ПРОЛОГ

Ему нужно было обязательно убить орха. Если не убьёт – можно домой не возвращаться.

Солнце ранней осени уже клонилось к темно-зелёной стене леса на высоком берегу реки. От щербатых увалов на воду легли первые тени, в которых играла и плескалась рыба. Круги от ударов рыбьих хвостов расходились по тягучей поверхности воды, неудержимо влекомой мощным течением. Где-то там, в верховьях большой реки, уже созревали холода, но пока прозрачное небо дышало теплом и покоем, мягкая дымка висела над широким руслом, словно дух огня развёл на берегу невидимый костёр.

За день плоский береговой валун, на котором лежал Хумр, хорошо прогрелся, и по тёплой спине камня неторопливо сновали пятнистые жучки, набирались сил перед зимней спячкой. Камень был особенный – гладкий и очень крепкий. Хумр однажды пытался отколоть от него кусок, чтобы сделать новый наконечник копья. Но едва ударил по нему другим камнем, как валун тяжело загудел. Камень тогда раскрошился в руках Хумра, а на валуне не осталось даже царапины.

В нескольких шагах от лежащего Хумра проходила звериная тропа, за много лет набитая в твёрдой поверхности тысячами лап и копыт. Тропа вилась в расщелине обрыва, постепенно спускаясь к береговой отмели из песка и мелкого камня. По вечерам сюда приходили на водопой дикие коровы, длинноносые мохнатые гиганты умпы, пугливые орхи, шумные землерылы, стремительные полосатые кошки и другие жители леса. Иногда показывался хозяин дебрей гырз, имени которого называть было нельзя, чтобы не явился ночью во сне и не утащил глаза. О нём люди говорили «тот, кто стережёт пчёл».

Небольшая семья умпов уже напилась. Хумр тихо смеялся, наблюдая, как два малыша гонялись друг за другом по отмели, с шумом и фырканьем брызгались водой, набирая её длинными носами. Матери это надоело, и она отвесила шалунам по затрещине. Глава семьи не обращал внимания на забавы детей – напившись, он долго тёрся огромными, загнутыми кверху зубами, о береговые камни. Хумр не знал, зачем он это делает. Может быть, стирает надоевший вкус зелени? Удивительно: такое огромное животное, а ничего, кроме травы и веток, не ест. Вот люди едят всё – рыбу, лесные плоды и ягоды, корни трав, мёд из пчелиных дупл и, конечно, мясо. Гырз тоже ест всё. Случается, и людей. Бр-р-р… Да сохранят меня добрые духи!

Народ Леса перед наступлением зимы охотился на умпов. Люди копали глубокие ямы на тропах, прикрывая их ветками и листвой. Когда большой зверь проваливался в яму, лесовики забрасывали его камнями. Потом мясо умпа коптили на кострах, и оно служило основной пищей в холодные месяцы. Народ Воды на умпов не охотился – ему хватало сушёной рыбы. К тому же, слишком много людей уходит к верхним духам, когда охотятся на умпов. Кто-то обязательно сорвётся в яму – прямо под ноги зверю…

Семья умпов ушла, жуки спрятались, и Хумру стало скучно. Сильное тело просило движения, а душа – радостного крика. Хумр даже собрался запеть песню, которую недавно сочинил, но спохватился: вот-вот на водопой должны были явиться орхи, осторожные и чуткие. Орхи – так их называл Народ Воды. В отличие от Народа Леса, из которого Хумр недавно взял жену. Там орхов называли ыргами. Наверное, у лесовиков слух плохой. Ведь в брачном крике самца-орха любой нормальный человек, конечно же, услышит: орх-орх-орх… А вовсе не ырг-ырг. Это же и выговорить трудно!

Перед охотой он натёрся сухим помётом диких коров, а потому не опасался, что звери учуют человеческий запах. С собой прихватил верное копьё с зазубренным наконечником из обломка прочного камня, дубовую рогатину и связку свежих лесных лиан. На тот случай, если попадётся крупный орх и его придётся тащить волоком. Хумр мог бы разделать тушу и перенести домой по кускам, но зарёкся так делать. Однажды он убил большого землерыла, и половину туши отнёс домой. А когда вернулся за остальным – добычу доедала стая диких собак. Ему осталось только побросать в собак камнями.

