Владимир Митрофанов

ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ.

Итак, если свет, который в тебе тьма, то какова же тьма? (Матф 6:23).

Виктор Ховрин, как всегда в это время, молотил руками и ногами по мешкам в зале, когда тренер Михалыч позвал его из дверей тренерской:

– Витя! Ховрин! Подойди-ка сюда! С тобой хотят поговорить!

Что-то уж необычно ласково звучал его голос. Обычно ведь гавкал, как собака, постоянно ворчал. Даже подозрительно. Виктор подошел, разгоряченный и запыхавшийся.

Рядом с Михалычем стоял мужчина лет сорока-сорока пяти, одетый как типичный офисный клерк: в очках, в расстегнутом пальто, в распахе которого виднелся темно-синий костюм, ослепительно белая рубашка. Красный галстук и очки в тонкой оправе дополняли этот облик. Ховрин тут же предположил какое-нибудь банковское предложение, типа кредита или какой-нибудь новый вид страхования на время службы в армии. Оказалось, совсем другое.

– Валерий Константинович Коротков, – представился мужчина, протянув Ховрину руку. – А вы – Виктор, так?

Ховрин пожал длинные сухие пальцы и кивнул.

– Можно на «ты»? – спросил мужчина.

Ховрин снова кивнул.

– Я хочу предложить тебе, Виктор, работу. Суть ее очень простая: провожать мою дочь Катю – ей семнадцать лет – из школы и с подготовительных курсов домой.

Ховрин ничего не ответил. Валерий Константинович, вздохнув, продолжил:

– Сейчас очень опасные времена, а она поздно возвращается домой. Ты, я вижу, парень крепкий, к тому же ее ровесник. Походишь с ней по их подростковым тусовкам. Мы будем платить тебе две тысячи в день в случае, если ты выходишь на работу. Возможно, потребуется выходить даже не каждый день.

Ховрин подумал: «Почему бы и нет?»

Тренер, будто бы и не слушавший вовсе, тут всунулся в разговор:

– Тренироваться вполне можешь утром и днем, а вечер у тебя всегда будет от тренировок свободный.

Как-то странно он был подозрительно добрый. Наверное, какие-то знакомые его попросили об этом деле, а может, и ему что-нибудь перепало.

Впрочем, в последнее время никаких проблем с посещением тренировок не было вообще: хочешь – ходи, хочешь – не ходи, поскольку Ховрин был дисквалифицирован на год и никакие ближайшие соревнования ему не грозили. А произошло следующее. Он выступал на городских соревнованиях по киокушинкай-карате в Зимнем Манеже. Правила в этом виде, как известно, довольно жесткие: соперники лупят друг друга по корпусу кулаками и ногами, в голову же бить руками нельзя. Ховрин тогда немножко странно проиграл в финале своему сопернику по очкам, но потом они сцепились уже после сигнала окончания боя, и он отправил чемпиона ударом ноги с полного разворота в голову в глубокий нокаут. Возник страшный скандал, закончившийся дисквалификацией. У того парня оказались влиятельные покровители и спонсоры: то ли отец его, то ли родной дядя был большой шишкой в МВД, поэтому даже раздались крики: «Полиция! Где полиция?», но у них вдруг тут же оказались и такие же влиятельные противники, которые пришли к тому что: «Это спорт и всякое случается!» На следующий день организаторы просмотрели видеозапись в замедленном режиме, и оказалось, что зачинщиком драки был сам пострадавший чемпион, он первым и ударил, но тот уже сутки находился в реанимации, то есть получил свое, и дело замяли. Впрочем, через неделю его из больницы выписали вполне здоровым. А для Ховрина все закончилось дисквалификацией на год. Всего-то! Про него тут же как бы и забыли: тренируйся по собственному плану, скажи спасибо, что вообще пускают в зал. Дело в том, что весной он уходил в армию.

