Глава первая

Я удачливая. Просто везёт мне из разных мест интересных живой возвращаться, ну а цена за такое никому не ведома. Путь мой жизненный прост, как мухомор под осиной: детдом, кадетка, училище… И быть бы мне десантницей, да заметили меня добрые люди с большими звёздами из очень хитрой организации.

Мне всегда везло, хотя тайна моего рождения так и осталась покрыта мраком. Свидетельство о рождении на имя Светланы Вяземской с двумя прочерками. При этом и фамилия, и отчество в свидетельстве так и стоят, и откуда что взялось – совершенно непонятно. Нехарактерно это для детдомов. При этом, кроме свидетельства, на котором гордо стоит штамп «дубликат», других документов просто нет. Даже записи о рождении сделаны явно задним числом. То есть получается, появилась Светлана Игоревна у нас из воздуха.

Зато работа у меня полна приключений, опасностей и не пойми ещё чего. Отучилась я в «Консерватории» на агентурно-оперативном, после чего служу, значит, в военной разведке. Учитывая, что управление у меня первое, командировки бывают, они не редки и довольно интересны. Ну и с личной жизнью, конечно, не складывается. Какая уж тут личная жизнь? Правда, есть один мальчик… Но тут сложно, ибо по званию я его сильно выше, а кому ж такое понравится?

Не судьба, видать… Оттого и ядовитая я, мне ребята даже прозвище дали – Гюрза. Позывной-то у меня «Вязь», от фамилии образованный, а вот прозвище – оно как раз глубинную суть и отражает. И укусить могу, и в сортир спустить речами, значит… Хм… А что у нас нынче в календаре?

А в календаре у нас учения. То есть много пальбы, показухи, «бег слоников» и тому подобные развлечения для тараканов командования. Любят они, значит, развлечения, ну и показать, что армия у нас грозная и если будет надо, то мы всех и за всё. А пока, получается, ещё не надо, хотя, судя по моим заданиям, скоро вполне возможно… Но это «скоро» с шестидесятых тлеет и пока не рвануло. Ребята, группа моя любимая, особенно один из них, точно на учениях будут, хотя им как бы и не надо. Может, с ними напроситься?

– Вяземская! – вырывает меня из раздумий голос начальника.

Семён Петрович терпеливо ждёт, пока я выплыву из раздумий, но это у меня происходит довольно быстро. Я вскакиваю, принимаясь поедать начальство преданным взглядом в точном соответствии с наставлением Петра Великого. Товарищ полковник удовлетворённо кивает.

– Учения у нас, в курсе? – интересуется он, а внутри меня всё замирает, но имидж есть имидж.

– У нас или у них? – уточняю я, зная, что меня отлично поймут.

– У всех, – вздыхает товарищ полковник. – Нехорошее что-то в воздухе носится, так что у всех.

– Я-ясно, – тяну, понимая – что-то я в окружающей действительности упустила. – И?

– Пойдёшь в качестве «мышки» с разведкой десантуры, – не очень уверенно произносит командир, будто сомневаясь в своём решении, а у меня внутри всё просто замирает от предвкушения. – Будешь показывать, что с вероятным противником надо делать.

– То есть выход учебный? – уточняю я.

– Учебно-боевой, – вот это звучит уже совсем плохо, ибо учебно-боевых у «летучих мышей» не бывает. У нас или учебка, или уже летим. – На склад зайди.

Находясь в состоянии некоего удивления, топаю на склад. Во-первых, тащ полковник не зря уточнил, в каком качестве я топаю, ибо именно полевой выход не совсем по моей специальности, а во-вторых, всё непонятно. Может, хотят показать работу зубров кому-то очень высокому, типа нашего всенародно избранного? Но это бессмысленно, он сам из разведки и кухню нашу отлично знает. Тогда каков мотив?

Вот и склад, кстати. Прапорщик, только увидев меня, делает такое движение, как будто убежать хочет. Ну его понять можно, потому что репутация у меня. И согласно ей я сейчас буду из него вытрясать душу. Прапорщик это знает, как и то, что никуда не денется, но игра – штука важная. Скучно же ему на складе, поэтому сейчас ныть будет и прикидываться бедным-пребедным.

