Вторая книга серии "Гимназисты"

Глава первая

Светлана Фишер

Я открываю глаза и сразу чувствую нарастающую панику. Мы с Витькой только что легли спать в своем доме, дети отправились в свои первые путешествия. После стольких лет я уже и забыла эти серые стены. И вдруг… Я открываю глаза, и передо мной серые стены противоатомного бункера из нашего детства. Мы были совсем детьми – каких-то девятнадцать лет!

Почувствовав напряжение мочевого пузыря, попыталась встать, но голова внезапно резко закружилась, заставляя меня прекратить эти упражнения. Тогда я проделала тест координации, поняв, что самостоятельно до туалета не дойду. Новость расстроила, но еще больше расстраивал мочевой пузырь, намекая на то, что если не сейчас, то будет поздно.

– Витя! – негромко зову я, думая о том, что сойти с ума сейчас было очень некстати.

А я точно сошла с ума, иначе откуда галлюцинации?

Появляется заспанный Витька. Звезды! Какой он молодой, совсем ребенок! Но выбора особого у меня нет, поэтому просто прошу парня, думая о том, что с проблемами разберемся позже. Когда в туалет схожу.

– Вить, до унитаза отнеси, пожалуйста, – прошу я его, на что возлюбленный только кивает, привычно бережно беря меня на руки, чтобы отнести в санитарный блок убежища.

Обнаружив на себе узкие джинсы, очень нехорошо отзываюсь о молодой неумной девочке, боящейся всего на свете и потому создающей себе проблемы. С джинсами я справляюсь, с давно уже непривычным бельем тоже; решаю свои текущие проблемы и понимаю, что падать на бетонный пол – очень плохая мысль. Мне точно не понравится.

– Витя, я все! – сообщаю мужу о своей готовности, только сейчас сообразив, что не чувствую его. В душе как будто чего-то не хватает.

Мысль о том, что с Витькой что-то случилось, пронзает меня, будто молния; я резко вскакиваю и падаю, встречаясь с полом. Сознание гаснет вместе с последней характеристикой своего ума и интеллекта.

Открыв глаза, обнаруживаю себя в кровати. Где я еще могу себя обнаружить? Рядом со мной стоит Витька, перевязывая, но я по-прежнему его не чувствую и потому хватаю рукой за рубашку, подтаскивая к себе. Парень явно удивлен, и теперь я понимаю почему. Если я в бункере, ходить не могу, значит, совсем недавно я бодала головой выходной люк. Я и не могу чувствовать Витьку – слияния еще не было! А своим поведением я его еще и напугаю, но, хоть убей, не помню, как себя вела в то время.

– Витя, я тебя люблю… – тихо говорю я, пытаясь вспомнить, что тогда было.

– Я тебя тоже люблю, котеночек, – отвечает мне муж, еще им не ставший. – Сильно ты головой-то стукнулась, душа моя… – продолжает он по-русски.

С трудом удерживаюсь от того, чтобы ответить. Я не знаю, какой это Витька – тот же или же он тоже проснулся здесь, как и я. Если сочтет сошедшей с ума, неизвестно же, как поступит. Запрёт где-нибудь и будет кормить из жалости, а я так не хочу! Сейчас он формально глава бункера, значит, все системы подчинены ему…

– Штаны с меня стяни, пожалуйста, – прошу я его, не зная, что делать дальше.

Зато знает парень. Легко стянув с меня джинсы, он улыбается и так знакомо гладит, что я опять чувствую подкатывающую истерику. Я не хочу все проходить заново! Не хочу! Но меня точно никто не спросит. Поэтому я просто буду делать все, что он скажет, пока не смогу понять, что вообще происходит и почему я не в своем доме, а в бункере. Неужели мне все приснилось? Но медицина же в голове осталась!

– Я пойду приготовлю поесть, – сообщает мне совсем юный Витька. – Потом будем с твоей головой разбираться.

– Главное – не отрезать, – хихикаю я, не сдержавшись, за что получаю нечитаемый взгляд.

Удивленный Витька уходит, а я сначала проверяю то, что могу проверить, понимая, что дело не в сотрясении, которого, кстати, нет. Точнее, оно есть, но вот прямо такое нарушение координации силе удара не соответствует. Я там должна была полчерепа оставить, а у меня скорее царапина. По крайней мере на ощупь. Ну полом я себе, конечно, добавила ощущений… И в этот момент меня наконец накрывает.

Я горько рыдаю: от пустоты в душе там, где обычно был Витька, от осознания, что мне все приснилось, от общего нашего положения. Была война или все произошло как во сне? То есть мы крысы в лабиринте или нет? Как это узнать? Не насторожу ли я Витьку? Но я же люблю его! А он?