Когда орхи пойдут мимо валуна, Хумр выберет жертву и точно ударит её копьём под лопатку. Потом надо замереть, пока добыча не перестанет биться. Орхи напугаются, но не уйдут с тропы. Они постепенно успокоятся и попьют, выставив на горе дозорного. А потом пойдут в лес, шарахаясь от мертвого товарища и пугливо раздувая ноздри. Уйдут звери, и Хумр заберёт добычу. Так охотились в Народе Воды. Нельзя показываться орхам. Иначе они больше не будут ходить на водопой этой дорогой…

Краем глаза Хумр заметил неподалёку движение в зарослях колючего кустарника и прихватил рогатину. А вдруг – гырз! Но вместо страшного хозяина леса из листвы выскочила серая собака. Ещё миг – и она запрыгнула на валун. Так и есть – Пст. Рот до ушей, язык набок, на шее – огрызок ремня. Радостно повизгивает и норовит лизнуть в лицо.

– Пусть тебя гырз съест, Пст! – прошипел, отталкивая пса, Хумр. – Я зачем тебя привязал? Не знаешь? Ну, я тебе скажу. Чтобы ты орхов не распугал! Понял?

Хумр опять оттолкнул собаку, но Пст принял это как приглашение к игре. Он встал на задние лапы и закрутил пушистым хвостом. Пришлось стукнуть его рукоятью рогатины. Пёс прижался к камню и с обидой посмотрел на хозяина.

– Домой иди, Пст, домой! – строго сказал Хумр. – Пошёл, пошёл! Хвост оторву, скотина такая…

Пёс спрыгнул с камня и поплёлся по редкой и высокой высохшей траве, то и дело оглядываясь на Хумра: вдруг тот передумает и позовёт играть. Не хватало ещё, чтобы глупая собака сорвала охоту, подумал Хумр. Он ведь хорошо к ней подготовился: не спал ночью с женой, принёс духам охоты жертву собственной кровью, уколов копьём ладонь и размазав несколько капель по древку. И спел перед выходом из дома старую охотничью песню, которую слышал от отца, старого Хумра. Так что теперь орхи никуда не денутся. Если, конечно, Пст не вернётся.

Тут Хумр услышал слабое жужжание, словно из лесу летел пчелиный рой. Но вместо пчёл охотник увидел большой блестящий орех. Он стремительно приблизился и упал рядом с камнем. Теперь орех показался Хумру величиной с умпа. Орех лопнул и развалился. Из него вышел дух в белых блестящих одеждах. Он был на две головы выше Хумра, а во лбу сиял ужасный третий глаз. Хорошая у него лодка, подумал Хумр, она летает. Он упал на колени и прислонился лбом к теплому камню. Пропала охота… Или я сплю?

– Привет тебе, брат, – сказал дух. – Посмотри, Джои, какой он грязный. И воняет!

– И тебе привет, добрый дух! – сказал Хумр, на всякий случай, не поднимая головы.

– Я плохо его понимаю, Джои.

– Подключаю корректора....

– Встань, брат, встань… Как тебя зовут?

– Поправь объектив, Керрам! Не моется, вот и воняет.

– Нет, потому что выпачкан каким-то дерьмом. По-моему, это навоз. Пастух, что ли?

– Меня зовут Хумр, – сказал охотник, поднимаясь и усмиряя дрожь в ногах. – Я из Народа Воды.

– Вот, теперь лучше. Но произношение у него, надо сказать…

– Он охотник, а не слагатель легенд! И ты – не психолингвист, а ускоритель.

– А меня зовут Керрам, – сказал дух, дотрагиваясь до глаза. – Я из… Народа Неба. Ты меня не боишься? Джои, он сказал, из народа воды… Значит, не пастух, а скорей всего, рыбак.

– Я тебя не боюсь, потому что ты белый дух.

– А что, бывают чёрные духи?

– Не рыбак – охотник. Видишь, у него копьё и рогатина.

– Конечно, бывают, – кивнул Хумр. – Они плохие.

– Правильно, они плохие, а я хороший, – сказал дух.

– Я знаю. Белый дух спас отца. Линики хотели его съесть, но белый дух сказал: нет. И отца не съели.

– Ритуальное людоедство? Спроси у него, Керрам…

– Спрошу, если ты подскажешь, как ему втолковать это понятие – ритуальное людоедство.

– А кто хотел съесть твоего отца?

– Линики…

– Это люди или звери?

– Плохие люди. Они живут далеко, у большой воды.