– Арисаки не возьму, – с ходу ломаю я ему игру. – Давай, Палыч, без обычного, что-то странное деется.

– Мне сказали, учебный же выход? – сильно удивляется растерявший всю скорбь еврейского народа «почти офицер».

– Учебно-боевой, – поправляю я его, вздыхая. – Причём мутный какой-то, поэтому мечи на стол всё, что есть.

– Карту покажешь? – интересуется он, вмиг став серьёзным.

Доверяет мне товарищ прапорщик, да и многие мнению Гюрзы доверяют, потому как умудряюсь я живой изо всяких грустных переделок выкручиваться. А чуйка моя сейчас просто кричит: надо всего и побольше взять. Учитывая, что нас предполагается использовать на своей земле, это очень подозрительно. Но сопротивляться не буду, а карта у меня, разумеется, есть.

– Смотри сам, – показываю ему район учений. – Чуйка у меня орёт буквально.

– Чуйка Гюрзы – это серьёзно, – кивает он, вглядываясь в карту.

– Я уже как только не вертела, – признаюсь я, вздыхая. – Нет мотива для беспокойства!

– Смотри… – показывает он мне участок размером с квадратный километр. – Вот тут во время той ещё войны всякая чертовщина творилась, после того как немцы детишек танками подавили. Так что может и с этим быть связано.

Чертовщина – это очень нехорошо, потому как под этим делом скрываться может что угодно, вплоть до старых мин. А вот случаи, когда фашисты людей уничтожали именно таким способом, известны, к сожалению, так что это не новость. Вот будет смешно, если нас куда-нибудь, как это в фантастике бывает, «телепортирует». Представляю: стоим мы, значит, посередь Европы, аккурат на перекрёстке, и указатель на Берлин разглядываем. А вокруг бюргеры, кучи испуга оставляющие…

М-да, что-то я отвлеклась. Прапорщик тем временем выкладывает снаряжение, а я в темпе переодеваюсь. Стесняться тут некого – баба я видная, можно сказать, красивая, да толку-то… Ладно, нужно собой заниматься.

– Гранату учебную дай-ка, – прошу сотрудника склада.

Тут даже пояснения не нужны, ему хорошо понятно, для чего. И врага напугать, и своих поприветствовать – всё дело хорошее. Поэтому он выкладывает их совсем без слов, а я одеваюсь с учётом времени весеннего, почти летнего. Вот кажется мне, не всё так просто будет, а с чего вдруг ощущения такие – непонятно.

– Витька! – кричу я, сквозь дверь увидев водителя. – До «вертушки» добросишь?

– Вопросов нет, – кивает он, меняя направление движения.

***

Вот они, мои хорошие. Я подкрадываюсь к группе, рассевшейся в казарме с открытой дверью. Сейчас поприветствую, где тут у меня граната-то была? А сердечко замирает при виде лейтенанта Иванова. Он врач группы, то есть идут они всей толпой, что ещё страньше. Ну а пока подкрадываюсь, разговоры слушаю, благо, ребята не таятся. Знаем мы друг друга давно, много где побывали все вместе, отчего и радостно мне.

– Нас девица из племени летучих мышей премудростям учить будет, – улыбается командир группы по прозвищу Змей. Статный мускулистый красавец с голубыми глазами – девичья погибель.

– Незнакомая девица? – интересуется в ответ полностью соответствующий своему позывному снайпер – Лис. Рыжий он, потому и зовут так.

– Держи карман шире, – отвечает ему Змей предвкушающе и, я отсюда вижу, улыбаясь. – Вы её хорошо знаете.

– Только не говори мне, что это Гюрза, – просит его Серёжа, традиционно – Док. Есть такая привычка у десанта, если врач, то Док, ну или Клистир, как повезёт.

Вот нет в нём ничего особенного, а при взгляде на него так и тянет обнять, прижаться и от всего мира спрятаться. Устала я быть сильной, наверное. Просто устала, и сил никаких нет уже. Но нам вместе быть не светит – не подойдёт он к старшей по званию, гордый он у меня…

– Ладно, не скажу, – соглашается с ним командир, и повисает тишина.

