Владимир Николаев

МАЙН КАЙФ

© Николаев В.В., 2015

ПРЕДИСЛОВИЕ

Для нормальной женщины главной задачей в идеале является рождение детей исключительно во взаимной любви. Рождение в других случаях в моральном плане можно считать преступлением различной степени тяжести в зависимости от условий. Секс для среднестатистической женщины, это грязный и неблагодарный труд, за исключением той необходимости, которая и даёт возможность заполучить вожделенный плод в виде желанного дитя. Аргументы добыты в результате допросов заинтересованных лиц, научных работ и собственных размышлений. С уважением.

Открывателю канализационной чугунины и направителю обнаруженного потока Виктору Алексеевичу Егорову посвящается

МАЙН КАЙФ

Белый хлебный лист накладываю на космогонию черноты и мажу чёрную икру строки, черпая с неба.

И междустрочные пространства стараюсь сделать поменьше, хотя черный квадрат и не мой формат.

Мне в ночи нужен просвет для того, чтобы видеть в звёздном ювелирьяже твои глаза…

С крутых вершин течет в твои жилы кровь… и волосы у тебя, как корабельные снасти.

Так и хочется протянуть швартовые канаты своих рук.

Ведь даже корабль, тесно прижавшись к причалу, тоже, видимо, хочет ощутить себя на время частью чего-то основательного и большого.

И, несмотря на железную волю, жалобно тонкая изящная шея, но мягкие волосы, теплая кожа и чуткий слух-ух-ух, и мы могли с тобою просто УХ…

Ты можешь угадать крик удовольствия ещё на подступах, когда сердце будет работать на меня, а ум уже против.

Ты умеешь разброситься воображением и напрячься телом, как под прессом – секретарь, и можешь получить впечатление от события, которое происходит в тебе, для доклада на пресс-конференции мне же.

Чему быть, то именовать. И в эпатаже этого репортажа на злобу ночи и дня должно быть не больше ста строк.

Будет обязательно в нём духоподъёмный пафос о коммунистических усилиях каждого из нас, о вновь и вновь вводимых мощностях, повышении ЭДС и КПД.

И никакой бюрократической волокиты, только тяни – толкай.

Как когда-то сказал перестроечный Горби: нам это подбрасывают.

А я ему отвечу: очень вовремя меня подбрасывает. Мы готовим почву к посеву семени. И у нас лопатки за спиной совковые.

И мы в угаре социального строительства сжигаем кожу, и наши тела липнут эпителием, и я уже прикрепился к тебе душой.

Лезем из кожи навстречу встречным обязательствам.

Даешь всю "пятиминутку" в три минуты!

Клоком новостей с телетайпа сердечного ведомства срочное сообщение: пульс 666, давл. 666/6, грудь: вира – майна.

Я сверхчеловек, потому что всегда в позиции сверху. А ну давай, и ты попробуй, ведь у нас равноправие в труде.

И он у нас фронт, и мы на передовой, в горячем цеху.

И грудью ляжем на грудь, когда пули оргазма со смещённым центром тяжести и удовольствия, как исполненный приговор трибунала, проткнут пустые скорлупки черепов.

Как пережимающее дыхание реки бетонной глыбой, многоквадратное, многокроватное, остроугольное трэндчувствие остановит нас.

И будем преданы забвению… на пару минут.

Эта остановка и промедление – жизни подобны.

Линейные функции мозга превращаются в линейчатые, узорчатые.

День-даун неделимой на речь околесицей, небылисицей превратил человеческое вещество в психосомятину.

Инфоповод, который нас завёл сюда, должен как инфоповод-ырь найти выход.

Иначе это будет уголовная статья – оставление человека в опасности.

И от тебя-то требуется сосущий пустяк.

Именно сущий пустячок из лёгкой фракции любви, после последних тяжелых фрикций: поцелуй, почти воздушный.

И спасен… и облегчения слеза… капнемся… чокнемся… была слеза рюмочкой для глаз, но утекла не разбившись, и я готов лечь под эту капельницу сосудом… поделись улыбкою своей… ты умеешь смеяться слезой…

Но на телетайпной ленте пока нет слов.

И абонент "свободное время" для нас постоянно неприступен.

Да не трудно разомкнуть круг не заколдованный, потому что в прищуре моего сердца твоё.

