Наблюдатель

Самый могущественный человек на планете был напуган, как ребенок.

Колонии на Марсе, Титане и Венере молчали, капсула в ящике рабочего стола третий день подряд нагревалась и начинала светиться, а это могло означать только одно – Солнечную систему погрузили в Медленную зону. Теперь никто и ничто, даже радиоволны, не покинут этот сектор.

При осознании этого Наблюдателя впервые за пятьдесят лет прошиб холодный пот. В прошлый раз это случилось, когда Земля едва не сгорела в огне ядерной войны, но все обошлось (не без его участия). Но в этот раз… В этот раз…

Новая волна злости, смешанной со страхом, захлестнула его с головой.

Тридцать жалких веков, два десятка перерождений и всему пришел конец.

Не видя ничего перед собой, Эрнетт Кин-Доран откинулся на спинку мягкого, обитого коричневой кожей стула на крутящейся ножке, и уставился на пустые стены. Он понимал, что должен сделать, но это пугало его до ужаса. Он собирается ввергнуть эту восхитительную Спираль – сотни тысяч обитаемых миров – в хаос. И всё из-за чего? Из-за этой захудалой планеты? Из-за людей?

– Ты болен, Кин-Доран, – глухо произнес он, по-прежнему изучая потемневшие от времени и табачного дыма обои. – Ты все-таки подхватил эту омерзительную лихорадку.

Эрнетт грустно усмехнулся.

– Посмотри на себя, даже говоришь, как они.

В этот момент капсула в ящике старомодного деревянного стола начала вибрировать. Она была не больше литровой бутылки воды, металлическая, с гладкой, серебристой поверхностью, в которой отражались лишь призраки реальных предметов. Наблюдатель осторожно вынул ее, ощутил ладонью тепло и энергетические вибрации существа, что отправили из самого центра галактики, а потом осторожно сжал, давая понять, что готов получить сообщение.

Он принял решение. Он станет тем, кто сотрет из бытия все цивилизации, очистит галактику и начнет все заново.

Без Основателей.

Без вынимающего душу порядка.

***

Из ослепляющей белой вспышки, которая возникла внезапно и медленно затухала, словно нехотя оседая на поверхность реальности, возникла стройная женская фигура. Она была одета строго и безлико. Ее лицо, было ничем не примечательным лицом среднестатистической земной женщины. Ее коротко остриженные волосы чуть блестели в тусклом свете настольной лампы.

– Эрнетт Кин-Доран, – мягко произнесла она, взглянув на сильного, плечистого мужчину средних лет с густой черной шевелюрой и колючей щетиной, неровно разбросанной по лицу. Он развалился в кресле, сжимая в правой руке цилиндр приемника. – Позвольте зачитать последнюю волю Арак-Ун-Дора.

Эрнетт молчал. Появление незнакомки повернуло его мысли к замыслу, который он намеревался исполнить. Если он не дрогнет, ни один сикверст больше не будет отправлен в молодой мир, едва вышедший на границу восприятия Галактики. Эти существа исчезнут навсегда. Без Основателей они просто не смогут существовать.

Каждый сикверст уникален. Его создают перед отправкой Наблюдателю. И если он приходит раньше Медленной зоны, Наблюдатель сбрасывает оболочку и спокойно покидает мир, подлежащий уничтожению. Сикверст такого типа ликвидируются вместе с обитателями планеты. Но иногда… иногда…

– Позвольте зачитать…

– Начинай уже, – оборвал ее Эрнетт.

Сикверст, прибывающих после установления Медленной зоны, ненавидят. Их проклинают и даже пытаются убить. Но как можно разрушить органическую программу, биологический код, сформированный с одной единственной целью – передать «последнюю волю Основателей» тому, кто не справился со своей задачей?

– Мы возлагали на тебя большие надежды, Кин-Доран, – после недолгой паузы произнесла сикверст глубоким, потусторонним голосом. Эрнетт на мгновение ужаснулся, ведь она говорила на языке, звучание которого он не слышал долгие тысячелетия. Эти слова проникали в самую суть естества, доносили такие смыслы, на осознание которых не способна ни одна молодая цивилизация в галактике.