Значит, мой выход. Аккуратно катнув гранату, моментально привлёкшую внимание, я походкой от бедра вхожу в офицерскую летнюю казарму десантуры. Здесь разделений на комнаты нет, потому как разведка сплошь кадровая и стесняться им некого. А жёны, матери и дочери на базе кукуют, пока учения не закончатся.

– Чего такие грустные? – интересуюсь я у едва переведших дух офицеров. – Али мне не рады?

– Мы вам всегда рады, Гюрза Игоревна, – ляпает Лис, но сразу же исправляется: – Извините, Светлана Игоревна, задумался.

– Не извиняйся, – отвечаю я ему, ибо репутацию поддерживать надо. – Этим редким фактом надо гордиться. Можем даже праздник устроить.

– Праздник будет потом, – заявляет Змей, рассматривая карту, которая ему так же, как и мне, не сильно нравится. – Какими премудростями делиться будете?

– О наиболее вероятном противнике, конечно, – коварно улыбаюсь ему.

– То есть методы лущения матраца, однако… – бормочет лейтенант Иванов, кинув на меня такой взгляд, что на мгновение горячо становится, но я быстро беру себя в руки.

– Где-то так, – киваю я. – Где-то так. Слушай, Змей, тебе ничего странным не показалось?

– Ещё как… – вздыхает он. – Странный выход, да и лес что-то смутно напоминает…

– Тут железка была, – показываю я пальцем. – В сорок первом её разбомбили, ну а потом решили не восстанавливать. Но суть в другом. Во-первых, от линии фронта она находилась далеко, а во-вторых, прорыв немцев был аж досюда, при этом они массово угрохали детей и исчезли.

– Это как так? – удивляется он.

– Ни до, ни после эту часть нигде не обнаружили, – объясняю я. – Ни откуда взялись, ни куда потом делись.

– Весело… – кивает Змей, со мной в оценке ситуации согласный. – И теперь?

– А теперь у нас учения, – напоминаю я ему. – Значит, слушайте меня здесь, голуби. Мы выходим отсюда и топаем аж почти до штаба синих.

– Расположения которого мы, по идее, не знаем, – дополняет меня развеселившийся Лис. – Но с нами летучая мышь!

Тут он прав: расположения штаба противника мы, по условиям учений, не знаем, но я подглядела в вертолёте у посредников. У них-то карта совсем другая, вот я и рассмотрела, что смогла, ибо, как говорил один хороший человек, всё нам на пользу, чего от нас не ждут.

– Ша, десант, – прекращаю я веселье, придвигаясь поближе к карте. – Он где-то тут, – пятерня ложится на карту.

– Десять квадратных километров? – приглядывается Док. – Фигня вопрос.

Это он шутит. Они все сейчас шутят, да и я тоже, потому что пока можно. Вот на выходе, каким бы учебным он ни был, уже больше нельзя, а пока можно.

– Мне нравится твой оптимизм, – сообщает Лис. – Когда выход?

– Выход у нас, лейтенант, поутру, – задумчиво отвечает Змей. – По утренней росе, я бы сказал.

– То есть в пять, – кивает ему Серёжа. Жаль, что не мой. – Кто как, а я спать.

Это он правильно говорит, спать нам всем очень даже пора, и даже жаль, что в одиночку, но тут ничего не поделаешь. Поэтому ребята расползаются, а я остаюсь со Змеем – перетирать мысли, которые у нас очень разные. Того, что сейчас происходит, просто не бывает, если только мы войну какую не прозевали, но вроде бы не должны были.

– Вязь, – зовёт меня Змей, привлекая внимание, – вы с Доком когда перестанете польку-бабочку танцевать?

– Эх… – вздыхаю я, а за мной и он.

Всё он понимает, всё. И я понимаю. Хотя хочется, конечно, но из армии я уйти не смогу, я ж ничего больше и делать не умею. Может, и не понадобится, но кто знает. Кто знает, вдруг после этого выхода решусь объясниться, а может, и нет. Сейчас-то в любом случае надо укладываться спать, ибо спокойное время явно заканчивается. Завтра у нас с утра вертолёт и странное по сути своей задание, предполагающее пересечение той самой зоны.