Эта история произошла во Владимире. Вы сами-то были во Владимире? Лично я бывал не раз. Чудесный и таинственный город для тех, кто понимает. Не знаю как вы, а я бы сравнил этот город с богатырём. Что, удивлены? Да, с богатырём. Только не совсем понятно: этот богатырь уже спит или ещё спит, то ли он заколдован, то ли он сам кого хочешь, заколдует, когда проснётся. А ещё этот город можно было бы сравнить со львом. Неспроста, наверное, его изображение появилось на гербе города. Лежит себе этот лев на берегу Клязьмы, щурится на солнце, и никто вам не скажет, что у него на уме. Все ответы скрыты до времени. Вы, возможно… да нет – точно не поверите, что здесь могло произойти событие космического значения. Так ведь? Ну, хорошо, никто на этом и не настаивает – пускай не космического, с вашей точки зрения, – но, уж поверьте мне, кое-что здесь происходит время от времени. И я хочу вам рассказать об одном происшествии, вошедшем в нашу космическую летопись, которому сам был свидетелем. Слушайте.

История, с которой я собираюсь вас ознакомить, сложилась из многих предшествующих ей эпизодов, о которых я тоже постараюсь упомянуть. И, конечно, мне придётся поделиться с вами тайной, которая касается персонажей этой истории, которая связывает их судьбы неразрывной нитью провидения. А начну я с того дня, когда я, для такого случая, был откомандирован нашим Сообществом во Владимир. Мне предстояло запротоколировать предстоящее событие и немного поспособствовать приведению его к желательному для нас финалу. Но, начну я не с себя, а с одного из героев этого знаменательного события.

Это было начало первого лета нового тысячелетия. Александр возвращался с работы домой в редком для него благодушном настроении. На вид ему было около тридцати но, если бы вы поговорили с ним хотя бы пять минут, вы бы невольно накинули ему ещё лет десять, отметив его всегда обдуманную, на грани истинной мудрости, речь. Александр был чрезвычайно серьёзен, сдержан и рассудителен. А вообще, он с вами и говорить бы не стал. Дело не в вас, не подумайте. Александр, сам по себе был такой человек – нелюдимый и неразговорчивый. По лицу его, можно было видеть, что этот человек постоянно погружён в раздумья над чем-то значительным и важным. Маленькие радости жизни не привлекали его внимания, он предпочитал не расходовать на них своё время и эмоции, как если бы уже успел пережить все уготованные человеку страсти и чувства. Даже его мама признавалась, что Саша уже родился стариком. А поскольку к старшим, она питала почтительное уважение, это относилось и к Александру с лет его, не соврать, пятнадцати.

День был пятничный. Александр выходил с работы, составив для себя грандиозный план на предстоящие выходные: ничего не делать, никуда не ходить – только читать. Нужный автобус подкатил, как только Александр ступил на остановку. Он взял билет и устроился у окна в конце салона. Было душно. Автобус тронулся и за окном, без прелюдии, зарядил первый в это лето ливень. Прохлада с улицы через открытые окна автобуса вытеснила духоту. Хорошо. Александр даже не успел обдумать, как он без зонта доберётся от остановки до дома, а ливень за окном так же резко, как начался, перестал. Как раз на его остановке. «Небеса помогают достойным», – мелькнуло в голове Александра, и он, первый раз за день, позволил себе улыбнуться.

От остановки до дома Александр пошёл не торопясь, глубоко вдыхая чистый, после дождя, воздух. Воздух после дождя, а ещё бы лучше после хорошей грозы – это одно из немногих явлений, которые радовали Александра искренне. Он был идеалистом. Он верил, что этот мир, люди, предметы должны стремиться к совершенству. И совсем неудивительно, что всё, с чем он сталкивался в действительности, вызывало у него глубокое неприятие. Он рисовал в воображении, какими могли бы быть люди и их дела и раздражался оттого, что не видел этих преображений в реальности. Частенько осыпал он проклятьями весь род человеческий за нежелание людей признать и исправить свои ошибки. Справедливости ради скажу, что для себя Александр не делал никаких скидок. Он постоянно изводил себя разбирая свой характер, свой образ жизни, свои поступки. Поверьте мне, он был добр и доверчив, но боялся выглядеть таковым в глазах людей. Он всегда был облачён в панцирь цинизма и безразличия, и в последнее время всё чаще, даже, наедине с собой.

