«На Земле звёзды красивее», – каждый раз повторял Хорхе, когда оказывался возле иллюминатора. Повторял, словно мантру. Словно бездонная чернота космоса и впрямь искажала знакомые рисунки созвездий. Кит, Телец, Орион, Большая Медведица…

Он знал наизусть все восемьдесят восемь и мог отыскать любое за считанные секунды.

Раньше ему надо было всего лишь поднять голову и окинуть внимательным взглядом ночное небо родной Андалусии. Или аргентинской пампы, австралийской пустыни, сибирских лесов, горных кряжей Тибета – он много где побывал за свои неполные тридцать…

Сейчас требовалось просто сдвинуть защитную шторку и вглядеться в темноту за бортом, однако Хорхе делал это едва ли не с отвращением.

Настоящие звёзды оказались обманщицами. Они не сверкали подобно глазам танцовщиц фламенко и не подмигивали, как кормовые огни уходящих в океанскую ночь кораблей. В реальности они представляли собой холодные светящиеся объекты, годные лишь для определения элементов орбиты космического корабля. Впрочем, навигационными маяками служили не только они. Солнце, Венера, Юпитер, оставшаяся далеко позади Земля и уже совсем близкий – какие-то десять миллионов кэмэ и восемь суток полёта – Марс, все они, как могли, помогали космическим путешественникам выполнить поставленную задачу. Достичь красной планеты, выйти на траекторию спуска и осуществить мягкую посадку рядом с международной базой.

Возвращение корабля программа не предусматривала – нынешний полёт являлся внеплановым. И самым быстрым из трёх, попавших в двадцатисуточное «окно» синодического периода Марс-Земля, наиболее выгодное для путешествия от планеты к планете. Всего сто пять дней и ночей томительного ожидания, три с половиной месяца невесомости, восемьдесят шесть миллионов километров космической пустоты, одна-две коррекции и – цель достигнута. Полторы тонны полезного груза, включая двух космонавтов, шестьсот литров воды, три центнера сублимированных продуктов и – самое главное – восемь хорошо упакованных и опечатанных контейнеров с семенами, выведенными земными учёными специально для марсианской почвы.

Как сказали бы русские, «такая овчинка стоила выделки», а Хорхе и не подумал бы возражать. Упускать такой шанс было и вправду нельзя…

– Увидел что-нибудь новенькое?

Вопрос мог показаться насмешливым кому угодно, но только не Хорхе Фернандесу.

Он знал: Сабина не шутит, ей действительно интересно.

Оторвавшись от иллюминатора, командир корабля развернулся к напарнице.

Смотреть на неё было сплошным удовольствием.

Обтягивающий тренировочный комбинезон подчёркивал все прелести роскошной фигуры, а огненно-рыжие волосы, превратившиеся в невесомости в шикарную «гриву», свели бы с ума не только нормально ориентированных представителей сильного пола, но и всех без исключения африканских львов.

– Ничего нового. Всё как всегда, – покачал головой Хорхе.

– Жаль. Я надеялась, может, там инопланетяне какие…

А вот теперь она и вправду шутила.

Она. Сабина Кригер, бортинженер, космонавт-исследователь, чемпионка мира по парашютному спорту, двукратная победительница двадцатичетырёхчасовых гонок в Ле-Мане, специалист по компьютерным и биотехнологиям, звезда инстаграма…

Начальник подмосковного ЦПК Александр Ершов, помнится, сказал про неё: «Комсомолка, спортсменка и, наконец, просто красавица». Хорхе не до конца понял смысл этой загадочной русской фразы, но с последним утверждением был согласен на сто сорок шесть процентов. На самом деле – красавица, каких поискать.

Хотя зачем ему искать кого-то ещё? Свою судьбу Хорхе уже нашёл.

С Сабиной они обвенчались за две недели до старта.

При взгляде на раскрасневшееся лицо жены, мужчина невольно улыбнулся:

«А неплохой у нас вышел медовый месяц».

Конечно, вслух он этого не сказал – не хотел отрывать супругу от важного для всякого космонавта занятия.

Сабина, с головы до ног увешанная медицинскими датчиками, сосредоточенно доводила до изнурения себя и мучила узенькую беговую дорожку. Несчастный тренажёр – результат многолетней работы нескольких институтов космической медицины – сбежать от своей «мучительницы» не мог. Несколько эластичных ремней прочно притягивали его к бегущей по полотну женщине. Хотя, возможно, всё было с точностью до наоборот: это она притягивалась к тренажёру. Любой, хоть раз перепутавший в невесомости пол с потолком, мог уверенно заявить: «В мире всё относительно». А потом добавить: «Но шишки в обоих случаях получаются одинаковые. Доказано на собственном опыте».

– Лови, – Сабина неожиданно замедлила бег, схватилась рукой за поручень, после чего выудила из прикреплённого к тренажёру контейнера какой-то предмет и плавно запустила его к Хорхе.

Предмет оказался небольшим плоским камнем овальной формы.

Он медленно плыл в воздухе, вращаясь то в одну, то в другую сторону и перевёртываясь на сто восемьдесят каждые два оборота.

– Очередная гаечка Джанибекова? – усмехнулся Хорхе, поймав «снарядик» и остановив тем самым его упорядоченное вращение.

– Как раз это я и хочу выяснить, – вернула усмешку Сабина. – Хочу, чтобы ты рассчитал тензор инерции до третьего знака. Подозреваю, там не эффект Джанибекова, а чистая геометрия.

Хорхе покрутил в руках камешек и понимающе хмыкнул.