Ховрин занимался карате с шести лет – как только пошел в первый класс. Отец не принимал отговорки типа «не хочу», «устал», «болит живот» и так далее, и Ховрин постепенно втянулся. Положительным следствием занятий единоборствами было то, что никто никогда не говорил ему: «Ща-ас ка-ак дам по ебалу!» или «Говоришь, нет денег? А если найду?» Один тип как-то, не глядя, кинул ему подобную фразу, не подумав о последствиях, правда, приглядевшись, тут же осекся, хотел открутить назад, но было уже поздно. Думается, больше никогда и никому так говорить уже не будет. Люди быстро учатся на таких примерах. Стоит ребенку один раз тронуть горячую печку или огонь, чтобы больше никогда в жизни так не делать. Через физическую боль до людей все доходит очень быстро. Слова же люди почему-то понимают плохо. Поэтому раньше в школах лупили розгами, ставили коленями на горох и оставляли без обеда.

Валерий Константинович между тем продолжил:

– В школе нападение маловероятно, а вот по дороге домой вполне возможно. Хотя школа тоже несет определенный риск. Одну девочку за какую-то провинность школьницы в туалете били ногами, таскали за волосы. Это стало известно из записи на мобильный телефон, а то родители зачинщицы той расправы уперлись: наша дочь не могла такого сделать. Пока не показали запись, стояли на своем. Полиция, однако, отмахнулась: по возрасту уголовной ответственности подростки не подлежат, разбирайтесь сами. – Валерий Константинович сокрушенно покачал головой. – Совсем озверела школота. Это потому что в кино и по телевизору постоянно драки и убийства. Ей нужна охрана в промежутках между школой, курсами в университете, бассейном, теннисом и домом. Как я уже говорил, взрослый охранник будет мозолить глаза, вызывать раздражение, ей будет стыдно, а ты запросто сойдешь за ухажера, одноклассника, парня из соседнего двора. Она согласна, – тут он как-то не слишком уверенно сказал, с заминкой. – И еще, на всякий случай: никаких любовей-морковей не разводить. Помни – она еще несовершеннолетняя… Кстати, у тебя подружка есть?

– Ну.

– Это хорошо. Помни профессиональное правило телохранителей: держать дистанцию с объектом охраны. Ты понял?

– Понял, понял, – проворчал Ховрин. – Смотрел в кино… Все телохранители мутят с охраняемыми тетками. Это плохо.

– То-то… Главная проблема состоит в том, что у нас одиннадцатый класс – то есть последний год учебы, а у нее в школе недавно убили старшеклассницу. Конечно, девчонка та была, как говориться, оторви и брось: с пятнадцати лет «зажигала» по ночным клубам, уже ходила по взрослым мужикам, говорят, имела старшего друга, которого представляла как своего продюсера. Только чего он там такого продюсировал – непонятно. ("Драл, наверное, во все дыры", – подумал Ховрин, но, понятное дело, промолчал). Потом ее одноклассницу убили. Тоже любила погулять и вот пропала еще осенью, родители потратили уйму дене, искали ее по всей стране, нанимали агентство – тщетно. Однажды показалось, что будто нашли где-то в Мурманске, даже поехали туда, но оказалось, что не она. Очень похожая девчонка, но не она. И тут оказалось, что когда смотрели фотографии неопознанных трупов, то выяснилось, что еще второго ноября в каком-то подвале был обнаружен труп убитой и сожженной девушки, которую тогда не опознали и похоронили как неизвестную под номером. А на фотографии мать узнала ее по волосам: очень красивые были длинные рыжие волосы и по ключам от дома, обнаруженным в кармане обгоревшей куртки. Сейчас будут делать эксгумацию и генетическое исследование, чтобы точно определить личность. Родители еще надеются, что не она, но ошибка вряд ли возможна. Так вот следователь – точно придурок! – принес фотографию в школу, показал классной руководительнице, а та – тоже не от большого ума – вызвала и показала ближайшим подружкам, еще и нашей Катюхе. Той стало дурно, случилась истерика. У другой ее подружки на днях отобрали телефон – подошли два таджика-гастарбайтера, дали молотком по лицу. Их поймали, те ни «бе» ни «ме» – по-русски не говорят, вроде как нужен был телефон позвонить домой – уважительная причина. Двух других девочек из их школы избили ногами и зачем-то били специально по лицу – уж не знаю, за что, – какие-то кавказцы, может быть, девчонки отказали им в общении, как-то не так ответили – неуважительно. А может быть, и просто так. Такое тоже случается. И вот еще на днях кто-то за ними гнался. Еле успели заскочить подъезд. Она теперь вообще боится ходить по улицам одна, особенно вечером. А у нее сейчас два раза в неделю языковые курсы в университете, бассейн, теннис, еще и репетиция ансамбля. Хоть все бросай, но ведь это же невозможно! Жена в трансе: вечером сидит у окна и смотрит на улицу. И звонить ей тоже боится. На прошлой неделе девчонка-соседка – Катькина ровесница – шла по нашему двору поздно, да тут ее мамаша ей и позвонила, та вынула телефон, чтобы выключить сигнал, но не успела – на этот сигнал из тьмы вылетела компания пьяных подростков, дали ей в лоб и отняли новый смартфон – это буквально в десяти шагах от подъезда. Мамаша даже в окно это видела, но ничего сделать не могла. Полиция приходила, как всегда со скучным видом: а нечего ходить так поздно и мобильники дорогие детям покупать, то есть, значит, сами и виноваты. А тут еще ходят слухи про нового маньяка в нашем районе – нападения в лифтах, ребенка украли. Не знаю: правда или нет…

