Дизайнер обложки Альберт Сафин

Редактор Мария Куликова

© Владимир Арский, 2021

© Альберт Сафин, дизайн обложки, 2021

ISBN 978-5-4493-9584-9 (т. 2)

ISBN 978-5-4493-9585-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предупреждение

Книга основана на реальных событиях, но не является документальной и на 100% достоверной. Все имена и фамилии вымышлены, совпадения случайны. Образы, события и описания имеют художественный, собирательный характер.

Посвящение

Прототипом главной героини служит реальная женщина – Нина Ивановна Морозова, которой и посвящается эта книга за невероятный, жизненно важный труд и за опыт, оставленный нам в виде историй из своей жизни.

Предисловие

Прошел год, как я оставил должность воспитателя в детском доме. Память об этом месте постепенно стала растворяться и проявлялась только время от времени, когда я созванивался с Ниной Ивановной Морозовой, которая, несмотря на преклонный возраст, всё еще продолжала работать.

После публикации нашего с ней интервью она позвонила мне и призналась:

– Володь, ты знаешь… Прихожу я вчера на работу, а Валентина Антоновна недовольна очень.

– В чем же дело? – спросил я, хоть и смутно догадывался, в чем.

– Спрашивает: «А вы читали свое интервью?» Я говорю: «Да читала, а вы хотите это обсудить?» Она сухо отвечает: «Нет, там уже всё сказано». Ну, я и вышла из кабинета. А потом понеслись слова возмущения от остальных сотрудников, все друг по дружке обсуждать и обижаться начали, мол, как это ты так посмел написать? Я их всё переспрашиваю: а как так-то? Володь, ведь ты же просто некоторые проблемы вскрыл. Это же наоборот хорошо, я так считаю! А если бы ты хотел зла какого-нибудь, ты же мог бы и совсем по-другому написать! Так что я им говорю: он этот материал написал в очень мягком, щадящем режиме. Лично я от себя там даже десяти процентов не рассказала. А надо будет, расскажу и все сто!

– Так вам все-таки еще есть что рассказать? – спросил я.

– Ой, Володь! Приезжай, конечно! Целую книгу написать можно…

Глава 1. Всё, что было до

По-простому обставленная, небольшая однокомнатная и уютная квартирка. Из прихожей сделать два шага и окажешься в вытянутой кухоньке. На одной стороне – шкафчики, плита, раковина, холодильник. На другой – стол, прижатый к стене, два стула.

Я сел спиной к окну. За столом, напротив меня – пожилая женщина в невзрачном домашнем халате. Светлое лицо, покрытое морщинками и мелкими пигментными пятнышками, похожими на веснушки.

Дождавшись, когда чуть остынет чай, Нина Ивановна медленно поднесла чашку ко рту, сделала первый глоток, поставила ее обратно на стол и спросила:

– Ну, давай, Володь, с чего бы ты хотел начать, о чем тебе еще поведать? Расскажу всё как есть. Всё, что помню.

– Вы знаете, Нина Ивановна, я тут подумал, что разрозненные истории о ваших ребятах не дают полной картины. Ведь многое повлияло на то, как вы с ними работали, как вы их воспитывали, и почему они до сих пор поддерживают с вами такие теплые отношения. Я думаю, что было бы интересно и полезно узнать вообще в целом, как складывалась ваша жизнь с самого детства, как развивалась ваша личность. Может, ваша история послужит для кого-то вдохновением, для кого-то уроком, а кто-то, возможно, и сравнит различные времена, режимы, методы… Так что давайте-ка начнем по порядку, с самого начала?

– Эх, как… – качнула головой Нина Ивановна и снова сделала глоток чаю. – С самого начала, говоришь… Ну, тогда слушай…

Нина Ивановна только было хотела продолжить что-то говорить, но остановилась, поставила чашку на стол, посмотрела в окно, и взгляд ее застыл так, будто она засмотрелась вдаль, хотя теперь я точно знаю, что смотрела она наоборот – вглубь себя.

