Лабиринты кажутся бесконечными, пока

не осознаешь, что сам возводишь их стены.

Мы все блуждаем в своих страхах, вине,

попытках сбежать от боли.

Глава 1

Глухая боль разрывала голову, словно внутри беспрестанно звенел сигнал тревоги. Сергей очнулся на ледяном, голом полу, не осознавая, где находится и что происходит. Всё вокруг казалось расплывчатым – лишь после нескольких морганий в его сознание начали возвращаться обрывки: безликое пространство, пустота, в которой даже эхо звучало бы чуждо и неуместно.

Он попытался подняться, но тело не подчинялось. Руки дрожали, пальцы скользили по шероховатому полу, и лишь стиснув зубы, он смог привстать на четвереньки. В этот момент всё внутри кричало: «Слабость – враг!», но сейчас она была неотъемлемой частью его состояния. Он опустился на колени, тяжело дыша, словно воздух здесь был разрежён. Провёл рукой по затылку и ощутил липкую, тёплую кровь. Пальцы покрылись алыми пятнами – но это не испугало его, а лишь пробудило хищную, аналитическую настороженность.

Сергей поднял взгляд. Комната казалась пустой, словно вычищенная до блеска доска: ни окон, ни мебели. В самом центре возвышался один стол, напоминающий алтарь в безбожном храме. На нём – старый телевизор с чёрным экраном, который, казалось, мог ожить в любую секунду. Рядом лежал ключ, блестящий, словно оставленный здесь специально для него.

Напротив возвышалась массивная металлическая дверь – без щелей и ручки с внутренней стороны. Закрытая, как и все ответы на вопросы, которые роились в голове.

Сергей осмотрелся, его взгляд был внимательным и настороженным. Даже в этом измождённом, почти истощённом теле сохранялся волевой, проницательный ум. Под глазами виднелись тёмные круги, щеки были ввалившимися от усталости, но в его глазах мерцала сталь.

В этой тишине каждый звук, даже его дыхание, казался слишком громким. Кто-то наблюдает за ним? Почему ключ так откровенно выставлен напоказ? Почему телевизор выключен, но явно готов к работе? Это ловушка или приглашение к игре?

Сергей усмехнулся. Даже в этой абсурдной ситуации он не мог не оценить изощрённость чьего-то замысла. Кто бы ни стоял за этим, он решил испытать его на прочность. Но Сергей не был тем, кого легко загнать в угол. Слабость – это лишь временное явление, тогда как его ум – вечен.

В этот момент тишину нарушил резкий, короткий щелчок – экран телевизора вспыхнул ярким светом. Сергей мгновенно напрягся. Он мгновенно проанализировал ситуацию: шнур уходил прямо в пол, прочно закреплённый, без малейшего доступа к источнику питания. Всё здесь было идеально спланировано, каждая деталь – тщательно продумана, а стерильная чистота и порядок свидетельствовали о педантичном и холодном разуме, который лежал в основе этой композиции.

На экране возникло лицо – настолько знакомое, что вызывало дрожь и боль в висках. Владимир. Тот самый, за которым Сергей гнался последние дни, не давая себе ни сна, ни отдыха. Владимир выглядел спокойно, даже с оттенком насмешки; его губы слегка приподнялись в улыбке, а глаза лениво скользнули к часам.

– Ты пришёл в себя, – произнёс Владимир с небрежной учтивостью. – Что ж, теперь мы можем поговорить без лишних игр.

Сергей молчал, не выказывая ни удивления, ни страха. Он лишь пристальнее разглядывал лицо собеседника, стараясь обнаружить в нём слабое место или уязвимость – хоть что-то, что можно было бы применить в своих интересах.

– В первый раз, когда ты подошёл ко мне на улице, – продолжил Владимир, – я и не мог представить, кто ты на самом деле. Ты выглядел слишком спокойным, слишком… незаметным. Но, – он усмехнулся, – ты допустил одну ошибку.

Сергей прищурился, но не произнёс ни слова.

– Ты полагаешь, что умеешь скрывать свои эмоции, – Владимир немного наклонился вперёд, будто хотел стать ближе, – но у каждого охотника имеется свой след. Когда ты спросил меня дорогу, твои глаза задержались на моей руке чуть дольше, чем у обычного прохожего. Ты смотрел не на часы или кольцо, а на шрам – едва заметный, но такой, который мог заметить только тот, кто действительно ищет меня. Это было… забавно. В тот момент я осознал: ты не случайный человек.

Он сделал паузу, наблюдая за реакцией Сергея.