Ховрин важно кивнул: маньяк – тема всегда популярная. Народ любит ужастики.

Валерий Константинович с сухим шорохом потер руки.

– Если честно, я не думаю, что это так серьезно, возможно, просто сложились обстоятельства, но я готов на это пойти ради душевного спокойствия Елены Михайловны, ее мамы, и, естественно, своего собственного. Надо как-то этот период пережить. У Кати после всех этих происшествий возник небольшой психоз. Она стала бояться. И ее можно понять: подружка, с которой сидели, считай, за одной партой, убита и сожжена. Все эти идиоты-следователи с фотографиями. Она теперь спит с невыключенным светом. Потом еще постоянные разборки в школе: на той неделе опять девочку избили в туалете, что-то они там не поделили: сигарету что ли или парня. Кто – она не говорит или не знает. Сейчас у них стали женские туалеты контролировать: теперь на переменах там постоянно сидит уборщица. А как иначе?

Он сделал паузу, собираясь с мыслями.

– Нанимать профессиональную охрану, понятно, очень дорого, – продолжал Валерий Константинович, – да и вряд ли в данном случае необходимо, и к тому же это будет бросаться в глаза. А ты сойдешь за ее парня, приятеля, двоюродного брата. Согласись, вряд ли к девушке, которая с тобой, кто-то пристанет и будет отнимать телефон. Задача твоя очень простая: встретить ее и проводить до дома. Сопроводить на курсы и назад. Получил-сдал. Все просто.

Ховрин пожал плечами. Ничего нового Валерий Константинович, по сути, и не сообщил. Обстановка была самая что ни на есть обычная: всюду бьют и грабят. Нередко утром идешь и, особенно зимой, на свежем снегу видны свежие пятна крови. А иногда и в подъезде, да и в лифте на полу накапано. Кто этого не видел?

Недолго подумав, он согласился: работа, по сути, непыльная – всех-то дел с девчонкой прогуляться – всяко же лучше, чем горбатиться на стройке на морозе да под дождем или ползать по крышам – прокладывать кабели для Интернета. Последние два месяца он работал кабельщиком. Работа была довольно грязная и однообразная. Целыми днями лазали по чердакам и крышам. Работяги в бригаде были странные: каждый день мечтали о пиве, и еще футбол посмотреть. Других интересов у них будто и не было. Хотя обычно кто-нибудь непременно говорил, глядя симпатичной женщине вслед: «Я бы ей вдул!» И еще утомляло договариваться с охраной зданий и администрацией территорий и домов. Все смотрели подозрительно, и главное, хотели что-то с этого получить. «А что я с этого буду иметь? – был первый вопрос любого администратора. На это зудело ответить: «С чего ты должен что-то с этого иметь? Кто ты вообще такой? Говно!» Ведь жильцы улучшают качество жизни, получают Интернет, цифровое телевиденье, а эти и тут хотели взятку. Система.