Александр шел, вдыхая смесь очищенного дождём воздуха с запахом прибитой дождём пыли и лёгким ароматом цветов и травы. Он не думал ни о чём, он просто (большая редкость!) наслаждался. Он даже не прикинул навскидку, процентное содержание в воздухе всех его составных компонентов, в данный момент. А это было бы очень интересно. Александр постоянно что-то высчитывал, выявлял различные закономерности и составлял различные теории. Но сейчас, всё его естество, на короткое время, освобождённое от гнёта разума, блаженно шептало: «Хорошо!».

«Увы, хорошее долго продолжаться не может», – вдруг поник Александр, так как увидел у своего подъезда, поджидающего его, Евгения. Александр понял, что сейчас в блестяще разработанный им план на выходные будут внесены существенные изменения.

Евгений был единственным другом Александра. То, что они до сих пор дружили, была заслуга только Евгения. Кто другой, вряд ли терпел бы в друзьях вечно брюзжащего, всем и всеми недовольного Александра. Но, Евгений тоже был идеалистом. Правда, в отличие от Александра, идеалистом со знаком «плюс». То есть, он считал, что этот мир уже совершенен, люди интересны, а всякая новая вещь приводила его в восторг. Если Евгения интересовал человек со всеми его странностями и слабостями, то Александр оценивал окружающих, только в той мере, насколько они далеки от идеала. Все ехидства и занудства Александра Евгений пропускал мимо ушей и видел в нём только умнейшего и честнейшего человека. Конечно, и Евгений позволял себе отправить острое словцо по любому адресу, и прямо в глаза. Для него не было неприкасаемых личностей и запретных тем. Но никогда он не говорил с желанием унизить противника, как человека. Даже, когда призывал небеса обрушить на головы своих противников все мыслимые и немыслимые наказания. И даже, когда, не дожидаясь решения небес, сам применял к оппонентам меры физического воздействия. Зафиксировано несколько таких случаев. И всё же, я утверждаю, что и в своих врагах Евгений не переставал замечать человеческое достоинство. Хотя кому-то, выслушивая его едкие, а порой и ядовитые высказывания, могло показаться не так. Ещё Евгений был замечателен тем, что ему совершенно было незнакомо такое чувство, как зависть. Ни в каком виде. Я полагаю, что вы немногих вспомните людей, если вообще кого-нибудь вспомните (кроме себя, разумеется), способных искренне, без оговорок, принять чужой успех, чужую радость. Евгений мог. Может потому, и шёл он с лёгким сердцем, не обращая особого внимания на те неприятности и проблемы, которые, не скупясь, подкидывает жизнь. А вот Александр, ровно такие же неприятности и проблемы, обязательно преодолевал героически, то есть через борьбу, напрягая все силы.

Вы, конечно, вправе меня спросить, что же тогда их связывало, таких непохожих. Повторять вам мысль, что противоположенные заряды притягиваются, я не стану. Вольтметром, или чем там полярность меряют? – их точно никто не измерял; я бы об этом знал. Вообще, я считаю, и всё чаще нахожу этому подтверждения, что раскладывать на составляющие элементы дружбу, совесть, благородство и всерьёз разбирать их характеристики, могут только люди, к таким понятиям непричастные. Полагаю, что восемь лет их дружбы говорят сами за себя. Хотя, вот что: была у них общая (странная по нынешним временам) страсть – любовь к литературе. Когда один из друзей находил достойную внимания книгу, после него эту книгу обязательно читал другой, и в течение нескольких дней они обсуждали прочитанное, иногда споря до синевы, причём, с толчками, ударами, подножками, болевыми и удушающими приёмами. Это были такие споры, что со стороны можно было предположить, что, скорее всего, это будет последний разговор в жизни, для одного из них. Согласитесь, что глядя на двоих толкающихся и заламывающих друг другу руки тридцатилетних мужчин, вряд ли можно предположить, что это не что иное, как литературный диспут. Как пример:

Они прогуливались по центру города. В тот летний день темой обсуждения была «Лолита» Набокова. Евгений утверждал, что книга интересна только тем, что она написана американцем, думающим по-русски, не более. Александр же, в защиту книги приводил отзывы о ней известных литераторов.

