* * *

Полное или частичное копирование материалов книги без разрешения правообладателя запрещено.

* * *

1. Кассир пришёл

Егор Дмитриевич Гомозин приехал в Ашу на поезде «Москва – Челябинск» ранним утром десятого июня две тысячи девятнадцатого года. У него на душе было тоскливо, оттого что он сошёл с поезда, не попрощавшись со своими соседями по купе, семейной парой и девочкой: не стал будить. Воздух был холодный, влажный и свежий – Егора Дмитриевича знобило. Он шёл по платформе к выходу, стуча зубами, а колёсики чемодана стучали по разбитому асфальту. Изо рта шёл пар, а голова с редкими седыми волосами, казалось, дымилась, быстро остывая. Одет Гомозин был не по погоде: ночами ещё морозило. Под летним плащом была лёгкая льняная рубаха, заправленная в свободные брюки со стрелками.

По небу плыли низкие дождевые облака, едва не цепляя невысокие зеленеющие горы. В конце платформы у входа в здание вокзала стоял худощавый мужчина в форме и пинал камушки. Егор Дмитриевич подошёл к нему и громко спросил, перекрикивая отправляющийся поезд:

– Автовокзал не скажешь, во сколько открывается? – С десяти, – не взглянув на Гомозина, ответил тот. – Спасибо.

Егор Дмитриевич вышел в пустой город и с непривычки заулыбался. У дороги были припаркованы три машины такси, подпираемые спинами водителей.

– Где можно позавтракать? – спросил он одного из водителей.

У Гомозина была привычка ни с кем не здороваться. Водитель устало обернулся и указал Егору Дмитриевичу на кафе «Снежинка».

– Кофе с какой-нибудь булочкой, будьте добры, – обратился он к женщине за прилавком.

– С какой булочкой? – медленно спросила она.

– Да с какой угодно.

– Есть сладкие, с повидлом, есть пирожки с капустой, с картошкой, с мясом, – стала перечислять она.

– Мне любую, девушка.

Продавщица смутилась, и на лице её изобразилось выражение глубокой задумчивости.

– С капустой подойдёт? – Подойдёт, – ответил Егор Дмитриевич.

Гомозин поставил на стол, накрытый клеёнкой, кофе в пластмассовом стаканчике и бумажную тарелку с пирожком и сел на стул, обитый дерматином. За соседним столом, положив голову на локти, спал мужчина, от которого разило перегаром. Перемещения Егора Дмитриевича его разбудили, и он, пошатываясь, подошёл к нему.

– Извините, можно… не занято? – Он указал пальцем на стул и быстро сжал руку в кулак, будто постеснялся своего жеста. Егор Дмитриевич огляделся и насчитал шесть свободных столов. Он утомлёнными глазами уставился на невольного собеседника.

– Можно? – ещё раз спросил тот и, не дожидаясь ответа, сел напротив Гомозина. – Вы не подумайте, что я какой-нибудь алкаш, – предупредил он.

Егор Дмитриевич отложил пирожок.

– Деньги нужны? – спросил он и полез за кошельком. – Да нет, что вы сразу! – обиделся мужчина. Он тихо присвистывал, когда говорил, – видимо, из-за выбитого переднего зуба. – Ну, конечно, рублей сто, можно. – Витя, – протянула девушка из-за прилавка.

– Молчать! – прикрикнул Витя.

– Не давайте ему денег, – обратилась она к Егору Дмитриевичу. – Я тебе ничего не продам.

– Налейте ему рюмочку опохмелиться, – устало проговорил Гомозин и положил двухсотрублёвую купюру на стол перед собой. Витя быстро её взял и, радостный, подорвался с места.

– Ну зачем вы? Заберите! – причитала продавщица.

– Во мужик! – Витя протянул Егору Дмитриевичу опухшую руку с толстыми пальцами и грязными ногтями.

– Ладно, отдыхай, – не поднимая взгляда, недовольно сказал Гомозин. – Чего ты? – обиделся Витя.

– Иди бухай, Витя.

– Ты чего так говоришь?

