Повесть издаётся в авторской редакции

© Оформление, издательство «Медиарост», 2013

Глава 1

Странное это чувство, когда трудовая книжка лежит не в каком-нибудь отделе кадров, а в твоём кармане. И на какой срок она туда попала – неведомо. То есть работу с моим букетом специальностей, некоторым опытом и какими-никакими связями, что за последние годы появились, найти, конечно, можно. И даже вполне во всех отношениях интересную. Но вот спешить как-то не хочется. Несколько лет практически без отпуска, даже усталость появилась, хотя чуть за тридцать – не возраст. И ведь не попросили – сам ушёл. Без шума, спокойно. Отдохнуть захотелось.

А ещё книга в голове крутится, что-то вроде исторической хроники. Года три уже крутится. Но урывками писать бессмысленно, а при моей работе всерьёз за неё не сядешь. Даже если вечерами время выкрою, всё равно мозги враскоряку.

Думал, как пришла сия несколько странная в наше прагматичное время идея в голову, так и уйдет, изгнанная из столь уютного местечка будет вечными делами и заботами, кои с восьми до пяти с прихватыванием тех же вечеров, а иногда и выходных так прочно свили там гнездо, что и в остальные часы просто никого не пустят – заклюют.

Ан нет, она по капельке отвоёвывала в этой самой голове себе местечко и наконец заставила с собой считаться. Дела и заботы как-то тихо сникли и окончательно успокоились именно сегодня. Тем более что последние года полтора были вполне приличными в смысле доходов, и подкожные запасы позволяют примерно полгода на эту тему каждый день не думать, да и потом ещё столько же без лишнего шика пожить на вольных хлебах. Видимо, действительно пришла пора творить и радоваться жизни.

Всё это пару недель назад примерно в таком порядке я изложил шефу тет-а-тет в конце рабочего дня за вечерним кофе, добавив, что и к сестре надо бы съездить, родителей навестить, племянников повидать. Кажется, он понял и особо не отговаривал – в конце концов, взрослый человек, сам решает. Добавил, правда, что-то вроде надоест отдыхать, так возвращайся, работа найдётся. Кто ж спорит, её всегда полно…

Кстати, и мелочей, до которых в обычной жизни руки не доходят, тоже хватает. Вон в сумке надо бы разобраться, что на кухне в углу месяца три как брошена, а сегодня утром в очередной раз попалась на глаза и была выставлена на середину, чтобы вечером о себе напомнить. Ещё весной, выкидывая с дачного чердака всякий хлам с намерением построить когда-нибудь в мезонине небольшую летнюю комнату, наткнулся на пачку старых газет, школьных тетрадей, писем и прочей макулатуры явно от каких-нибудь прежних хозяев. Привёз в город – может, что для книги сгодится.

Но для начала сбежать от шума городского на пару недель в деревню, в земле покопаться, по лесу побродить, бамбук покурить, мысли прошлые из головы повыгнать, для новых место освободить…

С этой сугубо интеллигентской мыслью последний глоток рыбарского янтарного отправился по назначению. Вечер благополучно заканчивался.

Люблю я эти заброшенные гранитные лестницы на берегу, ближе к стрелке Волги и Черёмухи. Провалились, за полтора века дождями да талыми водами размытые, но уцелели – и не вывез никто! Травой да бурьяном заросли – это есть, не сразу заметишь. Даже вечером на них тихо и спокойно. А главное – довольно чисто. То ли вода всё смывает, то ли Волгу больше стали уважать – не знаю. Но ни бутылок, ни осколков, ни чего ещё – нет. Разве что старые, с толстым слоем мазута иногда из песка вымываются. А может, культура пития на камнях появилась. Попили пивка (непременно местного, благо неподалёку в Рыбарях последние годы настоящее, живое варят!), плеском волны дневные эмоции попригасили, – и в пакет бутылочку-поилицу. Всё равно наверх подниматься, а там и урну по дороге захочешь – найдёшь.

И ведь у каждого здесь своё дело найдётся. Помню весьма немолодого мужичка, звали вроде бы Михал Николаичем. Как все нормальные люди, имел он ещё в ранней юности пятьдесят восьмую с тридцать восьмого по пятьдесят четвёртый. А на камнях стихи писал. Говорил, на берегу лучше получается.

Когда-то я на таких же почти камнях даже к экзаменам готовился. Да и не только я. Сюда меня Семён курсе на третьем привёл, когда я у них в конторе подрабатывал. Лет за пятнадцать до того здешние камни, как он говорил, с его учебниками общались – но только по общественным наукам. Был такой большой том истории партии. На соседнем камне винцо потягивали, всё тот же Михал Николаич новонаписанное читал, а он, Семён, пытался запомнить, когда какой съезд был, что там решили и прочая. Мужички заглядывали через плечо, посмеивались, предлагали всё это винцом заполировать. Предлагали, правда, не очень активно – вдруг на хвост им сядет. Зря боялись. Семён как тогда к этому делу спокойно относился, так и сейчас без особых эмоций. А там такие асы были! В общем, как он любит повторять, хоть и немало времени на камнях провёл, отличать вкус портвейна за рубль две от рубль семнадцати так и не научился. И где сейчас тот портвейн, и где та история партии, и где сама та партия?