«Эффект Джанибекова» был открыт в восьмидесятых годах двадцатого века советским космонавтом Владимиром Джанибековым. Он первым заметил забавные странности в движении барашковых гаек в условиях невесомости. В принципе, эти странности так бы и остались неведомы большинству земных жителей, если бы не пресловутая повышенная «секретность» того времени. Статья о вращениях космического крепежа вышла только через шесть лет после «открытия», когда гриф секретности наконец сняли.

«Финт ушами», произведённый обыкновенной барашковой гайкой, буквально взорвал мировое научное сообщество: видно, не просто так большевики скрывали от мира тайну крутящихся перевёртышей. Разгадать её возжелали многие. У огромного количества исследователей и подвижников начался нестерпимый зуд во всех известных местах.

Всякий уважающий себя «британский учёный» считал своим долгом придумать какую-нибудь заумь, единственно верную и абсолютно точно объясняющую «чудо-эффект». Чего только эти «умники» не приплетали к своим странноватым теориям. И торсионные суперполя́, и макроскопическое квантование, и гравитационный эфир… даже вводили заново давно забытое понятие теплорода. А ларчик открывался довольно просто. Эффект элементарно объяснялся законами классической механики, выведенными ещё в восемнадцатом веке Эйлером и Лагранжем.

Механику Хорхе знал хорошо и не только применял её законы на практике, но и почти не пользовался компьютером.

Тридцатилетний испанец был настоящим уникумом. Деление, умножение, возведение в степень десятизначных чисел не представляло для него никаких трудностей. И это было лишь малой частью его уникальных способностей. Кроме простых вычислений Хорхе умел составлять и решать в уме сложнейшие системы уравнений матфизики. Газодинамика, механика сплошных сред, движение составных многомерных тел, космическая навигация, робототехника, игровые стратегии – в любой из этих дисциплин он «обыгрывал» даже суперкомпьютеры. Только шахматы почему-то не жаловал – всегда отшучивался, что просто не любит слишком много думать.

Собственно, по этой причине (не потому что не любил думать, а потому что думал чересчур быстро) Хорхе и стал командиром «Кеплера» – небольшого космического корабля общей массой всего одиннадцать тонн, стартовавшего к Марсу через пятнадцать суток после сорокатрёхтонного «Добровольского» и через одиннадцать после тридцатишеститонного «Гриссома».

Сперва, кстати, руководители европейского сектора марсианской программы собирались назначить командиром француза Рене Демулье, опытного военного лётчика, ветерана африканских кампаний, но затем в процесс назначения вмешались американцы с китайцами. И тем, и другим не понравилось решение европейцев. По разным, правда, причинам, но не суть важно. Дело даже дошло до специального заседания Совета Безопасности ООН, на котором (пусть и со скрипом, вспоминая былые грехи и обиды) решать, кто полетит, предложили России. Русские отказываться не стали и, недолго думая, выбрали Хорхе Фернандеса. Аргументация была предельно простая: «На скоростной траектории может случиться всякое. Поэтому управление в ручном режиме, если понадобится, лучше доверить тому, кто лучше всех умеет считать».

После утверждения Хорхе кандидатура второго члена экипажа споров почти не вызвала. Только французы немного поупирались, но в итоге сдались и они. Сабину Кригер безоговорочно поддержали не только страны-участницы проекта, но и обычные граждане: профессиональная подготовка Сабины сомнений не вызывала, а о её романтических отношениях с командиром «Кеплера» знали все, кто хоть раз в жизни включал телевизор или входил в интернет.

– Откуда эта штуковина? – спросил Хорхе, закрепив камень на пружинных весах и отпустив стопор.

– Из велоэргометра вынула, – пожала плечами Сабина. – Там у педалей биение появилось.

Продолжая бежать по дорожке, она с интересом следила за тем, как супруг измеряет колебательную «активность» камня, потом скорость его вращения в разных осях, затем изменение импульса при неупругих столкновениях с контрольными «массами»…

– Ты меня обманула. Это не деталь тренажёра. Это кельтский камень из магазина приколов. Его геометрические оси не совпадают с осями инерции, – Хорхе наконец закончил расчёты и укоризненно посмотрел на жену.

– Вот чёрт! Не прошло. А я так надеялась, – рассмеялась супруга.

– На что?

– Что ты хоть раз ошибёшься.

Женщина остановила дорожку, освободилась от медицинской «сбруи» и, мягко оттолкнувшись ногами от тренажёра, медленно поплыла в сторону притулившейся в дальнем «углу» корабля «гигиенической комнаты».

– Я в душ. А ты не уходи никуда.

Хорхе мысленно усмехнулся.

Обычная шутка Сабины перед тем как…

Полёт к Марсу долог. Три с половиной месяца изоляции в несущемся сквозь пространство космическом корабле могут свести с ума даже самого подготовленного. Если конечно он не будет, как рекомендуют психологи, разбавлять скуку какими-нибудь невинными развлечениями. А какие могут быть развлечения у двоих? Конечно, подшучивать друг над другом и играть в разные немудрёные игры, а если эти двое мужчина и женщина, да к тому же молодожёны, вопрос со скукой решается ещё проще.

И пускай некоторые доктора утверждали, что для здоровья такой способ времяпрепровождения чрезвычайно опасен – влияние невесомости, космическая радиация и неконтролируемый расход энергии якобы могут сказаться на психике и работоспособности космонавтов самым пагубным образом – ни Сабину, ни Хорхе их мнение не волновало.

Только в одном они соглашались с врачами-перестраховщиками: неземная любовь требует неземной гигиены.

Создатели межпланетного аппарата позаботились и об этом.