Егор Дмитриевич молча тяжело дышал, глядя в одну точку, и Витя сдался. Он оставил Гомозина и пошёл к прилавку. Ему продали две рюмки водки, и он, поставив одну перед Егором Дмитриевичем, опять сел напротив него.

– Случилось чего-нибудь? Выпей, брат, полегчает. – Не пью, спасибо, – ответил Гомозин. – Жена? – Муж.

Мужик нахмурился и стал пристально изучать Гомозина, грея рюмку в руке. Егор Дмитриевич старался не обращать на него внимания, но от естественного волнения он то и дело украдкой взглядывал на него, натыкаясь на сосредоточенную физиономию с двумя мутными глазами, в которых горел огонь пьяной рассудительности. Пирожок стал поперёк горла, и Гомозин отложил его.

– Ну чего тебе, Витя? – вздохнул он.

– Виктор! – громким шёпотом сказала продавщица. Егора Дмитриевича она стала раздражать. Чего шуметь, думал он, если это ни к чему не приводит?

Витя задумался, переведя рассеянный взгляд за спину Гомозина, и стал чавкать, будто надеясь, что беспорядочные движения языка и губ вдруг сами по себе сложатся в звуки – и в слова. Витя вдруг сделался подвижнее: почесал нос, зашевелил ногами под столом, затем вздохнул пару раз, словно опасался открыть кому-то страшную тайну, и, вновь пристально уставившись на Гомозина, осушил рюмку.

– Не будешь, значит? – Поморщившись, Витя указал пальцем на вторую рюмку и сразу сжал кулак.

– Угощайся, дружище, – сказал Егор Дмитриевич и отхлебнул кофе. – Откуда такой взялся? – слегка прищурившись, вдруг спросил Витя.

Гомозин вздохнул, поняв, что отвяжется он нескоро.

– С вокзала пришёл.

– А на вокзале – как?

– С поезда.

Витя развязно усмехнулся и сделал какой-то жест продавщице, как бы хвастаясь остроумием нового приятеля. Он поднял рюмку и чуть не крикнул:

– За дам прекрасного пола! – И выпил.

– Свинья, честное слово! – оценила продавщица и, почувствовав, что долг перед трезвым посетителем выполнила, устроилась на своём скрипучем стуле.

– Голова болит, Виктор? – спросил вдруг Гомозин.

Витя весь засиял, оживился.

– Болит, брат, – отозвался тот и попытался изобразить на лице гримасу глубокой усталости и истощённости. Виктор думал, что пьёт от огромного несчастья и от несправедливости.

– Чего же пьёшь?

– А как не пить? – спросил Витя почти шёпотом и многозначительно закачал головой.

– Никак иначе – верно, – согласился Гомозин.

– А чего же ты не поддержал меня?

– А мне нельзя, брат. Болезнь страшная. Желудка нет – отрезали.

– Правда? – нахмурился Витя. В нём вдруг появилось какое-то неосознанное отторжение к Гомозину.

– Чего ж мне врать? – говорил серьёзно Егор Дмитриевич, слегка копируя интонацию Вити.

– А как ты… – Недоговорив, Витя указал взглядом на пирожок.

– А у меня баночка привязана там. В штаны зашита, вернее. Так и ем – всё навылет проходит.

– Ну? – расставил руки Витя.

– И такое бывает, друг. Не веришь, что ли? Показать, может? Хочешь посмотреть?

– Нет-нет, – стал отмахиваться Витя, выразив на лице брезгливость, – сиди; дело каждого.

– А то гляди, на старые дрожжи белочка легла. – Гомозин стал откровенно морочить ему голову.

– Чего? – не понял тот.

– Да ты, брат, видать, совсем поизносился. Как спина твоя? Часто стреляет?

– Не шибко. – Витя не смог скрыть удивления. Откуда он-то знать может? «Какой-то большой человек», – решил про себя Виктор.

– Ну бывает, у поясницы скрутит? – продолжал говорить серьёзно Гомозин. – Откуда ж ты знаешь? – не выдержал Витя.

– Оно по лицу сразу видно, – закачал головой Егор Дмитриевич и медленно почесал затылок.

