание было первым ударом. Истории деда, египетская мифология, утёс с его тайной... Сесилиа жила этими воспоминаниями, искала их отблески в окружающем, строила на их основе свою жизнь. Отсюда всё и течёт. У её деда был топор, у неё – ручка, и она пыталась что-то ею высечь, но что? Любовь, искру, смысл? Возможно, это всё одно. Возможно, она собиралась совершить невозможное. Возможно... «Как мало нужно, чтобы сотворить чудо?». Она шлифовала изящество букв, затем замерзала и засыпала, потом вновь оживала и искала. Буква за буквой, попытка за попыткой, вдох-выдох. Всё не то... И тут – как знак: та самая буква, которая когда-то её разбудила. Случайная встреча, внезапный проблеск, весна посреди зимы. Это была буква “А”.

«Не умирай! Не умирай! Не умирай!». Героиня была зациклена не столько на буквах, сколько на любви, в её понимании это было одно и то же. Все её отношения с мужчинами были нездоровыми, в каждой женщине она видела соперницу, расставания были как под копирку: порча дорогой для бывшего вещи, отчаяние, хандра... и новое призрачное «* * *», озарённое надеждой, которой вскоре будет суждено истлеть. Казалось бы, встретив Артура, она нашла то самое, но нет. Сама история их отношений способна тронуть: волшебная виолончель, рецепты хлеба, зарисовки из жизни, но то, к чему всё это привело... Сесилиа добилась того, о чём мечтала, она смогла создать идеальный шрифт, так ей, по крайней мере, казалось, но какой ценой? Она предала Артура, тут не может быть никаких “но”, и это не столько разозлило, сколько расстроило, потому что она, одурманенная не столько чувствами, сколько мыслями о чувствах, лишь под конец поняла, что как человека она его совсем не знала. Было в этом что-то трагичное, и всё последующее действо с воскрешением меня нисколько не тронуло, точка для меня была поставлена на той скамье под златом опадающих листьев. Она хотела устроить шрифтовую революцию и потрясти людей, ей казалось, что все находятся в стагнации, а меж тем она сама же в ней и пребывала, да и в себе разобраться совсем не могла. Себя бы для начала спасла, дева. «Живи! Живи! Живи!».

«А что, если буквы на самом деле звёзды, уплотнённые до знаков?». Тема букв мне близка, я и по жизни с этим связана, и просто люблю «высекать искры», на меня и египетская иероглифика влияла, и школьная учительница оставила свой след, и “волшебная” перьевая ручка тоже имеется, как и рукописные дневники и письма, – это всё моё, но магии с этой историей несмотря на множество точек соприкосновения не случилось. Я пыталась понять рассказчицу, почувствовать её, но она вызывала у меня одно лишь отторжение, как и всё происходящее на этих страницах; я такое не люблю. Самим текстом я наслаждалась, он идеален и звучен, но всё хорошее было перебито всем тем, что крылось за словом. Впрочем, не всё. Мне понравились истории о дедушке, хотя и было ясно, что вся эта агрессивная зацикленность Сесилии на определённых вещах явно передалась ей от него, и в этом нет ничего хорошего. Сама идея того, что текст чудотворен, до боли прекрасна, и дело не в шрифте, дело в сути, сколько раз лично меня книги буквально оживляли (героиня, к слову, читать не любила, потому и не поняла, что изданная книга обрела популярность не благодаря её шрифту, людям полюбилась украденная ею история). А ещё мне понравились лапки, красные кошачьи лапки, эта удивительная путеводная нить. Возможно, это и есть то самое чудо. Возможно... «Красный след. Живое письмо. Знаки, твердящие „быть”, „быть”, „быть”».