– Всё остальное стало делом техники. Ты не спал несколько дней, выжигал себя изнутри, надеясь найти меня первым. Но, понимаешь… – Владимир внезапно изменился в лице, его голос стал более жестким, и в нём прозвучали нотки раздражения. – Ты вынудил меня пойти на крайние меры. Я десять лет оставался в тени, люди исчезали – и никто не находил их, никто ничего не подозревал. Я был невидимкой, Сергей. Но из-за тебя… из-за твоей одержимости, мне пришлось оставлять за собой трупы, когда я этого не хотел! Ты следовал за мной, как пес, не давая ни малейшего шанса на передышку!

Владимир с силой сжал кулаки, его глаза загорелись злостью. Он взглянул на часы, и в этот момент его лицо вновь стало каменным и собранным.

– Шестьдесят один час… сорок семь минут, – произнёс он почти с восхищением. – Именно столько времени ты не спал, если мои расчёты верны. Всё было тщательно спланировано – каждый твой шаг, каждое твоё решение. Но знаешь, что происходит с человеком, когда он так долго бодрствует, когда мозг и тело работают на износ?

Он на мгновение замолчал, позволяя Сергею осознать значимость своих слов.

– После сорока восьми часов без сна у большинства людей начинаются серьезные когнитивные нарушения. Внимание рассеивается, реакция замедляется, появляются галлюцинации. Импульсивность возрастает, логика становится ненадёжной, а память – хрупкой. К шестидесяти часам мозг начинает буквально поедать сам себя: нарушается работа нейромедиаторов, падает иммунитет, увеличивается риск психозов. Ты сейчас – живой пример для учебника по нейрофизиологии. И чем дольше ты держишься, тем больше вероятность, что станешь своей главной ошибкой.

Владимир вновь улыбнулся, но теперь в его улыбке не было ни тени насмешки – лишь усталость и предчувствие приближающейся развязки.

– Вот почему эта партия интересна, Сергей. Ты нарушил мой привычный порядок, заставил меня выйти из тени. Но теперь ты сам на грани – и мне любопытно, кто из нас выдержит дольше.

Владимир на мгновение задумался, обдумывая, стоит ли продолжать, но затем, приняв решение, заговорил более откровенно, чем прежде:

– Знаешь, многие задают мне один и тот же вопрос – почему? Почему я похищал и убивал людей? Почему превращал их исчезновение в неразрешимые загадки? Ты ведь тоже хотел это понять, не так ли?

Его голос понизился, приобретая философский оттенок.

– Сейчас ты находишься в моём творении, Сергей. В этом месте, внутри этих стен – каждый сантиметр, каждая деталь была тщательно продумана мной на протяжении многих лет, даже десятилетий. Я строил это убежище, этот лабиринт, словно одержимый. С детства у меня была страсть к конструированию: я собирал механизмы из сломанных игрушек, сооружал ловушки на чердаке, рисовал чертежи, которые никто не мог понять. Это было единственное, что приносило мне покой.

Он замолчал, и на мгновение на экране промелькнуло нечто болезненное.

– Мой отец… – Владимир тяжело вздохнул. – Он был тираном. Издевался над матерью, бил меня – порой потому, что не мог справиться с собой. Я видел, как страх ломает людей, превращая их в покорных теней самих себя. Однако однажды я заметил иное: страх порой пробуждает в человеке зверя. Иногда, оказавшись в безвыходном положении, человек способен на невероятные поступки. Тогда я начал задаваться вопросом – что сильнее: воля или страх? Что заставляет человека сопротивляться? Где проходит граница между покорностью и бунтом?

Владимир усмехнулся, но в его улыбке не было ни капли радости.

– Я начал экспериментировать. Сначала с мелочей – ловушки для крыс, затем более сложные механизмы, и наконец – с людьми. Я похищал тех, кто казался мне интересным, в ком видел потенциал. Создавал для них испытания, чтобы проверить: что победит? Воля к жизни или страх смерти? Я наблюдал, анализировал, делал выводы. Некоторые сдавались сразу, другие боролись до последнего. Но никто не смог преодолеть весь путь.

Он склонил голову, вспоминая нечто особенно важное.

– Однажды, когда мне было всего пятнадцать, я сконструировал устройство, чтобы расправиться с отцом. Оно было простым: капкан, скрытый под половицей в его комнате. Мне было интересно, сможет ли он выбраться, если поймёт, что это сделал я. Но он даже не попытался. Он закричал, а потом сдался. Тогда я осознал, что большинство людей не умеют бороться.

Владимир посмотрел прямо в камеру, его взгляд стал ледяным.

– Но ты, Сергей… Ты другой. Ты довёл меня до предела. Ты вынудил меня выйти за пределы своих правил. Теперь ты находишься в моём последнем, самом совершенном лабиринте. Здесь всё – испытание. И мне любопытно, сможешь ли ты выбраться или повторишь судьбу остальных.