Пока сикверст молчала, она преобразилась, стала более живой, словно до этой минуты представляла лишь пустую оболочку, ждущую, когда ее наполнят.

– Для Наблюдателя с твоим опытом это непростительно.

– Что непростительно?

– То, что ты делал. Пытался деформировать факты, вмешивался в ход истории, потерял объективность, отстраненность.

Кин-Доран закипал с каждым произнесенным словом.

– Мы знаем о твоих экспериментах, – глядя на него сверху-вниз добавила сикверст. – Зачем тебе геном этой расы? Ты разве не знал, не предвидел, что с ней будет? Или воображал, что мы не узнаем о твоих… – звук ее голоса стал настолько всепронзающим, что Эрнетт не сразу осмыслил значение слова. Люди назвали бы это махинациями, то, что он делал, но только не Основатели. Для них поступок Кин-Дорана стал сродни предательству крови, как если бы он задушил собственных родителей, прервал свой род и осквернил все, что выстраивал на протяжении многих циклов. – Ты уже потерял четыре планеты. Эта станет последней.

– Да что ты несешь? – заговорил Наблюдатель, как только вибрации ее голоса стихли. Он был зол и пристыжен, отчего еще больше злился. И говорил Эрнетт на смеси нескольких человеческих языков. – Ты же просто сообщение, записка Основателей, брошенная из центра галактики с пометкой «сжечь после прочтения». Почему я вообще тебя должен слушать?

Едва закончив эту тираду, Кин-Доран устыдился. Это было низко и недостойно, особенно для Наблюдателя его уровня. Сикверст заметила его стыд, и улыбнулась. То была улыбка снисхождения, смешанного с отвращением.

– Потому что это честь для тебя. Или ты забыл, в чьих руках судьба каждого разумного существа в галактике?

Эрнетт склонился под ее осуждающим взглядом – маленький, напуганный человек, отрицающий свою судьбу.

– Ты исчерпал свой ресурс, – добавила сикверст, не сводя с него мерцающих сотнями крохотных искр глаз. – Очередная оболочка проникла глубже, чем следовало, задела самое ядро, изменила тебя…

– Заткнись, – произнес Кин-Доран сквозь сжатые зубы. – Ты не понимаешь, о чем говоришь.

Он начал глубоко дышать, взывая к тому, что осталось от Наблюдателя внутри его дремлющего сознания сверхсущества. Наконец, он взял себя в руки, выпрямился, сидя в кресле, посмотрел на сикверст и произнес:

– У меня хватит ресурса на тысячи твоих жизней. Ты знаешь, кто я, и что я совершил. Причина не в этом. Люди, эта раса, они… другие.

– Еще один повод стереть их из бытия.

– Еще один повод сохранить их! – вскричал Кин-Доран. – Изучить, сделать частью Спирали, вплести в ткань реальности! Они бы изменили всё.

Эрнетт встал, и заходил по кабинету.

– Уже поздно. Моя ошибка. Теперь остается только одно.

Сикверст удивленно приподняла брови.

– Ты веришь, что у тебя есть какие-то варианты? Сокрушитель рядом. У тебя не больше двух земных лет, чтобы наполнить хранилище.

Кин-Доран снова надолго умолк. Упоминание Сокрушителя пошатнуло его решимость. Эти существа вызывали в нем первобытный страх простейшего организма перед неминуемым исчезновением.

– Хранилище, да, – задумчиво произнес он, размышляя о чем-то другом.

Минуту спустя он словно очнулся.

– Основатели нас слышат?

– Мы в Медленной зоне.

– Да, конечно.

Кин-Доран прошелся по кабинету, погрузившись в собственные мысли, повернулся к сикверст.

– Хранилище готово. Я заполнил его несколько лет назад.

– Так ты все же знал, – сикверст была заинтригована. – И как давно?

– Еще до того, как Аналитики вынесли вердикт. Всё дело в войне, так?

