© Зангиев В.А., 2018

© Габуев А.Ю., обложка, 2018

© Оформление. ГУП «Издательство «Ир», 2018

Сущность твоя во вселенной

Всё это сон. Так, во всяком случае, кажется мне. Сплю ли я или бодрствую – будто пребываю в одном и том же сне. Который никогда не закончится. Даже когда я умру. Просто тогда перейду в иную фазу сна. В этом я точно уверен.

Вот сейчас моё воображение на руинах земного сознания рисует мерцающий женский образ. Он хрупок, он есть совокупность крохотных блестящих кусочков. Подобно мозаичному панно. Изваян на фоне кристально чистого неба. И это тема о тебе. Я чувствую пульс Вселенной в твоей воплотившейся сути. Но что-то незримое болезненно ощущается за твоей спиной: бездонный провал неизведанного. Быть может, это и есть чёрная дыра Вселенной? Тревожное чувство опасности сковывает цепкими щупальцами страха мой всполошившийся дух. Он заполошно мечется внутри существа моего наподобие курицы, перебегающей улицу перед мчащимся автомобилем. А то вдруг кажется, что плоть моя скована неподвижностью. Какое-то двойственное чувство поражения не покидает моё подсознание. Непонятное ощущение трагизма.

Я опасаюсь, что вот сейчас твой несостоявшийся образ вдруг рухнет куда-то туда, в эту чёрную пропасть. Абсолютно чёрную. И я, обезумевший и обескураженный, лечу следом. Единственная всеобъемлющая мысль наполняет моё сознание. И это мысль о тебе. Но в абсолютно чёрном пространстве нет ничего сущего. Там нет даже звуков. Я лечу бесконечно, моё бесплотное тело, словно пар или лёгкое облачко, пронизывает другие такие же тела и несётся дальше. И нет никаких препятствий. То есть они как бы есть, но я вдохновенно просачиваюсь сквозь их газообразную сущность, перемешиваясь с другими, такими же бесплотными образованиями. От лёгкости и невесомости переполняет умиротворённость, растущая, как прорвавшийся на простор весенний поток.

Может быть, это благодать, снизошедшая на мою трепещущую душу? Наверное, я перевоплотился: не вижу тебя, но ощущаю твоё присутствие. Ты этого не знаешь, но я живу в тебе, а ты живёшь во мне, и оба мы бесконечно счастливы. Может, и ты вот в этот самый миг проникаешь сквозь меня: я не ощущаю мгновений, и вообще, – нет ни времени, ни пространства. Уверен, только так бывает в блаженных кущах райских садов.

Я накапливаю опыт, я неограниченно свободен от пут земного бытия. Твоя умиротворенная сущность окончательно поселилась во мне, мы суть единого всеобъемлющего.

Вселенная и нечто большее воплотилось во мне. Однако чего-то не хватает для восприятия сна в его полном объёме. И недостаток этот – свет: насыщенный, разноцветный, мягкий. Да, мне нужен свет. Свет и цвет! Но это уже будет другой сон, вовсе не мой…

Корочка хлеба

На улицах чилийской столицы Сантьяго встречается много всяких попрошаек и нищих. Один такой бездомный старик жил и возле моего дома. Убежищем ему служила картонная коробка. Когда шёл дождь, старик просто набрасывал поверх своего ложа драный кусок полиэтилена и под этой «крышей» спасался от низвергающейся с неба хляби. Бездомный был грязен и вонюч, но неизменно вежлив, доброжелателен всегда со всеми. Жители привыкли к бомжу, как привыкают к растущему на улице дереву или скамейке. Сколько лет старик обитал на этом пятачке – не знаю, ибо когда я поселился в этом доме, нищий уже присутствовал здесь. Казалось, он никогда не покидал своего места, потому что, когда я уходил на работу, бродяга из своего угла с располагающей улыбкой желал мне доброго утра. Вечером, возвращаясь домой, я слышал доносящееся вслед: «Добрый вечер, сеньор!»

Иногда, если у меня оказывалась мелочь в кармане, я бросал её в жестяную банку, которая всегда находилась возле картонного жилища нищего. И тогда он долго благодарил вдогонку: «Спасибо, сеньор!.. Вы так добры!.. Пусть господь ниспошлёт вам благодать!.. Да будут счастливы ваши дети!..»

Район, где я проживал, не был богатым, и простые чилийцы, обременённые традиционно большими семьями, не всегда могли оторвать кусок насущный от своих детей. Поэтому нищему старику подавали негусто. Ему бы устроиться в каком-нибудь богатом районе Сантьяго, но там карабинеры не позволяли размещаться нищим и прогоняли их прочь. Известно же, что простые, бедные люди всегда сердобольнее и душевнее богатеев. Так, если у них не было монет, люди подавали нищему кусок хлеба, банан либо какой-то другой плод. Тем и существовал бедняга. Случались дни, когда совсем ничего не подавали, тогда он рылся в ближайшей помойке в поисках пропитания.

С моей веранды хорошо была видна вся улица, и я заметил: укладываясь на ночлег в своей коробке, старик рядом на земле обязательно оставлял корочку хлеба. Из любопытства я как-то спросил его:

– Почему ты оставляешь корочку хлеба, ведь сам нуждаешься в ней?

Бездомный ответил:

– Видишь ли, Христос учил нас делиться со страждущими. Вот я и оставляю кусок хлеба тем, кому сейчас его больше не хватает. Когда птицы его склюют, а то бродячая собака подберёт или крыса утащит… Они ведь тоже живые существа, и им гораздо труднее. Они не могут попросить, как я…

А однажды утром, уходя на работу, я увидел, что над тем местом, где обитал в коробке нищий, заполошно, будто кто-то её вспугнул, кружит голубиная стая и никуда не улетает. Самого старика не было видно, не было и его коробки. И только дворник заметал последний мусор, оставшийся после пребывания здесь бича.

Наверное, надоела бедолаге такая убогая, впроголодь, жизнь, и он покинул место, – подумал я. Проходя мимо дворника, я всё же поинтересовался, куда делся старик.

– Он умер нынешней ночью, – коротко ответил он.

После этого улица будто осиротела. Никто больше не улыбался мне и не желал доброго утра или вечера. Улица теперь казалась неуютной, угрюмой и покинутой. А через некоторое время я сменил работу, съехал со снимаемой квартиры и перебрался в более благополучный район города. Тем и закончилась вся эта история, после которой я по-другому стал воспринимать окружающий мир и милосерднее относиться к его обитателям. На балконе своей новой квартиры я приладил кормушку для птиц и насыпал туда зёрнышек или хлебные крошки.