1. Алиса

Тени клуба «Грех» обволакивали меня, как чужие руки – навязчиво, без спроса.

Я вдохнула густой воздух, пропитанный дорогим табаком, алкоголем и чем-то ещё – чем-то тёмным, запретным, словно сам грех здесь был не абстракцией, а осязаемой субстанцией, разлитой в каждом углу.

Поправив слишком короткую юбку униформы, я почувствовала, как холодный воздух кондиционера скользит по обнажённым бёдрам, оставляя за собой мурашки. Чёрный шёлк обтягивал тело, будто вторая кожа, а глубокий вырез на груди заставлял меня сутулиться. Не от холода, а от стыда, от осознания того, что здесь я не человек, а деталь интерьера.

– Не прячься, – прошипела Карина, старшая официантка, затягиваясь сигаретой в подсобке. Её алые губы растянулись в насмешливую улыбку, в которой не было ни капли тепла. – Здесь любят, когда девочки знают своё место.

Я кивнула, сжимая поднос так, что пальцы побелели.

Я справлюсь. Это всего лишь работа. Всего лишь несколько месяцев. Этого достаточно, чтобы оплатить маме операцию и забрать её домой из больницы.

Острая боль – словно маленький якорь, не дающий унести меня в море паники.

Это всего лишь работа, – мысленно повторяла снова и снова, как мантру.

Точно такая же, как уборка в кафе или раздача листовок у метро. Только здесь платят в десять раз больше, а времени – вдвое меньше. Шесть месяцев. Всего полгода.

И я навсегда забуду о том, что вообще была здесь когда-то.

Я всё сделаю, чтобы мама, наконец, перестала хвататься за бок со сжатыми от боли зубами, чтобы доктор перестал смотреть на нас с этим вежливым, убийственным сожалением.

Представила, как ключ поворачивается в замке нашей старой квартиры, как мама заходит внутрь и вдыхает знакомый запах дома – не больничной стерильности, не лекарств, а чая с мятой и свежих пирожков.

Мы будем дома. Вместе.

Этот образ горел во мне ярче неоновых вывесок клуба. Он был моим щитом против прилипчивых взглядов, против этих рук, которые то и дело "случайно" касались меня.

Когда я вышла в зал, меня накрыло волной звуков: низкий гул голосов, хрустальный звон бокалов, навязчивый бит музыки, проникающий сквозь рёбра. Огни неоновых ламп бросали сине-фиолетовые блики на лица гостей, превращая их в карикатуры на людей – ухмыляющихся, жадных, ненасытных.

– Стол семь, новенькая, – бросила Карина, указывая длинным ногтем в угол зала.

Я двинулась сквозь толпу, чувствуя, как мужские взгляды цепляются за каждый мой шаг, словно щупальца. Одни – оценивающие, как будто я вещь на аукционе. Другие – откровенно голодные, с намёком на то, что они уже представляют, как эти руки будут скользить по моей коже.

– О, свежак! – ухмыльнулся один из троих мужчин за столиком, когда я ставила перед ними бокалы.

Его пальцы – холодные, влажные, как у змеи, – намеренно задержались на моей руке. Я едва сдержала дрожь.

– Виски, лёд отдельно, – бросил второй, даже не глядя на меня.

Третий молча рассматривал меня, как товар на витрине. Его глаза скользили вниз, к разрезу на юбке, и мне захотелось провалиться сквозь пол.

И тут…

Всё изменилось.

Я не сразу поняла, что произошло. Просто зал вдруг затих – не полностью, но достаточно, чтобы это заметить. Где-то оборвался смех. Кто-то поспешно отвёл взгляд. Даже мои "клиенты" внезапно выпрямились в креслах, будто перед ними появился кто-то, перед кем нельзя расслабляться.

И тогда я почувствовала его.

Прежде чем увидела.

Давид Волков.

Хозяин «Греха».

Он стоял у лестницы на второй этаж, опершись на перила одной рукой, словно даже его поза говорила: "Это моя территория". Высокий, мощный, в идеально сидящем чёрном костюме, который подчёркивал каждую линию его тела – широкие плечи, узкую талию, силу, скрытую под тканью.

Его лицо было красивым в той опасной манере, которая заставляет сердце биться чаще. Резкие скулы, тёмные волосы с проседью у висков, густые брови над…

Над ледяными глазами.

Они смотрели прямо на меня.

Не на зал. Не на своих людей.

На меня.

В них не было ни любопытства, ни желания – только холодный расчёт, будто он уже взвесил меня на невидимых весах и вынес приговор.

Я замерла, чувствуя, как по спине стекает капля пота, медленно, как палец, проведённый вдоль позвоночника. Во рту внезапно пересохло, а в ушах зазвенело, будто кто-то ударил по хрустальному бокалу.

Он не двигался. Не улыбался.

Просто наблюдал.

Как хищник, который уже решил, что эта добыча – его.

Я первая отвела взгляд, но было поздно – электрический разряд этого зрительного контакта уже пробежал по коже, оставив после себя странное жжение.

Когда я снова осмелилась поднять глаза – его уже не было.

Но я знала:

Он меня заметил.

И это было…

Опасно.

Неприлично.

Возбуждающе.

Я резко встряхнулась, пытаясь прогнать последнюю мысль. Что со мной? Это же бандит. Холодный, жестокий, бесчувственный.

Но тело не слушалось разума. Ладони вспотели, а между бёдер пробежал тёплый импульс, предательский, неконтролируемый.

– Эй, сучка! – кто-то щёлкнул пальцами перед моим лицом. – Мы тут вискарь заказывали, помнишь?

Я кивнула и поспешила к барной стойке, чувствуя, как мои ноги дрожат.

Но даже когда я взяла бутылку в руки, я всё ещё ощущала его взгляд.

Где-то там.

Во тьме.

Наблюдающий.

Ждущий.

Как будто игра уже началась, а я даже не знала правил.

2. Алиса

Мои руки дрожали от усталости. Смена уже близилась к концу, но ноги гудели, будто на них давили тонны свинца. Клуб сегодня был переполнен. Гул голосов, смех, звон бокалов – всё сливалось в один оглушительный шум.

Последний заказ, и можно будет выдохнуть. Даже не верилось, что я отработала целую ночь в этом ужасном месте.

Осторожно пробираясь между столиками с подносом, на котором стояли три бокала мартини и два стакана виски, я старалась не смотреть по сторонам, сосредоточившись на пути к VIP-ложе, где ждали заказ важные клиенты.

И вот тогда всё пошло не так.

Я не заметила, как кто-то резко вышел из-за колонны прямо передо мной. Моё тело на мгновение застыло, но инерция уже сделала своё дело.

Удар.

Я врезалась во что-то твёрдое, и поднос выскользнул из рук. Бокалы опрокинулись, ледяная жидкость хлынула вниз, а я, потеряв равновесие, едва не рухнула сама.

– Чёрт! – вырвалось у меня, прежде чем я подняла глаза.

И замерла.

Передо мной стоял он.

Давид Волков.

Его имя шептали с опаской, его боялись, ему подчинялись без вопросов.

Огромный, как скала. От него пахнуло дорогим парфюмом с нотками бергамота и дубовых мхов, но не слащавым, а резким, как удар хлыста. Что-то глубинное, животное: мускус пота, не отвратительный, а манящий, как след зверя на охоте. Этот запах заставлял сжиматься низ живота, пробуждая древние инстинкты.

Его глаза…

Боже, эти глаза. Ледяные. Бездонные. Без единой искры тепла.

И сейчас они пылали гневом.

– Ты вообще смотришь, куда идёшь? – его голос был тихим, но в нём чувствовалась сталь.

Я открыла рот, чтобы извиниться, но не успела.

Его рука молнией схватила меня за горло.

Не сильно. Не до боли. Но достаточно, чтобы его пальцы впились в нежную кожу, оставляя на ней следы, которые я потом буду разглядывать перед зеркалом. Достаточно, чтобы мой пульс взметнулся вверх, а между ног предательски сжалось от внезапного, неудержимого, неведомого мне прежде ощущения.

Я задохнулась.

Но не от страха.

От него.

От того, как его пальцы сжимаются, как его тело прижимается ко мне, заставляя почувствовать каждый мускул, каждую линию его бёдер, упирающихся в мои. От того, как его горячее дыхание, с примесью дорогого виски и мяты обжигает мои губы.

– Ты новенькая? – его голос грубый, низкий, будто натянутая струна, готовая лопнуть.

Я кивнула, чувствуя, как слюна предательски скапливается во рту. Как хочется прикусить его нижнюю губу.

– Тогда запомни раз и навсегда, – он наклонился ещё ближе, и я почувствовала, как его твёрдый живот напрягается под тонкой тканью рубашки. – В моём клубе не роняют выпивку. Особенно на меня.

Его пальцы слегка сжались, и я застонала.

Тише, чем шёпот. Но он услышал.

В его глазах вспыхнул огонь.

– Извините, – прошептала я, чувствуя, как между ног становится влажно, горячо, невыносимо.

Он усмехнулся, и его большая ладонь медленно сползла с моего горла вниз, едва касаясь ключицы, скользя по вырезу блузки…

– Очень жаль, что ты уже извинилась, – прошептал он, и его губы почти коснулись моей мочки уха.– А то я люблю наказывать непослушных девочек.

Жар разлился по всему телу.

И тогда я поняла.

Этот человек не прощает ошибок.

Но он точно знает, как заставить расплатиться за них.

Между нами пробежала искра.

И я уже горела.

Боже, если бы я только знала, что столкновение с Волковым – не самое страшное, что ждало меня сегодня.

Последние огни "Греха" погасли за моей спиной, когда я вышла на пустынную парковку. Густой туман клубился между машинами, пробирая до костей. Я торопливо застегнула куртку, стараясь не думать об обжигающих пальцах Давида на своей шее, о том, как его взгляд прожигал меня насквозь…

Щелчок.

Из темноты резко вынырнули три фигуры. Я даже не успела вскрикнуть – чья-то ладонь грубо прижалась к моему рту, а сильные руки лишили возможности двигаться.

– Тихо, девочка, – прошипел у самого уха мужской голос с хрипотцой. – Будешь шуметь – умрёшь сразу.

Сердце бешено колотилось, ноги подкосились от ужаса. Меня волокли к чёрному фургону без номеров. Внутри пахло потом, металлом и смертью.

– Садись.

Меня швырнули на сиденье. Фонарь ударил в глаза, заставив зажмуриться.

– Посмотри сюда, – приказал тот же голос.

На экране телефона я увидела самого родного и дорогого для меня человека.

– Мама?!

Её лицо было бледным, глаза закрыты, а к руке тянулись трубки капельницы.

Откуда у них фотография моей мамы? Что происходит? Что им нужно от меня?

Миллион вопросов закружился в моей и без того гудящей голове.

– Эта милая женщина жива. Пока что, – мужчина в кожаной куртке (видимо, главарь) медленно разминал костяшки. – Но если завтра в это же время ты не принесёшь нам что-то интересное о делах Волкова… – Он сделал выразительную паузу, и у меня дыхание перехватило. – Догадываешься, что будет?

– О каких делах? Что именно вас интересует? Я ничего не понимаю…

– Меня интересует ВСЁ! Всё, что сможешь увидеть, разузнать, разведать. С кем он встречается? С кем и о чём разговаривает? Какие секреты хранятся в его кабинете?

– Он убьёт меня, если узнает, что я за ним слежу.

– Или мы убьём тебя и твою мамашу. Усекла?