Ведь и у сердца есть желудочек, поэтому и надо для приятельской беседы встретиться и осязанием нащупать аромат где-нибудь у хвоста… недели, из чашек кофе храпучино, и распробовать теста драйв, запечённого в виде круассана… несмотря на диету эту, которая, плотно сжав губы, взглянув на свою талию, неодобрительно возведёт глаза в степень.

Час полон на половину… и скоро он наполнится. И час дня, тоже часть дня: почти половина.

Ты – как кафедра экономии, и, право же, всегда права и даже во сне, приобретая фьючерсы на "ПОЗИТИВИЗУ", ведёшь себя финансово грамотно, с прибылью.

Ты, как и самые грациозные женщины, мыслишь очень грационально.

БРАВО – выпускнице института государства и права. И если ты будешь уходить от мужчины, то с энциклопедическими знаниями его слабостей и недостатков.

Покажи бескаблучнику горы, на которые делают твои ноги восхождение и оттуда выглядят изящнее, чем без обуви.

Я-то топаю, ещё путаясь под ногами у четверга, но так как он уже почти спина пятницы, то я почти у неё на закорках.

Двадцать девять. На самом деле двадцать семь.

Часы отпущены на моем поводке на две минуты вперед, как запускают кошку впереди себя в новое жилище, и я эти две минуты ищейкою высылаю вперед. Может, успеют о чем-нибудь предупредить.

Лучше о приближении праздника, выпавши из-за угла толпой уличных музыкантов.

Королевы хода – пешки ног, коронованы обувью "Экко". Эка невидаль.

Я их тоже целю в эту даль, с опережением самого себя на полшага.

Потомственный столбянин я на дороге, потому кланяются мне верстовые столбы с почтением.

Как в пляс хлыну в пучину ходьбы. Хоть бы хны мне дюймы, метры, аршины, версты, километры, мили…

Заставила приближающаяся, шаркающая навстречу старость броситься на неё в писабельный поход.

Пока нет краеугольного камня, желающего возлечь в основание текста. Пока только некое пространство, прогретое энергией думательного процессора.

Есть ещё остатки отдельных слов и их редких брачных союзов от прошлой повести. Союзы и междометия, скорее междунытия из междубытия.

Предлог на английский манер – препозишен. Подползи же, предлог поближе к существительному.

Хотя уже есть мысли, объёмом выпирающие из одного слова, как женские желания в гареме.

Они подобно мелким ящеркам, глазками-двоеточиями пытаются всмотреться в контуры замысленного.

И, видимо, подчиняясь некоему генетическому влечению природы, почувствовав близость подобных, готовятся из простых форм попробовать организовать более сложную материю – сословие слов.

А может, пока просто, как утерянный хвост ящерицы, лежат, задумавшись о том, куда же это уперла голова.

Моя пока на месте, и уже где-то в оффшорной зоне подсознания открыт текущий счет для накопления капитала букв, слов и превращения их в складские запасы.

Плугом освоятеля целины по чистейшему полю А-четвертого листа, убранному "снегурочкою", отваливаю первую чернозёмную, чёрным по белому, строку повествования в надежде получить урожай озимых всходов читателей на моей ниве в срок.

Хотя можно было повременить, и тогда, возможно, из отселекционированных зёрен весенних слов сорта "слава" взошёл бы более плодущий урожай.

И глядишь – в закромах уже яровая слава.

Преодолена пограничная полоса строки, а дальше поля свободы.

И я полевой командир провозглашённой мною республики. Сегодня имею полное право.

Так ли хорошо я справлюсь с незнакомым мне ремеслом, как ладно конструирует ортопед продолжение инвалиду, видя даль, в которую тот покатит, как проктолог вникает в глубь, зная, что в ней находится, и видя, что появляется на поверхности, – мне неведомо.

Я вообще, как прикованный к пулемету стрелок, пока не вижу своей цели.

Я упакован в вакуум. И вата в башке… Ватуум.

Нет рядом ментора, который бы вёл, подсказывая.

Просто сказали – пробуй, пиши, а пока только: пши… пши…

А может, и хорошо, что в одиночестве и глушине носишь слова по мозгу, потому что как раз и может пугливая растерянности немощь, а не шум известности, сыскать резервы не на поверхности, адсорбируя тревогу и уводя её из организма через словоотвод.

И где-то в темноте, обламывая крышку аварийного дыхательного клапана, выпускаешь неожиданно джинна "второе дыхание" и ему на помощь спешит второе терпение.

А уже внутренним зрением начинаешь видеть, что благодаря тревожному плеску ума сознание прибивает его к мыслеплатформе, с которой можно запустить синхроном ввысь пилотажную группу идей.

Я как пчела-недонос.

Не донёс я до бумаги часть текста потому, что практически всё ценное я собираю в полёте, т.е. в походе. Но если не успел занести на бумагу, то всё и не пиши – пропало.

Мне потом с бумаги в голове нужно перетарить на настоящую, а с неё – в виртуальное пространство головы компьютерной.

Мне, конечно, не до премии доехать Букмекеровской или как там её – Букеровской.

Мне бы хоть на малюсенький гонорар нацарапать, ведь шаг-то крупяной, меленький.

По буковке собираю, по букеровке.

Если честно, то соскучился по большим деньгам. Ну как большим – для меня. Случай, всего-то пару-тройку раз, и свёл с неплохими деньгами.

Прыжки через бессловесное пространство, через обрывы, через пропасти между слов, через слова без особого смысла очень часты.

Не так ловко я загоняю стаю цветастых слов, как рыб, в качестве наполнителя смысла в заводь абзаца.

Меня первая повесть "Одиночный" сделала живородящим, но ничего, кроме хлопания по плечу и словесных авансов, не принесла.

И вообще это не был вдохновлённый автором труд, меня кто-то сзади, как кобылу, перетянул вожжами, и я как зае… записал всё попавшее в моё поле зрения и проросшее там урожайно, и даже чуть больше, пока мчался и смотрел по сторонам.

Были люди, которые, полистав по диагонали, сказали: читай это сам.

Я с пониманием отношусь к здоровому критихамству, поэтому никаких возражений.

Тем более что всех моих читателей наберётся не более, чем на собрании по вопросам ЖКХ какой-нибудь "хрущёвки".

А многие вообще просили писать короче.

И я, идя им навстречу, постараюсь уложить всё повествование в одну строку.

Правда, опять же не ручаюсь за её длину…

Хотя сегодня, пожалуй, всё это не имеет никакого значения, потому что пишу в лучших наших традициях: в стол.

Ведь читающая публика почти вся превратилась в считающую… как и раньше, деньги до зарплаты. В лучшем случае – листающую.

А можно дописаться и в "столб"…

Уже родилось и, похоже, будет только крепнуть движение "Антимайдан".

Но иногда продолжаю получать и лестные отзывы.

Подкрошат хвальбы – работаю клювом… стучу. И запиваю зернобубновые и хлебонесущие.

Закачу-ка я на кухоньку птачку чая.

И заварочка сквозь воду, которая через огонь, и напитком в медную трубу глотки глоточками.

И трудяга чай на чело поставит следы круглого, крупного пота.

А через некоторое время пошла отдача от организма. Клетки делегировали излишки воды вовнутрь. Кто сколько смог. Меньше всего, наверное, кости, ногти и волосы. Но, со всех по капле и мочевому шарику праздник – жёлтое в розовом.

Он-то гордо пучится, сознавая свою важность в данный момент, а вот остальным эта радость уже невмоготу.

Ну, так оно частенько и бывает.

Всё, турбинным способом беспокойство наружу.

Хотя получается ведь иногда нарастить на голую кость алфавитного скелета мясного фарша литературщины, слегка приправленного матерщиной в латентной форме в виде соуса, и уплотнить в слове мысль до почти идентичной натуральному.

И таки получить подобие литературного изделия… лаптературного скорее.

Для меня очень литератрудного.

Написать-то написал, а вот теперь на нужную клавишну нужно тыркнуть, чтобы на своё место отправить текст.

Не тут-то было. Не та оказалась пупочка под пальцем, и нет у меня этого отрывочка – обрыв.

Клык мышки – крик. Выкинул в пропасть.

Да глаголом об существительное.

Обида на свою компнеграмотность перехватила горло, как собака пастью. Перехватывающая парковка получилась.

Необходимо отдохнуть чуть. Чудесно ведь уже освоился на этой "шведской" стенке из строчек.

Ловкой обезьянкой вскарабкался наверх, и вот – надо строить заново. Делать нечего, впрягайся.

И из-под копчика пера на кончик аппетитно течёт чернильная слизь, т.е. слюнка… и мажется… пишется.

Хм… А получилось вроде чуть лучше. Идет выделка шкурки по слоям. Значит, где-то поближе этот вариант эпизодика к ценности пушистого меха, чем в первом варианте.

Хотя многое, о чём пишу, имеет тиснение на моей коже. Да и внутренние органы не остались в стороне. Они тоже орнамент на поверхности формируют.

Как пелось в песне: ты только все, пожалуйста, запомни, товарищ "ПАМЯТЬ".

И товарищ печень…

Кое-что усвоено напрочь, накрепь.

Вот с вычислительной техникой, как в институте не заладилось, так и тянется шлейфом.

Тогда настолько заплутал в непонятном для меня языке программирования "бейсике", что чуть не взбесился.

Пересдавал зачет несколько раз. А потом плюнул и сдал его своему корешу. Талантлив парень оказался по художественной части и в зачётке он расписался лучше, чем сам преподаватель.

Сидя в креслице, прямо по курсу разглядываю картину за окном, даже цепляя обочину.

Еду в общественном транспорте. В двух метрах напротив меня, в зоне моего бокового зрения, как жар-птица ярким виденьем появляется красивое, женское молодое лицо.

Ты хочешь сказать, что невозможно определить, так ли это? Смею заверить, хоть и не посмотрел я на него в упор. Каждый мужчина в такие моменты всей своей кирзовой свиной шкурой ощущает прелесть соседства. Я продолжаю совершенно отстранённо изучать пейзаж, видя мимо.

Грязные обочины дорог. Весенние снабжающие организации наконец восполнили острый дефицит листвы.

Но она ещё далеко не изделия по ГОСТу, видимо, в связи с почечной недостаточностью.

И прозрачные, и цвет их наивно зелёный, неспелый.

Видимо, только что подвезли с прокатного стана, где почки расплющивают в лист.

Ну да ладно, по ходу пьесы исправят. А на безлистье и так сойдет. А попозже выкормят корневыми усилиями молодую поросль, независимо от уровня. Хотя, может быть, и здесь у каждого лоббиста-корня свои протеже протягивают ветки наверх. И листочки, наверное, есть, которым можно солнышка и воздуха побольше.

Впрочем, это лишь инсинуации.

Конечно, это из вон той грязи прикорневой. Ведь не растаял ещё весь снег, и он-то и даёт подпитку подобным разговорам.

И изредка, отдельным экраном на общем фоне трансляции, чуть увеличиваю резкость в том месте, где восседает красота, по-прежнему не поворачивая даже головы в ту сторону.

И что вы думаете? Я ощущаю некоторое замешательство в поведении.

Что её смутило? А… похоже, что вот это моё деланое равнодушие. Ведь она привыкла к определённому церемониалу. Через долю минуты все самцы, претендующие на доминирование, видимо, как правило, уже отмечаются в путевом маршрутном листе этой красавицы.

Украдкой или стикером липкового взгляда в глаза, которые она и вовсе не пялит по сторонам, а все же чётко, как внимательный контролёр, корешки билетов обрывает безошибочно.

Но тут она не совсем понимает ситуацию.

В чём дело, почему этот нахал не сгибает колено и не проделывает ритуал поклонения красоте?

А всё ли на месте?

А то, как у Гоголя: НОС!!!

Да нет же, сегодня даже в зеркале все черты были как-то особенно органичны. Бывает же, что ты своей физиономии ставишь девять по десятибалльной шкале.

Слушай, а может, с причёской что-то?

И вот я вижу первый выплеск беспокойства. Её прелестная ручка пробежала торопливо по волосам.

Что вы милая, даже если бы на голове был сейчас полный… это бы смотрелось очаровательно. Не в этом дело.

А в чем? И она продолжает искать причину.

Может быть, что-то с одеждой?

И я вижу, как она осматривает всё, вплоть до обуви.

Сегодня я могу себе позволить роскошь человеческого общения на других началах. Для меня сейчас ваша красота мало стоит.

И поэтому я не буду вилять хвостом и заглядывать в глаза.

