Шинели… Шинели бродили по улочкам. Запах горячих обломков бетонных клеток и сгоревшего пороха. Кожа на берцах тонула в грязи. Всё, что было из железа: машины, входные двери, терминалы, вмонтированные в мёртвые высотки, – скрючилось от боли и жалобно визжало. Стены навсегда впитали чёрную пыль от людских тел, которые никогда уже не будут обведены мелом. А кому не удалось стать тенями на бетонных трупах, валялись бездвижными тушками. Одна из них в окровавленном кухонном фартуке лежала, придавлена потолком домашнего очага, её пальцы на руке и мышцы на лице дёргались от предсмертных конвульсий. Мелкие крошки и осколки стекла рассыпались снегом на рваные раны. Солдат облокотился на сгоревшую машину с расплюснутым кузовом. Мужчина прислонил к щеке остывший ствол винтовки. Бойня закончилась, и людской скот забит, и кровь его всю спустили. В терявших цвет глазах застыл страх, его никто не спрятал – животным не опускают век. Асфальт как остывшая сковородка держал мясо и потроха. Чёртов хаггис. И чёртова шотландская кухня!

Ствол отлетел и треснул по скуле, прилетев обратно по лицу вояке. Утомлённый сном мужчина, облокотившийся на поручень, который то и дело постукивал по небритому лицу, ехал в трамвайчике, который подпрыгивал на неровной брусчатке. Мучительные сны каждую ночь после войны, и одна и та же панорама мёртвых тел под руинами, покрытыми плотными облаками пыли. Вот бывший солдат бодрствовал, рельсовый стук колёс отдавал маршем десятков ног на параде, и люди кидали под них цветы. Оратор горланил поздравления в микрофон. Летели самолёты клином, разбрасывая шлейфы разноцветной пыли. Солдат встречали, как героев. А встреча распланирована на час оваций.

Конец ознакомительного фрагмента.