Да, на таких же почти камнях… Почему камни другие? Раньше – это под биржевым балконом, дикие, необработанные валуны. Потом там появилась вполне себе красивая набережная, а всё лишнее под ней погребли. В том числе ушли с глаз людских и мои камни, с которыми я почти сдружился, свидетели черновиков курсовых работ и парочки журнальных статей. Теперь романтически погулять вдвоём по набережной, на лавочку присесть – это можно. А вот для пива, разговоров и размышлений стало неинтересно.

Спустился первый раз, когда бульдозеры ушли – не то, пропал уют. А как совсем закончили, понял, что прежний уют пропал окончательно. Нет, всё стало красиво, но – другое. Пошёл вниз по берегу, куда ещё гусеница бульдозера не ступала. Вот же они, камни, целая лестница! И ещё одна! Такой грубообработанный гранит. По нему, может, ещё прадед мой ходил лет сто с чем-нибудь назад.

На берегу как-то хорошо думается. Мужички сначала удивлялись, потом рукой махнули, потом заинтересовались. Вроде как за своего приняли.

А как стал здесь своим, так и споры пошли. Я тогда вроде бы ни с того ни с сего городской историей начал интересоваться. То ли потому что уже четвёртое поколение начиная с прадеда мы здесь живём и пора долги своему городу отдавать, то ли ещё почему, но хобби такое возникло. Или берег подтолкнул? Остатки старых свай, кованые гвозди кое-где торчат… Поднимешься вверх – фасады старых домов, столетней давности дворы и ещё много чего. Потом в поисках всего подряд пошли газетные подшивки… И мужичкам интересно стало. У меня материалы архивные в голове, а они всё пытались логикой человеческой, логикой… Те ещё дискуссии пошли!

Понемногу все сюда перебрались. Вот только в темноте выбираться потруднее. До ближайшей нормальной лестницы по камням. Ногу бы не подвернуть.

Можно, конечно, сразу наверх подняться и далее вдоль по тому месту, где была когда-то набережная, а сейчас всё заброшено. Но неинтересно. Да берегом можно и недоговорённое договорить.

Сегодня после всех увольнительных дел я пришёл на камни довольно поздно, все уже разошлись. И ладно – одиночество иногда тоже необходимо, опять же повод появился. Однако всему своё время, пора собираться наверх. Темнеет.

Но почему так быстро? Будто всеобщим рубильником всё отключили. Даже луну, которая хоть как-то угадывалась. Для полноты картины? Оно, конечно, август, не июнь. Особо светло сегодня и не было, день несолнечный, туч с моря нанесло, ладно без дождя обошлось. Дело давно к ночи, но справа наверху пара фонарей у калашниковской мельницы хоть на что-то намекала. Перегорели? И как-то вдруг? И оба вместе? Поворачиваю голову влево вверх, в сторону моста, где должна быть цепочка огней. Нет цепочки. И на всей Волге ни огонька. Это что – новый этап борьбы за экономию электроэнергии за счёт моих возможных переломов? Или супер-пупер авария?

Сразу картина в голове: я перед шефом при костылях. На жалость бью, значит. Ну нет, не дождётесь. Этого ещё не хватало. Впрочем, какой шеф, когда я уже полдня официально неработающий, хоть на биржу иди. Но всё равно пойду аккуратненько, аккуратненько… Не на биржу, конечно, она всё равно ночью закрыта – домой. Утра ждать здесь что-то не хочется. Да и прохладно становится без куртки.

Темно вверху, темно внизу, темно слева, темно справа. Волга плещет, это понятно. Так мне не плыть, а ногами как-то выбираться надо. Плыть было бы, наверное, легче. Да и случилось такое однажды, давненько уже, на Клязьме под Владимиром, когда ночью пошли с приятелем купаться. Реки не знали совершенно, но не боялись, поскольку плавали вполне прилично. Поплыли вниз по течению. Спохватились, когда фонарь на лодочном причале стал подозрительно далёк. Повернули назад. Раза два упирались в кусты, коими берега заросли. Так что пешком вдоль реки было совершенно нереально. Тем более и плавки были по ночному варианту, то есть незагорелая полоска на соответствующем месте и ничего больше. Течение сносило слабо, выплыли довольно спокойно, но чувство было интересное. Чёрная вода, беззвёздное небо, по бокам смутно угадываются тёмные берега с нависшими кустами. Под ногами никакой опоры, и абсолютно ничто тебя не связывает с цивилизацией. Только какие-то мысли вокруг.

Мыслей и сейчас хватает. Даже с избытком. Камни под ногами. Одет. И Волга совершенно не похожа на тихую несудоходную Клязьму. А выбираться всё-таки надо. Что ж, пойду на ощупь.