– Почему же они хотели съесть твоего отца, брат Хумр?

– Потому что плохие.

– Ладно, Керрам… Боюсь, больше из него не вытянешь. Спроси, что он там делает, и посмотри, из чего наконечник копья. Из кремня? Или обсидиана?

– Что ты здесь делаешь? Какая разница, из чего наконечник!

– Большая разница! Если это обсидиан, значит, поблизости есть выходы лавы. Откуда там лава?

– Я жду орхов, – честно сказал Хумр.

– Зачем, брат? Наконечник из кремня. Ты доволен?

– Доволен, не доволен – это не научные категории.

– У них самое вкусное мясо…

– А почему ты намазался навозом? Выволочки, Джои, будешь делать своим студентам!

– Приношу голову вашему милосердию, мастер Керрам!

– Это навоз лесных коров. Орхи чуткие, как духи леса… Они видят носом. Орхи боятся всех, но не боятся лесных коров.

– Понятно, навоз в данном случае выступает нейтрализатором запаха человека. Не удивлюсь, если брат Хумр имеет представление о феромонах…

– А на что похожи… эти орхи? – спросил Керрам.

– Скорей всего, это козы или кабаны, если он не боится охотиться в одиночку.

– Орхи похожи… на орхов, – пожал плечами Хумр.

И показал в сторону леса. Из зарослей выступили первые животные – горделивый вожак с ветвистыми рогами, три крупные самки и несколько детёнышей. Самец остановился и, задрав голову, стал нюхать воздух. Его спутницы застыли.

– Плохая охота, – вздохнул Хумр, опускаясь на камень. – Сейчас они увидят нас и уйдут…

– Не уйдут, – сказал дух Керрам. – Какого орха ты хотел бы… убить, брат Хумр?

– Хотел бы, – повторил Хумр. – Ту тёлку, которая ближе к нам. Но отсюда не добросить копьё.

Керрам поднял руку, на которой вдруг удлинился палец. Сверкнуло, как во время грозы. Тёлка упала, а остальные орхи скрылись в лесу. Только ветки затрещали.

– Слава тебе, сын Народа Неба, великий Керрам!

– Заткнись, Джои! Ты доволен, брат Хумр?

Хумр потрясённо молчал, переводя взгляд с улыбающегося духа на лесную опушку, где лежала недвижимая тёлка орха.

– У тебя хорошее копьё, брат Керрам… – сказал он, наконец. – Да будешь ты здоров и удачлив! Разреши мне уйти. Надо утащить тушу домой. А то солнце скоро зайдёт.

У Хумра от всех этих чудес закружилась голова. Он сглотнул, прогоняя кислый привкус страха, и побежал к неподвижной тёлке.

– Ты зачем убил животное! Это, вроде, коза? С ума сошёл!

– Не коза, а самка оленя. Нельзя оставлять брата Хумра без ужина – это бесчеловечно. Какой у него коэффициент?

– Не очень высокий. Думаю, работать с ним бесполезно. Уматывай оттуда, Керрам… Немедленно!

Хумр положил руку на тёплую морду тёлки и поискал рану от копья Керрама, но ничего не нашёл, кроме небольшой дырочки под ухом, вокруг которой запеклась палёная шерсть – словно сюда ткнули горящей веткой.

Он обернулся, чтобы ещё раз поблагодарить доброго духа, но на камне уже не было ни Керрама, ни его волшебной лодки. Хумр сломал две толстых ветки с ближнего дерева и скрепил их припасёнными лианами. Сверху положил убитую тёлку, привязал её покрепче и впрягся в волокушу. До наступления темноты он рассчитывал добраться домой. Сегодня у семьи будет вкусный ужин…

Из кустов выскочил Пст и зарычал. Шерсть у него встала дыбом, словно пёс учуял страшного гырза.

– Значит, ты прятался? – спросил Хумр у собаки. – Храбрец… Надо тебя научить таскать добычу, бездельник!

Хумр побрёл по высокому берегу, цепляясь за кусты и корни деревьев. Волокуша натирала голые плечи. Ему казалось, что из лесной чащи на него смотрят холодные внимательные глаза. Пёс нервничал, оглядывался и тихо рычал. Никогда ещё Хумр не чувствовал себя таким неуклюжим. Словно наелся дурных грибов… А что скажут в деревне, увидев его добычу? Нет, так не годится. Никто не поверит, что орха убил дух, пусть и добрый… Хумр сбросил поклажу наземь и ударил тёлку копьем под лопатку. Пст бросился к туше, но Хумр отогнал собаку и первым напился свежей крови.

