Иллюстратор Алла Леонидовна Козырева

© Вячеслав Козырев, 2017

© Алла Леонидовна Козырева, иллюстрации, 2017

ISBN 978-5-4485-5626-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Человеческая память имеет странное свойство отображать минувшее без оттенка тревоги. Будущее вызывает у многих неуверенность и даже страх перед неизвестными событиями, однако прошлое подобное пройденной дороге не таит в себе ничего неизвестного. Отдельные эпизоды минувшего могут вызывать горечь, сожаление и досаду, но никак не страх. Однако если разобраться, нет ли в безопасном минувшем чего-либо, что может иметь опасное продолжение? Не являются ли непонятные и странные события настоящего звеном в цепи, тянущейся из прошлого? Не запущены ли в минувшем механизмы, способные воздействовать на грядущее? И главное: разобравшись в некоторых загадках, хватит ли сил если не изменить, то хотя бы подкорректировать грядущие события.

Книга первая

Тридцатьчетвёрка содрогнулась от близкого взрыва. Смотровую щель полностью закрыл ливень из каких-то обломков и комьев земли. Командир приподнялся, пытаясь осмотреться. Грянул второй взрыв. Создавалось ощущение, что по танку поддали огромной кувалдой по днищу. Машина и её экипаж были ещё живы и стальной зверь, развернувшись на вражеской траншее, грохнул залпом своего орудия. Ближний бункер, возле которого словно медведя обложили немецкие солдаты наш Т-34, треснул почти пополам от прямого попадания заряда. Тридцатьчетвёрка рванула вперёд, но один из германцев, вынырнувший откуда-то снизу, пропихнул под правую гусеницу здоровенный, похожий на каравай кругляк мины и побежал прочь. Пулемётная очередь переломила солдата пополам. Грянул взрыв. Стальной зверь, получив тяжелейшее ранение, тем не менее, был жив и продолжал сражаться. Экипаж вёл пулемётный огонь по едва различимым в дыму позициям врага. Атака немцев, похоже, захлебнулась, и экипаж, обездвиженный в своей боевой машине, продолжал вести бой, надеясь на идущее следом подкрепление. Развалины, находившиеся примерно в пятидесяти метрах от танка, походили на разбитый вдребезги кувшин с чудом уцелевшим донышком. Расчет солдат в камуфлированных маскхалатах тихонько выставил в пролом стены ствол крохотной, почти игрушечной пушки. На её стволе виднелась шишка надкалиберного снаряда. Тридцатьчетвёрка разворачивала башню вправо, когда крохотное орудие выплюнуло свой заряд по противнику [1]. Грохнул сильнейший взрыв. Вспышка ослепила механика-водителя танка. Жуткая боль, внезапная ослепительная вспышка, разрезавшая темноту пополам, крики горящих заживо товарищей и мгновенная темнота и тишина.

Василий цеплялся за ускользавшее сознание, пытаясь будто вынырнуть из накатывавшего на него мрака. Реальность постепенно превратилась в набор цветных пятен, которые хаотически вращались перед глазами. Кто-то говорил по—немецки. Василий, не понимая почему он не чувствует своего тела, пытался кричать, но кроме назойливого вражеского бормотания он ничего не слышал. Потом была непрекращающаяся качка и тряска. Внезапно Василий оказался в своём детстве в кузнице отца, где частенько бывал совсем крохотным мальчишкой, и потом, набрав немного силёнок, помогал батьке, качая меха и очищая горн.

Кузница исчезла. Вновь немецкие голоса и внезапная чётко ощутимая боль в правом плече. Такая боль, что Василий попытался взвыть. Бесполезно. Он будто был прикован. Ни руки, ни ноги его не слушались. Внезапно он оказался в лесу, где часто собирал ягодки и грибы со старшей сестрой. Сестрёнка показала ему на куст малины, который вдруг начал превращаться в германский танк.

«Беги! Беги, сестричка!» – мысленно кричал Василий.

Танк продолжал расти и занимать практически всё свободное пространство. Всё вокруг запульсировало и сжалось в ярко светящуюся точку.

– Хорош… Что ж, экземпляр не из худших. Поздравляю! Готовьте его.

Василий различил германскую речь и с остервенением вспомнил о гранате Ф-1, которую всегда держал для близких знакомств с немчурой [2]. Острая боль в руке прервала его мысли, и очень быстро на него навалилось какое-то тягучее бессознательное состояние. Хуже всего было то, что он не мог теперь ни на чём сфокусировать своего внимания. Образы были настолько эфемерны и одновременно неописуемы, что сознание Василия плыло по хаотическому нагромождению бредовых видений, подобно лодке. Сколько продолжалось подобное состояние Василий оценить не мог, но внезапно оно сменилось чёткой тупой болью практически во всём теле.

«Хотя бы какая-то определённость…» – Василий попытался открыть глаза. Было ли это продолжением бреда или последствием контузии после взрыва понять было невозможно. Василий видел, что находится в белой комнате без окон и с практически голыми стенами.

«Где же я?» – он попытался осмотреться. Резкая боль и хруст где-то в шее заставили его быть более осторожным. Тело пульсировало тупой болью. Он скосил глаза на нос.

– Что это?! – то, что он увидел, было не менее непонятно, чем виденные прежде бредовые кошмары: на том месте, где по логике вещей должен был находиться розовый нос картошкой, было нечто, матово поблескивающее железом. – Что это? Я видно в лазарете. Наверно поломался сильно. Или обгорел. Что-то на лице – это видать что-то медицинское, – он попытался наклонить голову. Что-то мелодично зажужжало. Голова медленно, почти без боли наклонилась, поднимаясь над подушкой. Что-то странное было в его движении: шея почти не напрягалась, будто её что-то поддерживало изнутри. Он расслабил мышцы и понял, что голова осталась в том же положении, то есть поднятой над подушкой.

– Как это? – Василий с усилием попытался положить голову обратно. Вновь мелодичное жужжание. Голова вернулась в первоначальное положение. – Не понимаю… – он попытался оценить, чувствуют ли его руки и ноги, и целы ли они. Боль разлилась по всему телу, но её можно было терпеть. Он сосредоточил своё внимание на правой руке. Попытался сжать пальцы. Послышался металлический щелчок, и вновь подняв без усилия голову он увидел, как под белой простынёй, которой был накрыт почти до подбородка, в районе кисти правой руки зашевелилось что-то бесформенное. Поднять руку он не смог. Причиной тому была звякнувшая блестящая цепь, которая тянулась куда-то вниз.

«Понятно…» – подумал Василий.

Странным было то, что он не чувствовал тяжести оков, которые без сомнения были не из бархата. По всей вероятности кожа на руке обгорела. Возможно… Василий попытался схватить пальцами простыню. Вновь железный щелчок. Он сперва не понял, удалось ли это ему, но вот простыня пошла складками и через некоторое время тихонько поползла. Василий продолжал прихватывать её пальцами и тянуть, на сколько позволяли кандалы, которые оказывается фиксировали его тело с другой стороны, прямо к белой стене, в которую для этой цели был вбит здоровенный крюк, загнутый для надёжности кольцом.

Простыня достаточно по расчетам Василия обнажила левую руку и он, максимально изогнув шею, посмотрел на то, что прежде было рукой. Для того чтоб понять, что эта непонятная конструкция, похожая на клешню средневекового рыцаря, не является здоровой человеческой рукой, не надо было иметь медицинского образования. Василий с удивлением и отвращением приказал левой руке пошевелиться. Клешня слушалась! Он продолжал ощущать свою левую руку, но не чувствовал её! Минут пять он в пределах, в которых позволяли кандалы, двигал клешнёй туда-сюда. Внезапно раздался скрежет отодвигаемого засова. Василий опустил руки-клешни и опустил голову на подушку. Стальная дверь с узкой смотровой щелью, выкрашенная белой краской, медленно приоткрылась, пропуская в помещение, где находился Василий, невысокого типа в белом халате и круглых очках-окулярах на лысой макушке. Тип как-то боком протиснулся внутрь и опустив очки на нос с опаской уставился на Василия.

– Оч… Оч… – тип крякнул, прочищая горло и наконец проговорил: – Очухался?

Василий оглядел типа и произнёс, удивляясь необычному звуку собственного голоса:

– Если это можно так назвать…

Тип приободрился и подошёл ближе:

– Нуте-с, как самочувствие?

– Что со мной?

Тип усмехнулся.

– Я что, в плену? – Василий двинул рукой.

Тип отскочил к стене.

– Не двигайся… Тебе это вредно… Ты не просто в плену. Тебе спасли трижды ненужную шкуру… Что я собственно говорю? Запомни одно и самое главное: от твоего дальнейшего поведения зависит твоя жизнь.

– Врагу никогда не прислуживал!

– Теперь это для тебя не враг!

– А кто?! Мать родная?!

– Не горячись и не будь идиотом!

– А ты-то сам? Здоров или попал сюда как я?

– Я? – тип приосанился, – я служу в РОА!

– Где?

– Об армии генерала Власова слышал?

– Предатель… – с презрением процедил сквозь зубы Василий.

– Не предатель, а освободитель от большевизма!

– Кого? И какой ценой? Ценой крови русской?

– Дурак! Наша кровь тоже русская. Ну да ладно. Ты сейчас никто! Моя задача – объяснить тебе это!

– Я всё ещё солдат Красной Армии!

– Ты не понимаешь! Я покажу тебе! – тип в окулярах постучал в дверь и что-то проговорил в щель по-немецки.

Оглянувшись к Василию, он продолжал:

– Сейчас ты всё поймёшь! Для тебя война, и в первую очередь фюрер, предоставили возможность изменить всё, что прежде было известно о ведении боя!

– Боя против таких, как ты!!!

– Оставим до поры до времени этот спор…

Дверь вновь приоткрылась, и Василий увидел солдат в форме вермахта, принесших большое зеркало.

– Дальше я сам… – сказал лысый тип, кряхтя и забирая у них зеркало. Дверь вновь захлопнулась. Лысый одной рукой придерживая зеркало, второй сдёрнул простыню с Василия и, перехватив зеркало, повернул его так, чтоб Василий мог себя разглядеть.

Отчаяние, злость и бессилие что-либо изменить – вот те чувства, которые нахлынули на Василия волной при виде того, что осталось от его тела. Оно было, но только часть его виднелась под переплетениями каких-то подводов и трубок. Провода торчали из его груди, до половины закрытой стальной пластиной. Ниже сталь, сталь и какие-то жуткие конструкции. Ноги… Это не его ноги!!! Это вообще трудно назвать ногами! Какие-то стальные конструкции, подобные он видел только у экскаваторов на стройке. Да и заканчивались они не ступнями, а какими-то когтистыми ступами.

– Нет! Не-е-е-е-т! – кричал Василий не в силах отвернуться от своего лица, покрытого стальными накладками.

***

Сирена дважды проревела, и Шон слушал, как бегут матросы, занимая перед погружением боевые посты. Поправив повязку на глазах, он перевернулся на правый бок и попытался расслабиться, чтоб хоть немного поспать перед высадкой.

Загремели закрывающиеся люки, лодка заглушила дизеля, и через мгновение заработали электродвигатели. Гигантский созданный людьми стальной кит плавно погрузился под воду, оставляя за собой пенный след. Через несколько минут уже ничто не могло выдать двигавшуюся под толщей воды лодку.

Для успешного проведения операции было необходимо скрытно проникнуть как можно ближе к логову противника ничем не обнаруживая своего присутствия в сильно охраняемом районе. Германцы уже были не столь сильны на море, как в начале войны, и можно было атаковать немногочисленные корабли, находящиеся на патрулировании, но сейчас экипаж лодки шёл не на охоту. Субмарина была переоборудована для проведения спецоперации и имела довольно нестандартный вид: на передней палубе были смонтированы два гермоконтейнера борт к борту, похожие на две стальные сардельки. Содержимое контейнеров находилось в строжайшем секрете, и мало кто из матросов экипажа знал о возможностях новых диверсионных средств, до поры замурованных внутри каждого контейнера.

Выйдя в заданный район, лодка застопорила ход и плавно легла на грунт, ожидая наступления сумерек. Шон дремал, путая реальные образы с порождениями сна. Вот он на отцовском ранчо в Техасе с братьями возле поломанного трактора, который грохнул о стену младший Джонни.

– Эх, врезать бы тебе за эти выкрутасы! – Шон замахнулся, чтоб поддать по измазанной физиономии брата, но видя понурое выражение виновника, смягчился. Внезапно Джонни пробасил:

– Шон! Шон! Пора! Просыпайся!

Ничего не понимая, Шон вскочил, треснувшись головой. Содрав с лица повязку, он наконец вернулся к реальности. Толстая физиономия матроса улыбалась, радуясь неожиданной реакции Шона.