Со стороны, наверное, интересно выгляжу. Не то чтобы на четвереньках, но чуть ли не каждый камень приходится ощупывать. Догнивающие сваи попадаются. Попытался было прямо идти, так нога меж камней задержалась – и как только не вывихнул? Вот так и передвигаюсь. Ладно хоть без зрителей. А и были бы, так ничего не видно.

Сколько минут, сколько метров – понятия не имею. И смех и грех. Не в горах где-нибудь – там я отродясь не бывал, в кино только видел. На берегу, где всё вроде бы давно знакомо. Чуть ли не посреди немаленького города на двести тысяч населения, в пяти минутах от цивилизации – и на тебе! Хоть до утра здесь сиди, пока светать начнёт. Нет, идти надо. Да и спать что-то хочется.

И на каждом шагу доски какие-то под ногами полугнилые, вроде мостков. Да ещё, наверное, с гвоздями. И откуда? Их же явно не было. Сюда шёл – не было. А-а, волной принесло. Но опять-таки откуда? На речном вокзале солидная аппарель. По дороге к нему отсюда местная и ещё какая-то служебная пристань. Выше нас только плотина, шлюзы да водохранилище. Никаких маленьких пристанюшек нет. И вообще давно уже должен идти по новенькому асфальту вдоль крепкой решётки. Даже под мостом. Чертыхнулся, ползу дальше. Где же эта треклятая набережная? Кажется, ничего милее её сейчас нет.

Опять мостки, уже поновее. Ведут к Волге. Куда? Попробую пойти, может, хоть там пойму, где я. Да и точка какая-то светится. Вроде фонарика или мобильника в чьих руках.

Мобильник! Забыл совсем, давно бы помощь мог попросить! Вызвонить пару приятелей. Сидят, небось, в какой-нибудь ночной забегаловке до её закрытия, кофеёк потягивают за мелким трёпом. Пиво – это дома или здесь, на камнях. Придут быстро, тот же мобильник маячком послужит или на голос – и всё путём!

Так. Друзья. Группа у меня такая забита. Куда ж без неё – или без них? Пойдём по порядку. Борик. Молчание. Оператор будто умер. Ни вне зоны доступа, ни того же самого по-английски. Ладно. Пойдём дальше. Джек. Эффект тот же. Иван Сергеевич, Семён, Фома – подряд по алфавиту. С тем же успехом. Стало быть, это я вне зоны. Но тогда должен пройти сразу сигнал отбоя, а и его нет! Вообще никакой реакции. Интересно.

Ладно. Пойду по мосткам. Есть же там кто-нибудь.

Иду осторожно. Под ногами вроде бы прочно. Перил не видно, да и есть ли они? Искать их просто боязно, поскольку падать с мостков на каменистый берег и врагу не пожелаю.

Так, свет уже близко. Свет? Свечка в фонаре! Это ещё что такое?

Впрочем, свечка-то как раз понятна. Ежели свет везде отрубили, так и здесь тоже. Кто-то и подсуетился сразу. Зажёг. Свечи я в магазинах видел.

Стоп. А фонарь-то под свечку откуда взялся? Настоящий свечной фонарь. Да и пристань какая-то не такая, на единственный наш городской дебаркадер не похожая.

Хм… Бутылка пива, обычная, какую мужики на камнях иногда почему-то чебурашкой называют, даже не полторашка, не повод для потери адекватности. Отвальная накануне тоже была лаконичной, коллектив наш в этом плане вполне вменяемый.

Ступаю с мостков на пристань, нахожу какую-то дверь. Закрыто изнутри. Стучу. Тихо. Понятно, нормальные люди дома спят. Стучу громче. Так, на всякий случай.

Пробудился хрипловатый голос.

– Кого там ещё несёт? Ванька, ты что ли?

– Нет, – отвечаю, – не Ванька.

– А раз не Ванька, так пошёл вон!

– Я этого и хочу, да вот темно, на берег не могу выбраться. Лестницу у биржи никак не найду.

– Да их там две, слева да справа! И ни одной не нашёл! Эк нажрался! Ишь, разгулялся ночью! Иди низом до перевоза.

– А можно я у вас до утра подожду, пока светать не начнёт?

– А почём я знаю, кто ты есть? Может, жулик какой? Мало вас здесь всяких шляется! Как сюда попал, так и выбирайся.

– Ну, хоть позвонить от вас можно?

– Это как позвонить? У меня здесь чай не церковь. Иди на колокольню, если звонарь пустит. Так ведь сейчас не пасха, да и ночью кто ж звонит?

Ладно. Недобрый ты какой-то, дядя. А может, настроение тебе испортили, что без света оставили. Так бы у телевизора дежурство скучал, а тут дремлешь от безделья. Да и насчёт позвонить с колокольни шутка не больно умная.

Что ж, будем выбираться самостоятельно.

Однако до какого такого перевоза? Его уже почти полвека нет, как мост построили. И пассажирского нет, и грузового. Или шкипер по привычке так сказал? Сколько же ему лет, если привычка такая осталась? Голос вроде не дряхлый. Да и там, где этот самый перевоз был, давно асфальт и ровная набережная. Хоть у всего города спроси – вспомнит ли кто?