И это притом, что могли и кинуть: взять да и вообще не заплатить. Так недавно кинули одного знакомого парня: три месяца отпахал на испытательном сроке, а потом ему сказали, что, мол, ты нам не подходишь, и тут же уволили. Когда начал выступать, приехали суровые ребятки и отлупили его. Хочешь – жалуйся! Любой судья спросит: «Где контракт? Нет письменного контракта – до свидания!» Да и в теперешней конторе несколько раз уже задерживали зарплату: то хозяин уезжал на зимние каникулы с женой в Таиланд или ему самому понадобились деньги для каких-то других целей, типа машину поменять. И тоже договоров подписанных ни у кого нет. И тоже мог вызвать бандитов из "крыши", те просто бы выгнали, а бандитам заплатить проще, чем работягам – получалось даже дешевле. И еще такие случаи были нередки: например, хозяин придирался к пустякам, говорил: «Вы плохо сделали, я вам платить вообще не буду!» Это которые из крутых, на которых не наедешь. Звериные законы капитализма. А тут гарантированная штука в день без особых хлопот.

Затем Валерий Константинович вручил Ховрину заранее заготовленную распечатку ближайших мероприятий.

Ховрин, взглянув, остался доволен. Утром обычно работы нет, можно выспаться, сходить в спортзал, заняться своими делами: Валерий Константинович по дороге в офис сам завозит дочь в школу, в четыре тридцать она возвращается домой при белом дне в сопровождении Ховрина по многолюдной улице, к шести Ховрин вместе с ней едет на курсы в университет и в восемь встречает ее и провожает до дома. В девять он уже свободен. Это в понедельник и в четверг. Во вторник вечером у Кати какой-то кружок типа театрального или музыкального в Доме Творчества Юных рядом со школой до семи, в среду – теннис в пять и потом бассейн до восьми. Пятница – только теннис. Суббота и воскресенье – по ситуации, но обычно работа в эти дни не планировалась.

– Доводишь Катю до дверей квартиры, сдаешь нам и тут же получаешь расчет. Все просто.

Тут Валерий Константинович посмотрел в ежедневник, что-то вспомнил, спросил:

– Права есть?

– Есть.

– Давно получил?

– Месяц назад.

– Да, уж… – Валерий Константинович потер подбородок. – Но в целом это хорошо, могут пригодиться. Хотя тут по расстоянию все близко, а в центр на машине ездить неудобно: пробки, проблемы с парковкой. На метро получается даже проще и быстрее. Да и Катю в машине, бывает, укачивает, тошнит. Хотя сейчас уже меньше. Тебе когда в армию?

– В мае.

Валерий Константинович задумался.

– Получается всего три месяца. Немного не хватает, но там уже будем думать.

Потом сказал:

– Ладно. Поехали, покажу, где мы живем, и познакомлю тебя с Катей.

Ховрин переоделся, вышли из спортзала на улицу.

Подошел какой-то тип. Попросил закурить. Это был человек явно из уже увядшего движения «готов» – с черными, высоко бритыми на ушами, волосами и в длинном, тоже черном, пальто, болтающемся шарфе и с «кенгурушкой» за плечами, в которую была вшита гигантская металлическая молния. Ховрин помотал головой. Тип ушел прочь.

Валерий Николаевич проводил его взглядом.

– Это и есть панки?

– Вроде как готы.

– А это кто такие? – спросил Сергей Константинович.

– Один момент. Есть точное определение.

Ховрин пошерудил в смартфоне, зачитал:

– «Ну, готы это такие ушлёпки, которые морду отбеливают, волосы красят в сине– чёрный цвет и шатаются с кислыми мордами, якобы мечтая о смерти, это я знаю, а вот гламурных готов представить что-то не получается. Волосы у "правильного" гота должны быть черными, иногда с красным или лиловым прядями, виски выбритыми, лицо мертвенно-бледным (никакого загара!), глаза обведены черным, губы и ногти красятся в черный или кроваво-красный. Украшения самые разнообразные, но из белого металла, кожи и камней. Особое предпочтение, разумеется, отдается черным камням. В наследство от панков готам достались шипованные ошейники и браслеты. Последние, впрочем, носят еще и металлисты. Что до браслетиков, браслетов и браслетищ, диадем, серег, амулетов и разного вида колец и "когтей", закрывающих весь палец, то тут равных готам нет…» – Далее добавил уже от себя: – Готы вообще непредсказуемые. Одну девочку в Купчине однажды убили и съели. Сказали, что просто хотели есть или же из-за какого-то обряда, – я так и не понял. В холодильнике нашли части тела и голову…

– А вот эти, как их, – Виктор Константинович пощелкал пальцами, припоминая, – эмо? Были раньше такие – с челками на лоб. Сейчас не знаю, есть или нет.