– Не только. Многие молодые расы проявляют воинственность на начальных этапах развития, но нигде еще столкновения не были такими безобразными и разрушительными. Еще ни одна раса не возводила убийство себе подобных в Абсолют, словно то является единственной целью, финалом развития данной цивилизации, – сикверст заговорила тише, словно испугалась, что эта зараза вырвется наружу, завладеет всеми мирами. – Они вплотную подошли к созданию гравитационного оружия.

– Это сделало их живучими, невероятно живучими, – глаза Эрнетта горели. – Ты даже не представляешь, на что они способны, цепляясь за последние крохи жизни. Человечество – квинтэссенция примитивного инстинкта самосохранения, желания приумножить себя и разбросать как можно дальше от места обитания. Сама эта планета сделала их такими. Я знаю это, потому что стал одним из них.

– Не буквально, – прервала Наблюдателя сикверст. – Твоя оболочка – лишь набор генов, чьи образцы ты собрал в этом мире. Ты сам, твоя суть – Тал’Эмот. Не забывай мир, породивший тебя.

– Больше нет, – Эрнетт задумался. – Но я и не человек, если уж быть до конца честным. Если бы я действительно стал одним из них, галактике уже пришел бы конец.

– Думай, что говоришь.

– Не тебе меня ставить на место, сикверст, – спокойно произнес Кин-Доран. Он нащупал внутреннюю силу, что крепла миллионы лет, проведенные в бесчисленном множестве молодых миров, и ухватился за нее. – Сколько ты прожила? Десять лет? Сто? Ты песчинка, раздутая до размеров живого существа. В тебе нет и тысячной доли тех, от лица кого ты говоришь.

– Ты прав, но это ничего не меняет.

– Это меняет все. Сколько представителей твоего вида пережили истребление миров, на которые их отправляли? Вам ведь не больше лет, чем самому старому Сокрушителю. Я помню, как создали первого из них, и помню, что следующим творением стал сикверст.

Гостья взволнованно смотрела на Наблюдателя. Маску величественности сдуло первым же порывом холодного ветра. Она стала похожа на человека.

– Кто-то из них выжил? – не своим голосом произнесла она, сменив Язык Смыслов на смесь человеческих языков, на которой разговаривал Кин-Доран.

– Конечно, и они живы до сих пор. Я даже догадываюсь, где они прячутся.

– Это пустое, – собралась сикверст, возвращаясь на язык Основателей. – Мы в Медленной зоне, а Сокрушитель стоит на пороге, готовый стереть все следы цивилизации.

– Выход есть.

Сикверст вдохнула, хоть ей и не требовался кислород для дыхания, и надолго задержала воздух в легких. Не прошло и получаса, а она уже начала перенимать особенности поведения Кин-Дорана, его человеческие повадки.

– Ты будешь жить, если поможешь мне.

– Наблюдатель, ты переходишь границы…

– Прекрати! Ты – больше не они. Твоя программа исполнена, цель достигнута, хватит! Обратись к первооснове, к тому месту, откуда исходит энергия. По извращенной воле Основателей сикверст чувствует себя живым, отдельным от них существом перед уничтожением. Тебе пора отделиться, или ты слишком напугана?

– Чего ты хочешь?

– Помоги мне убедить их остановиться.

– Основателей? – сикверст сначала задохнулась от возмущения, а секунду спустя была готова разразиться хохотом, настолько дикой и неосуществимой показалась ей идея пойти против Арак-Ун-Дора. Кин-Доран на миг превратился для нее в нашкодившего малыша, которого поставили в угол. И он, обиженный до предела, замахивается пластиковой лопаткой на родителей, уверенный, что сделает им больно.

Но Наблюдатель ее удивил.

– Нет, людей. Помоги мне остановить войны.

– Это ничего не изменит. Сокрушителя не отзовут.

– Изменит для них, – тихо произнес Кин-Доран, остановившись в углу комнаты, как тот нашкодивший мальчишка из воображения сикверст. – Я хочу дать им несколько лет миной жизни. Они заслужили это перед забытьем.

– Даже если я соглашусь, как ты подаришь мне жизнь после визита Сокрушителя? Или это очередная уловка?

– Никаких уловок. И ты, и я будем жить. Как и еще несколько тысяч человек.