Тень человека с Тир

Все начиналось так далеко от нашей Земли, что даже сегодня, осознав безмерность Вселенной, всё равно нельзя представить, насколько далеко…

К исходу седьмого парана полёта на ионных двигателях «Зелёный луч» вышел на границу солнечной системы. Дальше ходили только автоматические корабли-разведчики.

Командор Шигэцу, начальник экспедиции и капитан корабля, объявил по внутренней связи Неспящим, что собирает руководителей служб на ходовом мостике. Так по традиции называли центр управления полётом. На самом деле это была бронированная труба диаметром в двенадцать дайконов, в которой находились все основные узлы управления. Помещение было настолько огромным, что дежурные операторы на противоположных концах трубы друг друга не видели и переговаривались по выделенной линии связи. Даже при полном разрушении «Зелёного луча» ходовой мостик мог автономно дрейфовать в космосе. Корабль, по существу, был городом, где люди для экономии времени передвигались в транспортных кабинах по сложной системе монорельсов. Но, даже ощущая за плечами это могучее и совершенное творение разума, командор Шигэцу испытывал иногда холодящее чувство обречённости, как пловец перед броском в незнакомую реку, где противоположный берег скрыт туманом и дождём.

У командора на мостике был «капитанский уголок» – оперативная платформа в виде гигантского стола, за которым во время редких авралов собирались все главные специалисты экспедиции. Над платформой висело несколько информационных Синих Зеркал. На двух шли изображения чёрных сфер, пронизанных крохотными неподвижными точками далёких звёзд – картинки «прямо по курсу» и «за кормой». Они, практически не отличались на взгляд непосвященного – россыпь мелких огоньков. Лишь космонавт, побывавший на окраине своей солнечной системы, мог уверенно читать живую карту созвездий. На картинке «за кормой» выделялась крупная багровая звезда: так отсюда, с границы солнечной системы, выглядел грозный Солу. А родную планету, Йеропи, можно было увидеть лишь глазами памяти.

Вскоре в «капитанский уголок» явились старпом Нгобо, главный энергетик и координатор связи Йосату, главный навигатор Хорн, главный врач и психолог экспедиции Прадха, а также руководитель группы продовольствия и утилизации Девра. Инстинктивно они уселись поближе друг к другу, потому что платформа, похожая по форме и размерам на площадку для игры в фулу, подавляла – на корабле вообще не было мелких агрегатов и узлов, сопоставимых с параметрами человека.

Чуть поодаль от главных специалистов устроилась группа руководителей основных служб корабля. Главный механик, начальники групп операторов связи, биохимической и радиационной защиты, старший врач корабельного госпиталя, командир подразделения спасателей и другие люди. На совещаниях подобного уровня они выступали редко.

Штаты космических кораблей формировались по давним флотским традициям. Капитан – везде капитан, хоть на морской посудине, хоть на звездолёте. А раз так, то и команда собиралась соответственно: старший помощник, главный механик, начальники корабельных служб – все офицеры с морскими званиями. По-флотски обозначались и боевые единицы: крейсер, торпедоносец, заградитель, катер, баржа… Даже парадная форма космолётчиков в мельчайших деталях и атрибутах повторяла форму моряков, отличаясь только цветом.

Командор заказал всем через кухонный автомат горячую настойку листьев рё. Прадха, как всегда, отказался: не пил ничего, кроме чистой воды да изредка – хиромо.

– Почему нет Варджаи? – спросил Шигэцу, с удовольствием вдыхая запах рё.

Неспящие переглянулись.

– Час назад он отзывался из библиотеки, – сказала Йосату.

– Это рабочее место нашего педагога, – усмехнулся навигатор. – Собирает очередные лекции для Спящих. Интересно, они его слышат?

Командор нажал кнопку вызова.

– Мастер Варджаи! Вы знаете о совещании?

– Извините, капитан… – сконфуженный человек на Синем Зеркале прикрыл ладонью глаза в знак раскаяния. – Уже бегу! Я тут работал над одной очень интересной видеозаписью…

– Расскажете о ней потом.

– Завидую энциклопедистам, – сказал старпом. – Никакого понятия о дисциплине. Наверное, учёным с туманом восприятия бытия так проще жить.