Сегодня я хозяин ситуации, и ты это почувствуешь, когда я посмотрю тебе в глаза, в последний момент расставания навсегда. Я не вернусь после новостей и рекламы…

И занозой у тебя в мозгу останется вопрос… Да кто ты такой, чтобы?..

Кто я? Я трудонолик. Да, да, не трудоголик, а временно не работающий. Возраст за пятьдесят.

Кто стоит за мной? Убеждения.

Откуда средства к существованию? Наверное, из желания не изыскивать средства прекратить существование, пока оно доставляет радость.

Живу без содержания, но в форме.

А радостей в моей жизни было. Торжество пленарного восседания за праздничным столом – после долгих приготовлений, женских мистерий начинки стола яствами и украшений в конечной фазе и себя, после беготных и бигудных состояний в торжествующие наряды – требует некоей стартовой отметки.

Открыли: заседание и тару и налили по первой. И прокатили мы её, родимую, мимо острых зубов, не повредив ни вот столечко, по мягкому зернистому языку через гланды, по пищеводу в желудок, как на саночках с горочки.

Из узкого бутылочного горлышка да через твоё, не очень пока широкое, эта порция свежести и удали выехала на простор. И вот уже придохнуло нутро, как втягивает первую порцию воздуха гармошка в руках у затейника.

И тут надо побыстрее сплавить со стола, как лёд во время ледохода, остатки рудиментов официозности. А значит, быстренько налить по второй.

Да вы закусывайте, закусывайте!

Конечно, конечно. Правда, один раз, сидя в компании иностранцев, на наше традиционное напутствие услышал:

А зачем ?

Как зачем? Ну чтобы не опьянеть!

А зачем тогда выпивать?

Ну да не понимают они ничего в наших застольях. А мы по второй. Все по погонам и на первый-второй рассчитайсь, как в армии.

Так, у кого пять звездочек – тому коньячок. Вот Еремею Тактиковичу, как медаленосцу, орденоносцу, партбилетоносцу, грамотоносцу, мы льём, ничего не спрашивая. Ветеранам фронта застольных битв с алкоголем – особый почёт. А вы меня уважаете?

Так что второй эшелон прибудет вовремя. Сам погибай, а товарищу наливай… И ни-ни, ничего и знать не хххотим, сами язвенники.

Вон, подгребай лучше ближе салатик капустный с орнаментом ярко-клюквенным, как по болотцу сыпнутым размашисто.

Заячий аппетит – салатам, а волчий прибереги к мясу.

Конечно же, нашёлся заводила, который водку льёт в рот, как воду, и она исчезает там, как в трубе большого диаметра, не шевеля при этом кадыком.

И не морщится он, а только шумно выдыхает лёгкие фракции выпитого и досылает в ствол горла маленький солёный огурец.

И из его иерихонской трубы тут же звучит призыв налить ещё по одной. И нальём. Это нам после первых двух надо было обязательно расконцентрироваться в запивальном напитке.

А чем дальше, тем проще. Даже уже подражая застрельщику, будем пить с ним на брудершафт.

Чемпионат меры. Хоть ты прекрасно знаешь возможности своей печени. Кляча она бесхвостая. А сигарета, как фитиль бомбы, догорев до фильтра, взорвётся внутри без звука, но сильно повредив коммуникации.

И ты уже не топ-менеджер своего тела… Оно как мопед, долго таскаемый по дороге при запуске с толкача, неожиданно оживает и, вырвавшись из рук, катит куда-то в кювет.

Это потом выяснится, что придорожная канава будет только под утро, а пока горные тропы и таинственные чащи, живописные шрапнелины винограда, готовые выстрелить через некоторое время тебе в голову чудесным винным букетом.

Спелыми арбузами вот у той прелестницы груди.

Погоди, погоди, мужики, сейчас наш мастер разговорного жанра и балагур поведает, как один раз сходил на амурное свидание.

С чувством, с толком… в обстановке, посиделки-полежалки расслабили.

Наш донгуан был потревожен стуком в дверь не вовремя. Выскользнуть из расслаждения не составило труда, сделал это на раз.

Воображение быстро подсунуло картину короткой и жестокой расправы, потому как он не был спецом в кулачных боях. На одевание времени ушла долька.