После недолгой паузы она начала говорить как будто не мне, а сама с собой, силясь вспомнить детали и с каждым словом всё глубже погружаясь в далекие времена:

– Вот моя бабушка – простолюдинка была. А на ней женился юноша из дворянской семьи, это было аж в 1913 году. Бабушка в молодости была высокая, стройная и, говорят, очень красивая. А он был царским офицером, такой полноватенький, невысокий. В общем, состоялся у них брак. Построили они в селе одноэтажный дом, хороший и крепкий. Этот дом постепенно заполнили семеро детей. Один мальчик, а все остальные – девчонки, и среди них моя будущая мама. Потом, помню, она часто вспоминала, как их приходили раскулачивать. Володь, а что там раскулачивать? Было бы что…

На миг, благодаря ее выразительной манере повествования, я настолько четко представил эти события, будто сам оказался в них.

***

В 1918 году Ленин решительно заявил о борьбе с зажиточными крестьянами. Все, у кого есть скотина, земли и другие богатства, назывались «кулаками». И, соответственно, все богатства эти следовало отобрать и сделать общими для «бедноты» и «середняков».

Богатыми и зажиточными в те времена считались даже те, у кого дома был свой самовар. А в семье, где жила мама Нины Ивановны, кроме самовара, к тому же еще были и три коровы да две лошади. Но самой большой ценностью для девочек были белоснежные холсты, которые они всё детство и юность ткали себе на приданое.

Люди, несущие справедливость народу и пришедшие раскулачивать эту зажиточную семью, чтобы не запачкать сапоги в дворовой грязи, устлали найденными холстами все дорожки, по которым не спеша выносили и выводили нажитые крестьянские «богатства».

Шесть девочек еще долго стояли вдоль уже чужого дома, изо всех сил пытаясь сдерживать слезы.

***

Нина Ивановна остановилась, на минутку задумалась и продолжила:

– Ну вот, отобрали дом, повесили красный флаг и написали у входа большими красными буквами «Сельсовет». А они всей семьей неподалеку от своего бывшего дома вырыли землянку и стали в ней жить.

– Как все несправедливо! – с сочувствием сказал я.

– Володь, а где ты в жизни видел справедливость-то? – добродушно улыбнувшись и качнув головой, спросила она, и я сразу почувствовал себя наивным юнцом, хоть никогда себя таким не считал.

– Это ведь такое редкое явление! – продолжала Нина Ивановна. – Я всю жизнь работаю в самом несправедливом месте на земле, наверное. По крайней мере, для меня детский дом – это настоящий символ несправедливости. За это время я привыкла, что она сплошь и рядом. Это уж мы, люди, все придумали, что справедливость сама по себе где-то должна быть. Нет, за нее надо бороться. Тогда и будет хоть какой-то стимул, жажда к жизни.

«В этой старушке сил и мотивации хватит еще на несколько жизней», – подумал я и, улыбнувшись, молча кивнул головой.

Нина Ивановна продолжила:

– В общем, девчонки тогда постепенно стали замуж выходить. Мама моя была самая младшая, она решила учиться и пошла на курсы фармацевтов. А как война началась, ее тут же распределили работать на поезде. Тогда такой поезд ходил по стране, половина – продуктовый, а половина – госпиталь, там раненых возили. Вот мой будущий отец оказался как раз в этом поезде. Ему было двадцать восемь лет, а матери восемнадцать. А через год родилась я…

Спокойный, но эмоциональный тон повествования Нины Ивановны надолго погрузил меня в самую глубь тех событий.

***

Бывает, что судьбу человека меняет какая-нибудь незначительная деталь. В принципе, это уже известное и привычное для всех дело. А бывает, что незначительная деталь меняет судьбу и характер населения целого города. Случайные неслучайности формируют один городок – военным, другой – студенческим, третий – промышленным, а четвертый – ни туда и ни сюда. О таком и пойдет речь.

Когда маленькой Нине исполнилось три года, ее семья вместе с бабушкой все еще жила в землянке, правда, расширенной. Мама работала в конторе. Отец – на рыбном складе.

Маленькая деталь, которая меняет судьбы людей, в случае с ее отцом оказалась обыкновенной селедкой, которая по приемным документам склада должна была быть… треской. Отец же по другим документам должен был быть простым рабочим человеком, который делает то, что говорят. А говорили ему, что в документах он должен каждый раз «превращать» селедку в треску. И как настоящий, но покорный волшебник, отец «превращал».