Ховрин снова влез в смартфон:

– Вот пишут: «Я теперь узнал, кто такие эмо, они хуже сволочей. Это такие детишки, которые плачут напоказ и носят всякую чёрно-розовую дрянь. И музыка у них такая же слезливо-сопливая. Короче, чистые придурки, а я-то уже подумал, что глупее этих долбаных готов ничего и быть ничего не может, однако век живи век учись…» Это движение тоже отходит, как и готы. У нас в школе я ни одного эмо не видел.

Валерий Константинович покивал головой:

– Тут нам еще повезло. Катя, слава Богу, никуда не входила – ни в какие такие секты и групировки. Думаю, было бы видно. Я как-то с ней в прошлом году был на одном концерте. Там почти все были какие-то сумасшедшие, словно впавшие в массовый транс. Скакали, орали, поднимали руки. Хотелось зажать уши и спрятаться куда-нибудь. Одну девочку на концерте буквально затоптали. Уж не знаю, осталась ли она жива. Там стояла «скорая» и даже не одна.

– Вам надо было просто немного поддать! Иначе там делать нечего, – авторитетно заявил Ховрин. – А у нас в школе в основном младшеклассников гнобили.

– Известно, младших всегда шпыняют, в школе тоже есть своя дедовщина, но я что-то такого в своей бывшей не помню, то ли просто забылось. Плохое ведь быстро забывается. У нас есть сотрудник, молодой, успешный парень, несколько лет учился в дорогой частной школе в Германии, так он рассказывал, что там тоже в этом плане было довольно жестко. Дети вообще жестокие. Любят дразнить, обижать. В Катином классе одно время учился такой парнишка по имени Сурен, родители у него были приезжие откуда-то с юга, но очень богатые, однажды в коридоре на перемене он сцепился с девчонкой, они стали драться, волосы полетели клочками, завуч вмешалась – и ей тоже досталось. Сурен был в ярости, невменяем. Его выгнали из школы, а потом звонила его мать: ругалась, орала, что вы сами-де довели ребенка! Так, говорят, вопила – казалось, что телефон взорвется! В суд на школу грозилась подать… А какие еще есть молодежные группировки?

А Ховрин добавил:

– Еще есть скины и антифаны. Скины и антифаны враждуют, лупят друг друга. Главное, чтобы между ними не попасть. Скины бьют черных и азиатов, антифаны их защищают и бьют скинов, и вся эта группировка антифанов состоит большей частью из метисов и нацменов, которые живут здесь уже давно или здесь родились.

На этом сия довольно содержательная беседа закончилась. Валерий Константинович остался в некотором недоумении.

Затем на автомобиле Валерия Константинович, а это оказался черный седан «Ауди», приехали к дому – обычной панельной девятиэтажке, Ховрин тут же получил электронный ключ-таблетку от двери в подъезд. Поднялись на лифте на пятый этаж, подошли к солидной металлической двери, Валерий Константинович позвонил. Открыла женщина, видимо, Катина мама, ей было, по виду, чуть больше сорока. Она была красивая, но когда улыбнулась, стали видны первые признаки возраста – в углах рта и глаз уже поселились морщинки. Ее звали Елена Михайловна.

– Леночка, Катю позови, пожалуйста, – попросил ее Валерий Константинович, снимая пальто. Ховрину он раздеться не предложил. Заметив в его глазах вопрос, сказал: – Познакомлю вас, и будешь свободен.

– Ладно.

Тут в прихожую вошла девушка в футболке, под которой вытарчивали небольшие груди, явно без лифчика, поскольку видно было и чуть-чуть выпячивающие соски. Ховрин тут же на них непроизвольно и уставился. Катя, заметив это, скрестила руки на груди, слегка выразив ртом гримаску неудовольствия. Ховрин ожидал увидеть какую-нибудь «ботаничку» в очках и с бледным лицом, но девушка была вполне даже ничего.

Валерий Константинович представил его: