Вихреобразное кружево из крохотных, не похожих друг на друга песчинок льда виднелось в тусклом свете уличного фонаря. Я, тупо уставившись на то, как ветер гонит их невесть куда, ушел в свои мысли и ожидал утреннюю маршрутку. Было холодно, поэтому я время от времени подсознательно переминался с одной ноги на другую и дышал себе в ладони в бессмысленных попытках согреться, ведь в такую погоду единственным избавлением от пронизывающего каждую клеточку тела хлада могла послужить разве что смерть. Однако я привык к морозной немилости, продолжавшейся по меньшей мере месяц, и уже перестал акцентировать на этом внимание. На остановке стояла орава людей, экипированных не хуже, чем какая-нибудь исследовательская экспедиция в Арктике, – пуховики, дубленки, шубы и прочее, под чем явно скрывалась ещё пара утеплительных одёжек; зимние штаны, издававшие характерный свист при ходьбе; валенки, которые явно были куплены именно в тот момент, когда стало понятно, что холода затянутся надолго. Не хватало только шапок-ушанок, для того чтобы сложилось впечатление, что мы все снимались в низкосортном клюквенном американском боевике про злую Россию.

Издалека послышался звук приближающегося транспорта, и все сразу поняли, что к чему – тотчас из цивилизованных людей, венца эволюции (и многих других высокопарных и не очень формулировок на тему «что же такое человек») мы опустились до наипримитивнейшего уровня организации живой материи, превратились не просто в свору давно не спаривавшихся псов, что повстречали течную суку, и теперь нами двигал неподконтрольный и неподвластный сознанию инстинкт – нет – мы превратились в самых настоящих одноклеточных, подверженных любому из видов таксиса. Мы непроизвольно стали двигаться, расталкивая всех, кто только попадется под руку, в сторону предполагаемых, спроецированных дверей маршрутки. Про себя я думал: «Как можно быть такими дикими, куда подевались мораль, этика, где все те столпы, на которых зиждется нравственная составляющая общества, неужели за абсолютно не жизненно важную возможность ехать сидя, а не стоя, мы готовы всем этим пренебречь, отказаться от гордого и благородного статуса «homo sapiens», – человек