В итоге начальника склада за махинации посадили в тюрьму на семнадцать лет, а всех, кто был с этим как-то связан, на небольшой срок посадили как соучастников.

Через пару лет отец маленькой Нины вышел из тюрьмы, но жить ему с судимостью в областном городе запретили. Всей семьей они переехали в соседний провинциальный городок. Как и все остальные судимые люди в то время. Незначительная деталь, меняющая характер населения целого города.

В школьные годы Нина была худенькой, стройной, светловолосой девчонкой. Звонким, громким и выразительным голосом на всех праздниках она читала стихи, а ближе к старшим классам начала посещать театральный кружок. До окончания школы это занятие оставалось самым ее любимым. И поступать она собиралась только в актерское училище. Нина Ивановна сейчас была бы актрисой, но, к сожалению или к счастью, этому помешал Юрка Фадеев из параллельного класса.

Юрка был полным, неказистым парнишкой невысокого роста, с рыжими, постоянно немытыми волосами, с красными прыщиками на лице. Ходил он в потертых брюках и дырявых ботинках. А запах от него всегда был такой, что в толпе ребят Юрку можно было опознать издалека по образовавшейся вокруг пустоте. Оказаться рядом с ним стеснялись все в школе. А Нина стеснялась его больше всех остальных. Так как Юрка при любой удобной возможности стал пытаться донести ее портфель до дома, проводить до класса, пригласить покататься на коньках. В общем, проявлял любые признаки симпатии.

Однажды, сидя в кино с подружками, когда на большом экране возникла сцена романтического поцелуя, Нина с огромной досадой поймала себя на мыслях о Юрке.

«Как же это вот так актеры целуются на весь экран? – задумалась она. – А вдруг мне напарник попадется такой, как Юрка Фадеев? Неужели и с таким придется целоваться?»

До конца фильма Нина просидела в глубокой задумчивости, а из кинозала вышла уже с четким решением, что о театральном училище ей придется забыть.

Сначала она хотела поступать в политехнический институт. И стала бы Нина Ивановна инженером, если бы не молодые лейтенанты. В то время как раз начались большие сокращения из армии, ребята приходили поступать в институты, и только по одним их глазам было заметно такое стремление к учебе, что не успевали они открыть рот для ответа на экзаменационные вопросы, как получали сплошные пятерки.

Нину Иванову с ее четверками по конкурсу не пропустили.

– Значит, пойду работать на завод, разнорабочей! – сообщила девушка маме, вернувшись с экзаменов домой.

Ее мама, еще молодая, но прошедшая войну женщина с жизненным опытом, до последнего старалась уберечь дочь от взрослой жизни. Грустно взглянув на Нину, она покачала головой и стала переубеждать ее:

– Какой еще завод? Какая из тебя разнорабочая? Там тележки возить, тяжести таскать!

– Значит, продавцом пойду! – недолго думая, выпалила Нина.

– Ну, а продавец из тебя какой? Тебя же обманут! Завтра же облапошат! – продолжала отговаривать мама.

Неизвестно, кем бы еще могла стать Нина, если бы вечером того же дня ее мама не включила радио, где прозвучало объявление: «Лица, сдавшие экзамены на „хорошо“, но не прошедшие по конкурсу, приглашаются в педучилище и в медучилище».

Что ж, в театральном – Юрка, в политехническом – солдаты, работать – рано, в медицинском – кровь. Дочка переглянулась с заботливой матерью, и по взгляду они сразу друг друга поняли.

Сама судьба велела идти в педагогическое училище.

Самым интересным, но и самым трудным занятием в педучилище была практика. Молодые девушки, стоя у школьной доски, перед классом в сорок мальчишек и девчонок пытаются вести урок, строго соблюдая план, за которым следят пара-тройка взрослых, опытных методистов и несколько одногруппниц, гурьбой собравшихся на последних партах. При таком внимании и контроле почти все студентки вели уроки на трясущихся ногах, дрожащими голосами, с трудом водя указкой по доске. Но только не молодая и бойкая Нина, которая поборола страх перед людьми еще в театральном кружке.