И посмотрел на Хорна. Тот улыбнулся. Несмотря на большую разницу в возрасте, старпом и навигатор за семь паранов полёта сдружились.

– Между прочим, многоуважаемый мастер Нгобо, – преувеличенно учтиво сказал врач, – я тоже отношусь к этим учёным с туманом восприятия бытия. У меня, не сочтите за бестактность, три докторских диплома!

– Да хоть трижды три, – невозмутимо сказал старпом. – Но о дисциплине забывать не надо. Или я не прав?

– Позвольте выразить своё мнение, – сказал Шигэцу. – Мастер Нгобо прав в отношении дисциплины и неправ… в отношении учёных. Он, я надеюсь, извинится. Не так ли, Нгобо?

– Приношу голову вашему милосердию, – сказал в пространство старпом. – Извиняюсь перед всеми… учёными с туманом восприятия. В том числе и перед вами, капитан, и перед мастером Хорном, нашим замечательным математиком, и перед академиком Йосату. Увы, я тоже, исключительно по собственной глупости, имею отношение к племени учёных. И это вызывает ещё большее сожаление…

– Варджаи не виноват, что не проходил курс наук в космической академии, как вы, высокочтимый наставник Нгобо! – не успокаивался врач. – Не сомневаюсь, там бы ему привили… беспредельно ответственное чувство дисциплины.

– Точно, – согласился старпом. – Привили бы. Особенно, если он попал бы ко мне на крейсер. У нас были большие умельцы прививать… Как вы сказали? Да, беспредельно ответственное чувство. Надо будет где-нибудь записать…

– Мастера, выражаю вам глубокое разочарование! – нажал Шигэцу на голосовые связки и покосился на руководителей групп – не хватало ещё устроить мелкую склоку в присутствии подчинённых…

Спорщики утихли, услышав командирское внушение.

Каждый из Неспящих был лучшим специалистом в своей области, и его включение в экипаж «Зелёного луча» не вызвало больших разногласий на отборочной комиссии Проекта.

Старпом Нгобо не так давно служил главным механиком знаменитого крейсера «Шестизвёздный», флагмана космического флота Жёлтого пояса. Когда Объединённое Человечество подписало Пакт о мире, Нгобо ушёл в отставку – как, впрочем, все его соратники и потенциальные противники. На своей планете ему было тесно, и он на гражданском катере гонялся в одиночку за астероидами на дальних подступах к Йеропи. Попутно, от скуки, разрабатывал теорию активной защиты атмосферы от метеоритных потоков. Однако наслаждаться мирной жизнью Нгобо не пришлось. Едва объявили набор в ряды охотников за террористами Кольца Белого Братства, он ушёл на очередную войну – долгую и безнадёжную. Атлетически сложенный, в два дайкона ростом, старпом происходил из экваториальной народности и получил от предков почти чёрную кожу.

Навигатор Хорн, руководитель штурманской службы, напротив, был белым сыном приполярных широт, отличался рыжеватой редкой бородкой и детским румянцем. Специализировался в Д-пространственной стереометрии, преподавал в университете, доказал теорему Клака, которая до этого считалась не решаемой задачей. Хорн не был зашоренным кабинетным учёным – увлекался путешествиями и спортом, несколько сезонов выступал подающим за университетскую сборную по фулу. Его любили студенты и, особенно, студентки – за общительность, чувство юмора и полное отсутствие педагогического занудства.

Кареглазая красавица Йосату, выпускница Института энергии и дальней связи, когда-то была чемпионкой Мировых Игр по бегу. Она опровергала собственным примером расхожее мнение, что спортсмены не всегда блещут интеллектом – написав несколько фундаментальных работ по дальней связи, стала самым молодым на планете академиком. Солу-пожи-ратель забрал её мужа, брата и маленькую дочь, и Йосату с головой ушла в работу. Она поклонялась Ари и с разрешения капитана оборудовала в одном из грузовых отсеков «Зелёного луча» Хижину смирения, где с немногочисленными единоверцами иногда просила милости у богов Ситха. Варджаи, Равнодушный к Ситху и Обожествляющий науку, поначалу пытался убедить Йосату, что законы физики и слепая вера – понятия несовместимые. Что гордое сознание человека выше божественного промысла. Но Йосату заявила: физика – сфера головы, а вера – сердца. И вообще, Равнодушным к Ситху не стоит судить о божественном промысле. Варджаи отстал со своими проповедями.