Он сделал паузу, его лицо стало более серьёзным.

– Теперь тебе предстоит сделать выбор. У меня было очень мало времени, чтобы по-настоящему изучить тебя, – продолжил он, – но мой главный источник информации утверждает, что ты неподражаем. Если это так, возможно, именно ты сможешь помочь мне найти ответы на вопросы, которые я задаю себе всю жизнь. Вопросы о человеческой природе, о границе между страхом и волей.

Виктор улыбнулся чуть шире, в его голосе зазвучала азартная нотка:

– Итак, сначала – выбор. На экране перед тобой лежит ключ. Он открывает металлическую дверь этой комнаты. Однако это не означает начало самой игры. Оказавшись за дверью, ты увидишь коридор с двумя путями: направо и налево. Если пойдёшь налево – ты выйдешь на свободу. Если направо – дверь за тобой закроется, и ты попадёшь в ловушку. Я долго думал, стоит ли тебе это говорить, – Владимир усмехнулся, – но я уверен, что ты не совершишь опрометчивый поступок, ведь ты всегда доводишь дело до конца. Значит, впереди будет только интереснее.

Владимир не торопился исчезать с экрана, его голос по-прежнему звучал уверенно и спокойно, будто он лично присутствовал в комнате:

– Знаешь, Сергей, мне всегда было интересно наблюдать за моментом принятия решения. Большинство людей и не догадываются, насколько предсказуемыми они становятся, когда сталкиваются с простым, но судьбоносным выбором. Ты уже решил, куда пойдёшь? Или всё ещё пребываешь в сомнениях?

Сергей смотрел на экран, его взгляд был тяжёлым. Лицо побледнело, под глазами появились тёмные круги, губы пересохли. Вдыхая, он ощущал, как тревога стискивает грудь, словно железный корсет, а в голове нарастает вязкое беспокойство. Мысли путались, сознание цеплялось за отдельные фразы Владимира, не в силах полностью их осмыслить. Казалось, слова собеседника доносились сквозь толщу воды: они глухо ударялись о барабанные перепонки и растворялись в тумане.

Изможденное тело Сергея дрожало, движения казались замедленными, словно он не владел собой. Сейчас любое неверное решение может стоить ему жизни, но и промедление – тоже ведёт в никуда. Неуверенность бушевала, но внутри, словно уголек под пеплом, тлела его привычка к анализу, упрямо хранившая покой, несмотря на отсутствие сил.

Тем временем Владимир продолжал:

– Не торопись, Сергей. Мне интересно увидеть, как ты справишься с этим. Ты ведь не такой, как все – всегда ищешь скрытый смысл, ловушки, второй слой. Но иногда всё проще, чем кажется… или сложнее, чем ты думаешь.

В этот момент Сергей уже принял решение: покинуть этот лабиринт и выбраться любой ценой. Он прекрасно осознавал, что его силы на исходе – физически он истощён, а психическое состояние балансирует на грани срыва. Он не знал, что ждёт его за следующей дверью, но был уверен: если сейчас поддастся азарту и последует по пути Владимира, то не выдержит. Нет, сейчас нужно отступить, собраться с силами, восстановиться – и только тогда, будучи готовым, продолжить охоту на Владимира. Это был холодный, рациональный выбор, который дался ему нелегко, но иного пути он не видел.

Как только это решение окончательно утвердилось в сознании, Владимир внезапно прервал ход его рассуждений:

– Подожди, Сергей, – произнёс он, откинувшись на спинку стула. – Не собираюсь давать тебе никаких инструкций… Пока ты не примешь окончательное решение.

Владимир театрально задумался, а затем вдруг хлопнул себя по лбу, будто вспомнил нечто важное:

– Ах да! Чуть не забыл. Думаю, тебе будет легче сделать выбор, если ты увидишь кое-что своими глазами.

Он поднялся, взял камеру и медленно направил её в сторону. На соседнем стуле сидела Наталья, связанная и измученная. Её руки были крепко стянуты верёвкой, на губах – полоска скотча, а лицо было покрыто синяками и ссадинами. Под глазом красовался свежий кровоподтёк, а по её щекам текли слёзы – одни уже высохли, другие только начинали появляться. Она дрожала, то ли от боли, то ли от страха, и её глаза, полные отчаяния и мольбы, смотрели прямо в камеру.

Владимир приблизился и резко оторвал скотч с губ – Наталья закрыла глаза и чуть не вскрикнула от боли, на её губах сразу же появились кровавые пятна. Она судорожно вдохнула, пытаясь заговорить, но из горла вырвался только хриплый стон.

В этот момент в глубине Сергея словно что-то взорвалось. Всё, что раньше казалось непреодолимым – усталость, слабость, боль – мгновенно исчезло, уступив место ярости и решимости. По венам хлынул мощный прилив сил, мышцы наполнились тяжёлой, первобытной энергией. Все чувства обострились: он слышал своё сердцебиение, замечал каждую деталь на экране, ощущал, как воздух в комнате стал плотнее и холоднее.

Для Сергея Наталья значила гораздо больше, чем просто близкий человек. Она была его опорой, смыслом жизни после смерти матери, единственной, кому он мог доверять безоговорочно. Её страдания пронзили его сильнее любого удара, пробудили в нём нечто непоколебимое.

Сергей сжал кулаки так сильно, что костяшки побелели. Внутри не осталось ни страха, ни сомнений. Цель была ясна как никогда: вытащить Наталью любой ценой и сразиться с Владимиром, пусть даже на последнем издыхании.

Вдруг из глубины груди вырвался низкий, звериный рык – нечто первобытное и неосознанное, воплощение всей боли, ярости и отчаяния, накопленные за эти дни. В этот момент на экране вновь появилось лицо Владимира – нахмуренное, с заметным удивлением и подозрением. Он прищурился, пытаясь понять, что происходит.

– Ты что, рычишь? – с недоумением спросил Владимир.

Внезапно в глазах Сергея зажглись безумные огоньки. Он рассмеялся – сквозь безумный, полный боли смех на глазах выступили слезы, а губы искривила жуткая усмешка. Вскоре снова раздался рык, а голова его металась из стороны в сторону, словно внутри него бушевала неведомая сила. На мгновение в глазах Сергея появился пустой, стеклянный взгляд, и он застыл, будто обратился в камень.

Затем Сергей медленно повернул голову вбок, уставившись в камеру исподлобья. Его лицо застыло в жуткой, нечеловеческой маске, в которой смешались боль, злость и непоколебимая решимость.

– Да что с тобой происходит? – с интересом произнёс Владимир, отодвинув камеру, чтобы лучше рассмотреть изменения в Сергее.

Он внимательно наблюдал за ним несколько секунд, а затем вдруг широко улыбнулся, словно увидел нечто невероятно интересное.

– Это… это абсолютно что-то новенькое! – с восхищением высказал Владимир. – Похоже, отсутствие сна разрушает твои внутренние барьеры и границы, за которыми ты прячешь свою истинную сущность. Это прекрасно… с научной точки зрения, конечно! Знаешь, – продолжил он, – при длительном лишении сна у человека начинается дезинтеграция психики: контроль над эмоциями исчезает, появляются вспышки агрессии, галлюцинации, даже расщепление личности. Мозг теряет способность фильтровать импульсы, и наружу выходит всё самое потаённое, что обычно скрыто за маской разума и воспитания. Ты сейчас – словно живой эксперимент, Сергей! И мне ужасно интересно, что будет дальше.

Владимир на мгновение замер, внимательно наблюдая, как Сергей, не отводя взгляда, уставился в объектив камеры, словно готовый ринуться на него сквозь экран.

Несколько долгих секунд Владимир и Сергей пристально смотрели друг на друга через экран – в этот момент казалось, что между ними не стены и километры, а лишь несколько сантиметров – настолько плотным было напряжение.

Первым нарушил молчание Владимир:

– Итак, пора сделать выбор.

Экран телевизора мгновенно погас, оставив Сергея в пустой, холодной комнате, будто кто-то резко выключил свет в театре, оборвал музыку, и на сцене остался лишь он – потерянный, истощённый, с тяжёлым, сбившимся дыханием. Сергей опустил голову, плечи поникли, а в глазах постепенно появился живой, человеческий блеск. В этот момент он ощутил глубокое одиночество и уязвимость. Все звериные инстинкты, вся ярость и безумие отступили, оставив лишь глухую боль и пустоту. Он смотрел внутрь себя, пытаясь найти силы, чтобы сделать следующий шаг.

*****

Владимир застыл у выключенной камеры, неподвижный, пытаясь запечатлеть в памяти только что случившееся. Его лицо было сосредоточенным, взгляд устремлён в одну точку на стене. Он начал рассуждать вслух, не обращая внимания на связанную Наталью:

– Это было… нечто уникальное. Такой переход… Психика разрывается между звериным и человеческим, между контролем и хаосом. Это даже не ярость – это чистая, первобытная энергия… Нет, у большинства не хватит внутренней силы, чтобы дойти до такого предела. А он… – Владимир кивнул себе, глаза его загорелись новым интересом, – он не сломался, он вышел на новый уровень. Почти как эволюция в реальном времени.

Наталья, вся в синяках и со следами слёз на лице, смотрела на него с ужасом, боясь пошевелиться, чтобы не привлечь лишнего внимания. Она затаила дыхание, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.