© Канявский Яков, текст, 2025

© Издательство «Четыре», 2025

Переход
Повесть

Посвящается другу

Юрию Сергеевичу Худякову

Глава 1
Детство

История эта началась в конце XIX века в небольшом уральском городе. Город этот, как и многие уральские города, образовался на столетие раньше в связи с развитием железорудной промышленности на Урале. Заводы ставились на реках, перегораживаемых плотинами, и вода являлась движущей силой. На одном из таких железоделательных заводов инженером работал Павел Алексеевич Еремин. Был у него добротный дом, в котором он проживал с женой Натальей Васильевной и сыном Владимиром. А через дорогу от него проживал купец Андрей Николаевич Прохоров с женой Марией Степановной и дочкой Софьей. В этих домах жили еще когда-то их родители. И обе семьи связывала многолетняя дружба. Они вместе отмечали все праздники, да и просто так часто ходили друг к другу в гости. У Ереминых в доме был рояль, на котором играла Наталья Васильевна. Да и пела она неплохо. Иногда ей аккомпанировал Павел Алексеевич.

А у Прохоровых был граммофон. И, возвращаясь из деловых поездок, Андрей Николаевич привозил новые пластинки. Так что музыкальные вечера проводились в обоих домах. А кроме музыки на этих вечерах бывали знаменитые уральские пельмени и различные горячительные напитки, рецепты приготовления которых были в большом количестве у Павла Алексеевича.

И вот в 1900 году в обеих семьях прибавилось по мальчику. Детей крестили и назвали в честь дедов. Так началась жизнь Алексея Еремина и Николая Прохорова. В хорошую погоду обе мамаши выходили с колясками. Дети дышали свежим воздухом, а мамочки обсуждали свои дела. Мальчики привыкли друг к другу с пеленок и, подрастая, не хотели расставаться. Разлучала их только плохая погода, которой на Урале бывает много.

Посмотрели отцы на скучающие лица детей и решили сделать подземный переход под дорогой от дома к дому. Павел Алексеевич сделал необходимые расчеты, пригласил с завода бригаду. Те прорыли тоннель, сделали необходимую отделку. И ребята ожили, постоянно бегали друг к другу играть, а когда подросли, то и уроки делать. Да и взрослые с удовольствием могли навещать друг друга независимо от погоды.

Шли годы, старшие дети уехали в Москву учиться дальше. Позже Софья вышла замуж за иностранца и уехала во Францию. Владимир приезжал домой на летние каникулы.

Тут разразилась Первая мировая война. Работы у отцов стало много. Мамаши пошли на курсы медицинских сестер. Мальчишки бóльшую часть дня оставались одни. Но они не скучали. Накачивали силу спортивными упражнениями, занимались борьбой. Много времени проводили в лесу. Собирали грибы, ягоды, катались всю зиму на лыжах. В следующем году зима началась рано. Выпал первый снег, но потом вдруг растаял. Николай пришел к Алексею:

– Давай, Леха, собирайся быстрее, на охоту пойдем.

– А чего такая спешка?

– Ты же видишь, снег растаял, а заяц шубу сменил. Его, белого, сейчас в лесу хорошо видно.

– Так у нас в доме ружья ведь нет.

– Не переживай. Я у отца в кладовке ружье нашел. По очереди постреляем.

Друзья направились в лес. Это была их первая охота. Долго зайца искать не пришлось, бежал белый комок по лесу. Ружье было в руках у Николая.

– Стреляй, Колян, стреляй! – прошептал Алексей.

Но Николай зачарованно смотрел на зайца и не поднимал ружья.

– Не могу, жалко!

Алексей выхватил у Николая ружье и выстрелил вслед зайцу. Шум выстрела напугал всю живность в лесу.

– Ну, теперь по лесу долго ходить надо, чтобы мишень найти. Тоже мне, охотник!

– Так ведь жалко убивать его. Как вообще можно убивать живое! Грех это.

– Ладно, коли так. Дай бог, чтобы тебе в жизни никогда не пришлось брать грех на душу.

На том эта охота закончилась. Получилось так, что это была их первая и последняя охота…

Надо сказать, что город этот культурными мероприятиями избалован не был. А тут приехал как-то театр оперетты. Для города это было событие. Посещали спектакли и Еремины с Прохоровыми. Особое впечатление они произвели на Андрея Николаевича. Потом оперетта уехала, а Прохоров все ходил в задумчивости. Вскоре он отбыл по делам.

Через некоторое время поползли по городу слухи, мол, Прохорова видели в Нижнем Тагиле с актрисой оперетты. Когда слухи эти дошли до Марии Степановны, она покончила с собой. Николай очень горевал по матери. Наталья Васильевна пыталась всячески его успокаивать, старалась, чтобы тот больше был с Алексеем, не оставался один. Андрей Николаевич тоже старался уделять больше внимания сыну, иногда брал его с собой в поездки по делам.

К этому времени нужно было уже думать о дальнейшей учебе сыновей. Дело в том, что в это время начал активно обсуждаться вопрос об учреждении в Екатеринбурге высшего учебного заведения. На тот момент на Урале еще не было вузов, и за право организовать у себя первый вуз развернулась борьба между Екатеринбургом и Пермью. В начале XX века Екатеринбург уже уступал губернской столице по числу жителей и особенно по финансовым возможностям, тем не менее в 1911 году на заседании междуведомственной комиссии Министерства народного просвещения в Петербурге было принято решение в пользу города на Исети. Пройдя череду согласований, 3 июля 1914 года закон об учреждении уральского института был высочайше утвержден Николаем II. Однако вскоре началась война, и строительство заморозилось из-за нехватки средств, а тем временем в Перми в 1916 году при поддержке местного мецената Н. В. Мешкова учредили и построили университет. Таким образом де-факто первый уральский вуз появился в Перми. Екатеринбургский горный институт императора Николая II должен был открыть двери в 1917 году. Вот и надо было решать, в какой город отправлять сыновей.

В это время произошла Февральская революция. Непосредственным ее результатом стало отречение от престола Николая II, прекращение правления династии Романовых. Всю власть в стране взяло Временное правительство под председательством князя Георгия Львова, тесно связанное с буржуазными общественными организациями, возникшими в годы войны (Всероссийский земский союз, Городской союз, Центральный военно-промышленный комитет). Временное правительство объявило амнистию политическим заключенным, гражданские свободы, замену полиции «народной милицией», реформу местного самоуправления. 1 (14) марта 1917 года новая власть была установлена в Москве, в течение марта – по всей стране. Новая власть была признана даже самим Николаем II, в его прощальном приказе войскам, призвавшем солдат «повиноваться Временному правительству». Февральская революция декларировала отмену смертной казни, а также даровала равные права всем гражданам России независимо от пола, вероисповедания или национальной принадлежности. Были отменены дискриминационные ограничения в отношении евреев – в частности, ограничение на место жительства («черта оседлости») и запрет на производство в офицеры лиц иудейского вероисповедания. Граждане получили возможность вступать в любые объединения и свободно собираться на любые собрания. В стране развернулось профсоюзное движение, возникли фабрично-заводские комитеты, ставшие опорными пунктами рабочего контроля над производством. Победа Февральской революции превратила Россию в самую свободную страну из всех воюющих держав, обеспечив массам возможность широко пользоваться политическими правами.

В результате Февральской революции были распущены царская полиция и жандармерия, а их функции были переданы вновь созданной народной милиции (народному ополчению). Полицейские офицеры подвергались репрессиям, и им было запрещено работать во вновь созданных правоохранительных органах. Это привело к тому, что милиция оказалась не в состоянии воспрепятствовать сползанию страны в хаос и анархию. Ситуация усугублялась всеобщей амнистией (ею воспользовались не только политзаключенные, но и уголовные элементы, которые стали массово наниматься на службу в милицию, преследуя свои криминальные интересы), а также созданием вооруженных отрядов, подконтрольных Советам (Красная гвардия, отряды «рабочей милиции»).

Наряду с роспуском полиции Временное правительство сформировало Чрезвычайную следственную комиссию для расследования должностных преступлений царских министров и высших чиновников. Эта комиссия не смогла подтвердить никаких обвинений (ни в измене, ни в должностных преступлениях, ни в коррупции) ни царю, ни царице, ни министрам царского правительства – кроме генерала В. А. Сухомлинова, бывшего (до июня 1915 г.) военного министра, который был признан виновным в неподготовленности русской армии к войне (расследование по его делу велось еще с 1916 г.).

Собственность царской семьи (кабинетские и удельные владения) была конфискована в пользу государства. Сам Николай II 8 марта 1917 года прибыл из Ставки в Царское Село, где был арестован под именем «полковника Романова».

– Да, серьезные события начинаются в стране, Павел Алексеевич, – обсуждали соседи эти события.

– А я не верю, что Временное правительство долго продержится, – возражал Еремин. – Эти революционеры будут и дальше будоражить народ. Притом у каждой партии свои взгляды на будущее страны. Ни к чему хорошему это не приведет. Нарушен многовековый уклад страны. Выпустили джинна из бутылки. И кончиться это может гражданской войной. И амнистированные уголовники еще скажут свое слово.

– Посмотрим. Пока что надо съездить в Екатеринбург, глянем, что к чему. Чтобы склады с товаром были в сохранности. Каковы перспективы в торговле, на что больше спрос.

– Ну что ж, поезжайте, убедитесь сами, к чему дело идет. А Николая у нас оставьте.

– Да Колю я с собой возьму, пусть привыкает к делу. И по поводу университета узнаю. Может, уже открывается, так ребятам будет ближе ездить.

Прохоровы уехали. В Екатеринбурге остановились в Купецкой слободе, что расположена по правому берегу Исети, поселении торговцев и вольных ремесленников. И видят в городе нерадостную картину.

Еще три года назад, когда началась Первая мировая война, Екатеринбург превратился в огромную казарму. Солдаты приезжают сюда на обучение, раненых доставляют на Урал в лазареты. У большинства больных – самострелы, пулевые ранения в спину и венерические болезни. К началу революционного года в Екатеринбурге скапливается 50 тысяч солдат, на них приходится всего 70 тысяч гражданского населения.

Солдаты болтаются по городу без дела. Они щелкают семечки, и по слою лузги можно отслеживать их перемещение. Огромные очереди военных скапливаются у домов терпимости. Проститутки принимают по 60 клиентов в день. И жалуются в городскую управу, мол, не хотим мы каждую неделю у врача обследоваться, мы же свободные гражданки, а не скотина какая-то.

Городское хозяйство не справляется с такой оравой военных. Из города вывозят меньше половины нечистот. Почва пропиталась мочой и прочими отходами. Стоит зайти с улицы во двор – в нос ударяет мерзкий запах.

Рабочим не платят жалованье по три-четыре месяца. Не хватает топлива и сырья для работы заводов. Железнодорожное сообщение в анархии. Солдаты, возвращающиеся с фронта, захватывают составы, громят поезда. Не желая подолгу ожидать отправления, они угрожают оружием машинистам – и те без команды трогаются со станции. Повсюду аварии и столкновения.

Горожане питаются в основном картошкой. В Екатеринбурге всегда не хватало собственной пшеницы, поэтому зерно завозили из Сибири. Но пришла война – и вагоны с зерном поехали на фронт. Поставок на Урал стало в 2,5 раза меньше. Городские мельницы стали.

Чтобы исправить ситуацию, отправляют два поезда в Тобольск за зерном. Есть риск, что вагоны на обратном пути захватят, поэтому к составам прикрепляют вооруженную охрану. Городские власти надеются с помощью этих запасов прокормить город. Но поезда где-то застревают.

Запасы хлеба тем временем стремительно тают. Женщины переговариваются в очередях: «Муки, слышь, вовсе скоро не будет. Везли ее для нас из Сибири, но продовольственники ее продали, а деньги между собой поделили». Между ними снуют подозрительные личности и подогревают настрой обозленной толпы разговорами о том, что чиновники прячут хлеб.

Начинается голодный бунт. Толпа женщин бросается громить и разбивать стекла городской управы. Избивают начальника, переворачивают столы. Погиб один человек. По улицам ползут слухи, что вот-вот начнутся массовые погромы. Магазины закрываются – хозяева боятся беспорядков.

Ходить по улицам стало опасно. Шайки хулиганов грабят прохожих. Городовых не видно.

В конце лета говорили, что через Екатеринбург проследовали на восток два поезда с царской семьей. Засим дошли известия о прибытии царя в Тобольск и о том паломничестве, которое проявил народ, приходя в этот город с целью взглянуть на августейших особ. Один из семьи мукомолов Степановых рассказывал, что он лично ездил в Тобольск и видел, как толпа во время прохождения царя в собор встала на колени и пела гимн. Все эти рассказы производили сильное впечатление, радовали и даже бодрили сторонников твердой власти.

Впрочем, в то тяжелое время радовал и рассказ инженера Б. Н. Карпова о том, что в Туринске он увидал стоящего на площади городового в полной форме.

К этому времени относится введение твердых цен на хлебные продукты. Стоимость заготовляющего хлеб аппарата вылилась в семь процентов от стоимости закупленного зерна. Цена самого хлеба образовывалась за счет расходов за транспорт, хранение, не говоря уже о проценте за пропавшее зерно – как от стихийных бедствий, так и от воровства. А последнее, по-видимому, процветало.

Мукомолы, посматривая на афиши с ценами на хлеб, покачивали головами и говорили: «Эх, если бы нам наши мельницы отчисляли бы такую прибыль, мы давно были бы архимиллионерами».

Начались невероятные запросы к банкам со стороны промышленности. Уральские заводы на заседании съезда управляющих, пригласив Банковский комитет, предъявили банкам требование о кредите на сумму в сто сорок миллионов рублей для закупки овса, столь необходимого для гужевой перевозки дров, угля, руды и железа. Городская управа требовала два миллиона, а кооперативные банки просили шесть миллионов рублей. Печатный станок настолько стал отставать от потребностей рынка, что Государственный банк не только стал отказывать частным банкам в кредите, но и не мог оплачивать чеки по простым текущим счетам.

От этой картины Прохоровы приходят в ужас. После некоторого раздумья отец говорит Коле:

– Вот что, сынок. Как видишь, нам такая жизнь не по душе. Надо будет уезжать, но не с пустыми карманами. И я тебе поручаю очень серьезное дело. В построенном нами подземном переходе у входа с нашей стороны у меня есть тайник, о котором никто не знает. Только тебе доверяю эту тайну. В том тайнике у нас хранятся камушки драгоценные. Вот за ними ты и езжай. Привезешь, и мы с тобой уедем. Как тайник обнаружить, я тебе сейчас нарисую…

Николай первый раз ехал один. Приключений натерпелся много из-за беспорядков на железной дороге. С трудом добрался до дома и первым делом спустился в подземный переход. Тайник он нашел, но тот был пустым. Николай аж взвыл от досады! Потом стал размышлять о том, кто мог узнать про тайник. Но никакой догадки в голову не приходило. Он был так потрясен, что тут же отправился на вокзал, не заглянув даже к соседям. Когда он приехал с такой грустной вестью к отцу, того чуть удар не хватил. Кто мог узнать про тайник? Придя в себя и подумав, он говорит Коле:

– Знаешь, сынок, я, кажется, догадываюсь, кто мог совершить кражу. Я тут в городе случайно встретил рабочего, Никитой зовут. Так ведь он был бригадиром на строительстве перехода. Хоть сам тайник я делал лично, но о месте его он мог смекнуть. Так что найти надо этого Никиту, ты его тоже должен помнить.

– Я его помню, хоть и маленьким был.

– Вот и найди его.

Легко сказать, найти в такой обстановке.

Тем временем в Петрограде 25 октября большевики захватывают Зимний дворец и арестовывают Временное правительство. В Екатеринбурге о перевороте узнаю́т только на следующий день – по железнодорожному телеграфу пришла телеграмма. Утром 26 октября на Коковинской площади матрос Павел Хохряков на митинге объявляет солдатам о победе большевистского восстания и переходе всей власти к Советам.

Слухи мгновенно облетают город. Но люди не верят. Рабочие бросают станки и пытаются выяснить, что же произошло в столице и как теперь жить дальше.

Революционеры объявляют себя единственной властью в городе и ставят свою охрану на почту, телеграф, железную дорогу. Ждут официального сообщения, но правительственный телеграф молчит. Революционная столица отрезана от всей страны: сообщения не доходят в провинцию, потому что служащие Центрального телеграфа не приняли переворот и не пересылают сообщения.

Пропагандисты бегут в казармы, чтобы правильно объяснить солдатам, что произошло в Петрограде. От настроения вооруженных людей зависит судьба города. На улицах, в казармах, на заводах необыкновенное возбуждение. Люди не понимают, кому верить.