– Да что ты мне его мировым признанием тычешь, – возмущался Евгений.

– Так для тебя вообще нет авторитетов? – иронически восхитился Александр.

Они подошли к палатке с напитками и мороженым.

– У меня есть своя голова, чтобы понять, что умный и талантливый писатель опустился до мерзости, – зарычал Евгений, и сразу понизив тон: – Тебе сок или газировку? Два сока, пожалуйста, – ласково попросил он, напрягшуюся было от его крика, продавщицу. И отойдя от палатки несколько шагов, с прежней яростью, продолжил: – Значит этот Гумберт энд Гумберт (по мнению автора, интеллигент и гуманист) сплавил на тот свет мамашу (всё равно мамаша дрянь), напичкал девочку снотворным, удовлетворил свою похоть (девочка сама виновата, её ещё до того, пионеры развратили), а у него самого, при всём при этом – поясняет нам Набоков – тонкая, ранимая душа.

Александр попробовал провести параллель с Достоевским и напомнил Евгению о Настасье Филипповне.

– И сравнивать не смей, – угрожающе предупредил Евгений и толкнул Александра в бок. – И вообще, есть разница – упомянуть, что есть такие выродки, и посвятить такому выродку целую книгу.

Александр, если честно, пытался возражать, скорее для соблюдения правил игры. Но Евгений был неистов:

– А ещё противней, что писалась эта книга изначально под скандал, а значит – для барыша. Тьфу! – Евгений толкнул Александра сильнее.

– Нет, противнее всего, – угрюмо проворчал Александр, – что тысячи мразей называют теперь своих жертв Лолитами, а себя считают заранее оправданными этой самой книгой, при этом, не прочитав её ни разу.

Александр изловчился и произвёл удушающий захват Евгения, который сам же его и научил такому приёму. Вообще, в последнее время, они спорили только для поддержания спортивной формы и чтобы мозги не кисли. На глобальные вещи у них давно был общий взгляд.

– Всё? – спросил Александр, начинающего багроветь Евгения.

– Всё! – прохрипел Евгений.

Принимая во внимание закрытость Александра, его неприспособленность к жизненным виражам, добавлю, какую ещё важную роль играл Евгений в его жизни – он был его проводником в мир людей. Живых людей, невымышленных. Если бы не Евгений, с его жаждой приключений на свою… скажем, голову, то жизнь Александра, к его тридцати годам, ограничивалась бы схемой «дом-работа-дом». Обычно Евгений врывался к Александру, и с возгласом: «Вперёд, навстречу впечатленьям!», вытаскивал его из его логова, и они, следуя этому девизу, находили этих впечатлений в таком количестве, что их хватило бы на семь жизней. Но, это тема отдельного рассказа. Вернёмся к подъезду и нашим героям.

Они поздоровались. Евгений подозрительно светился. Ничего хорошего для Александра это не сулило.

– Сегодня вечером нас ждёт славное событие, – загадочно произнёс Евгений. – Мы назовём это Великий космический прорыв. Тебе хватит полчаса принять душ и собраться?

Александр обреченно вздохнул, и они поднялись в его квартиру. Их встретила Анастасия Сергеевна, мама Александра. К Евгению она относилась очень по-доброму. Она была благодарна ему за сына, понимая, что без Евгения её Саша всю свою молодость провёл бы затворником. Подробностей их похождений и то, что её Саша, вне её видимости, был далеко не затворником, она, слава Богу, не знала. Главной мечтой Анастасии Сергеевны было то, чтобы друзья поскорее нашли себе невест, завели детей и зажили бы спокойной обывательской жизнью.