Однажды, активно жестикулируя, она выразительно и громко пол-урока объясняла правило перемены мест слагаемых. И тут с досадой заметила одного мальчишку. Он сидел в середине класса, уставившись отсутствующим взглядом на доску. Нина спросила, понял ли он что-нибудь. Мальчик молчал. Он ничего не понял. Нина стала объяснять всё снова. Класс заскучал. Мальчик упорно не желал ничего усваивать. Тогда Нина подошла к нему, склонилась над партой и, водя ручкой в тетрадке, стала «разжевывать» элементарное, но такое важное правило математики. Мальчик молчал. Класс начал шуметь. А вскоре дети закричали «Ур-а-а-а!», услышав звонок с урока.

Нина за первую практику получила тройку. По словам методистов, с отстающими надо было заниматься после уроков. От обиды на саму же себя, усвоив урок и проработав ошибки, девушка настолько ответственно стала подходить к практике, что все последующие уроки проводила только на отлично.

Нина была настолько старательна по части практики, что педучилище ей пришлось окончить раньше всех на курсе. И снова благодаря тому же радио. Она услышала объявление, что в области, в сельской местности, не хватает учителей начальных классов, и поэтому старшекурсницы, которые отлично справляются с практикой, имеют возможность до окончания учебы устроиться работать в сельскую школу.

Ее мама в тот момент старалась не обращать внимания на то, что говорит диктор, и делала вид, что занята, перекладывая на кухне и без того чистую посуду. Она напевала что-то себе под нос, а сама краем глаза всё же заметила изменившееся лицо Нины и выражение ее загоревшихся глаз.

– Мама, я поеду работать в село, учителем! – решительно заявила девушка, дослушав новость.

– Так и знала! – сказала мать, поняв, что дальше делать безразличный вид уже не выйдет.

И всё равно через некоторое время снова принялась за уговоры:

– Ну, куда ты опять собралась? Такая молодая! Тебе ведь всего восемнадцать лет!

Но в этот раз ее доводы не сработали.

– Мам, ты сама-то во сколько начала работать в том поезде?! – возмутилась находчивая Нина.

– Да и правда… – опомнилась мать. – И работать начала в восемнадцать, и замуж уже вышла.

– Ну вот! А я и не на военный поезд какой-то собралась, как ты, а всего лишь в школу пойду.

Мать посмотрела на нее уже более спокойно. Дочь совсем взрослая.

– Ладно, дочка, раз есть желание, поезжай, – смирилась она.

И с легкой душой помогла ей собраться в дорогу.

***

Это были русско-татарские выселки. Большущее село, разделенное трассой. С одной стороны жили русские, с другой – татары. С русской стороны – клуб и школа. С татарской стороны – то же самое.

И вот заходит Нина впервые в учительскую в назначенной школе, озирается по сторонам – в помещении настоящая суматоха, на нее и внимания никто не обращает. А еще через пару минут до Нины стали доходить разговоры на татарском языке.

Видимо, перепутали, подумала девушка, назначили в татарскую школу вместо русской. Она тут же направилась к директору. Там секретарь – полная женщина средних лет, перекладывая бумаги из одной стопки в другую, посмотрела на молодую Нину поверх очков и медленно произнесла:

– А его нет. Будет дня через два, – и продолжила перекладывать листы.

Раздосадованная Нина вернулась в учительскую, где не унимался со всех сторон говор. Женщины, видимо, что-то обсуждали:

– Синдә бүген ничә дәрес? – спрашивала одна.

– Их, биш. Әйе, тагын өстәмә дәресләр, дәресләрдән соң, – отвечала с другого конца кабинета вторая.

Нина скромно села на стул. Через некоторое время к ней обратилась женщина:

– Ә син безгә кайдан килде?

– Извините, но я русская, я вас не понимаю, – скромно и тихонько ответила Нина. – Не могли бы вы по-русски?

– А, так ты наша новая практикантка! Извини, да, конечно. Девчонки, говорим по-русски!

Через несколько минут обстановка разрядилась, Нина со всеми познакомилась. И только она начала рассказывать о себе, как дверь открылась и в кабинет вошла нарядно одетая женщина с торжественной улыбкой на лице. Дверь за ней захлопнулась. Еще несколько секунд стояла тишина. И тут она на весь кабинет произносит:

– Ул ясаган миңа тәкъдим!

Про Нину тут же все забыли, как, впрочем, и про русский язык. Помещение снова наполнилось татарским говором.