– Правда? Видно? Иной раз знаешь, как скрутит? Не вздохнуть.

– Ну, брат, всё понятно, – понурил взгляд Гомозин.

Виктор нетерпеливо приподнялся на месте, ища глаза собеседника.

– Чего понятно? Что такое?

– Бросать надо синенькую. А то желудок отсекут. Будешь, как я, с баночкой в штанах.

Виктор так и плюхнулся на стул. Он тяжело задышал, уставив мутные испуганные глаза на воротник плаща Егора Дмитриевича.

– Что же мне делать? – спросил будто сам себя Витя.

– Воду пить, – ответил Гомозин, вновь принявшись за пирожок.

– Мне это неинтересно, – с важностью машинально заявил Виктор.

– Вода неинтересна?

– У неё вкус скучный.

– Тебя, значит, друг, сугубо гастрономические качества спирта интересуют? – едва удержался от смеха Егор Дмитриевич.

– Ну не алкаш же я! – оскорбился Витя.

– Ну, это понятно… Не прими за грубость. Не то ты услышал, что я сказал. Но совет тебе дать могу. – Виктор навострил уши. – Значит, есть на Кавказе отличный источник в Ессентуках. Дай-ка вспомню… – задумался Гомозин. – Двадцать первый будто… Да! Двадцать первый. Записывай, чего сидишь? – Егор Дмитриевич разгонял заслушавшегося собеседника активными жестами – тот засуетился, стал стучать себя по карманам. – А, – махнул рукой Гомозин, – сиди, сейчас тебе всё запишу.

Он достал из внутреннего кармана затёртый старый блокнот, вырвал из него листок и стал карандашом выводить буквы и цифры, проговаривая всё вслух.

– Внимательно слушай. Город Ессентуки. Двадцать первый источник. – Он передал собеседнику листок, и тот, бережно свернув его, убрал в карман драных брюк. – Что там? Значит, минеральная вода: на вкус чистый спирт, с головой эффект такой же самый, как с водкой. Но! Полезно, как ничто на свете. Почки вычистит тебе, печень восстановит, голова поутру будет свежая, как ясный день. Я там сам пить бросал.

– Прямо-таки водка? – скептически взглянул на него Витя.

– За кого ты меня держишь? Чего ты меня всё на вранье поймать пытаешься? Не веришь? Так давай сюда листок! – Гомозин сделал нетерпеливый жест рукой. Витя испугался, что у него заберут драгоценную бумажку, и прижал руку к карману брюк. – Ну так чего ты комедию ломаешь?

– Ты, брат, прости, я чего-то… бес попутал… – замямлил глубоко задумавшийся Витя.

– А теперь, Виктор, окажи и ты мне услугу. Я тебе помог, так что помоги и ты мне. Причини счастье. Давай-ка ты вставай и дуй домой отсыпаться. – Витя машинально стал подыматься. – И смотри, ещё раз пьяным увижу – так морду расквашу, что сам себя не вспомнишь! Всё понял?

Витя молча подошёл к Егору Дмитриевичу и крепко его обнял. Гомозин похлопал его по спине и сказал:

– Ступай-ступай…

Витя вышел из кафе, на ходу одобрительно махая рукой Егору Дмитриевичу. Как только дверь закрылась, продавщица улыбчивым голосом сказала гостю:

– Как вы его хитро!

– А вы тоже хороши! – грубо отозвался на похвалу разгорячившийся Гомозин.

– Чего? – растерялась женщина.

– Чего же вы ему льёте, как коню? – Он повернулся на стуле, чтобы видеть её краснеющее лицо.

– Ну разве могу я не налить? – всё больше терялась она, ведь Гомозин сам попросил её налить Вите. – Меня же уволят!

– Сидорова не видали?

– Чего? – испуганно прошептала продавщица, озираясь по сторонам.

– Кассир пришёл!

– Какой кассир? – ничего не понимала бедная женщина.

– В Шахтах, слыхали, какой случай? – переменил тему Егор Дмитриевич, вальяжно закинув руку на спинку стула.