За рыданиями не замечаю вернувшегося парня. Витька бросился ко мне, оставив тележку с едой сиротливо стоять у входа в отсек. Парень обнял меня, утешая так, как только Витька умеет, а я все не могу прекратить плакать. Произошедшее внутренне воспринимается как катастрофа всей жизни, поэтому я сотрясаюсь в рыданиях. Странно, но парень не растерялся, а взял меня на руки и покачивает, что-то напевая. Прислушавшись, я почти вою – такой знакомой оказалась эта колыбельная.

– Ну что ты, маленькая, – по-русски уговаривает меня Витька. – Не надо плакать, мы все решим, все будет хорошо. Сейчас покушаем и все-все решим.

Я не могу ему ничего сказать – меня трясет так, как будто на вибромашине сижу, но муж… парень и сам все понимает, гладит меня, уговаривает, понимая абсолютно все. Наконец ему удается меня успокоить. Ну, почти. Достаточно успокоить, чтобы покормить, по крайней мере.

– Что это? – старательно удивляюсь я, глядя на тарелку, полную гурьевской каши, которую так любят… любили наши дети.

– Каша из моего детства, – отвечает мне Витька.

– А из чего она? – продолжаю старательно удивляться, хотя состав знаю, конечно.

– Манка, молоко, какао, – спокойно перечисляет парень, которого очень хочется обнять.

Это мой Витька. Помнит он наш «сон» или нет – это не так важно, потому что это мой родной, самый любимый на свете Витька. Мой навсегда единственный человек. Я просто чувствую это всей собой, поэтому послушно открываю рот, даже ничего не спросив, ведь это Витька! Крысы мы под стеклом или нет – это неважно, важны только он и «мы». Пусть слияния у нас не было, но мы все равно едины, и так будет всегда.

Витька осторожно кормит меня, потому что руки сильно дрожат и ложкой я в себя, скорее всего, не попаду; но он кормит не только поэтому, а еще потому, что ему приятно это делать. Интересно: что произойдет в момент нашего слияния? Мне это очень-очень интересно, но я согласна потерпеть, ведь это же Витька!

Виктор Кох

Проснулся я как от взрыва, моментально поняв, где нахожусь. Память у меня хорошая, а противоатомный бункер нашего детства я узнаю сразу же. Что это значит? Ведь мы с любимой ложились спать в нашем доме; почему я просыпаюсь на этой проклятой планете? Что я здесь вообще забыл?

– Витя! – этот голос я узнаю из миллиона. Моя любимая зовет, и я, конечно же, бросаюсь к ней.

Звезды! Какая она юная, совсем ребенок! Но ведет себя… привычно, а ведь такого тогда не было. Мое сокровище меня боялась, она тогда всех боялась, маленькая моя. А сейчас – сколько любви в ее глазах! Значит, она – тоже? Ее-то за что?

Похоже, действительно это моя Светка; как только держится… Спокойно попросила отнести на унитаз, спокойно сообщила, что все. Вопрос в том, чего ее после этого прыгать-то потянуло. И напрямую не спросишь, если бункер слушают. Как бы это проверить? Может, химия какая в организме плещется. За столько лет мы уже и позабыли, что это.

Тут меня дернуло осознание: я чувствую ее иначе. Нет единения, что очень грустно, но логично. Для единения любви мало – нужно слияние душ, а медальон… Пока иду готовить завтрак, разглядываю медальон отца. Обычный железный медальон, визуально немного отличающийся от того, что я помню. Надо будет помедитировать, вспомнить, как он выглядел. Разъема считывателя не вижу совсем; это может значить… Пока ничего не может, надо проверять.

Привычно держу себя в руках, давя юношескую истерику. Тело-то у меня молодое, гормоны пляшут, до истерики полшага, но я-то уже совсем другой. И мозги уже работают, и воля совсем другая. Кстати, именно этот факт отрицает то, что нам наша жизнь приснилась. Теорию параллельных миров нам давали на Высшем Цикле, поэтому я ее хорошо помню. Окружающая действительность может быть совсем не нашим прошлым либо же мы прожили один из ее вариантов. Но это подтвердится, если ядерная война была, – тогда вполне могло сдвинуть сквозь грань миров. Но вопрос, почему мы тогда вернулись.

Тут впору думать о высших силах, следы которых Адив, конечно же, встречали, но лично, так сказать, знакомы не были.

Руки готовят кашу для Светки, а я глубоко погружен в свои мысли. Если это наше прошлое, то на пике Слияния у нас будут «Гэлирия» и долгий путь домой. Если прошлое не наше, то уверенности не может быть ни в чем. Но у нас есть наши сны, в которых все можно обсудить. Поэтому план такой: сначала кормлю мою любимую, потом разбираемся, что у нее с головой, затем пытаемся понять, наш это мир или нет.

Все-таки опыт и знания никуда не делись, а это опять же отрицает сон. Не было у нас таких знаний в девятнадцать. У нас тогда вообще никаких знаний не было, только самомнение; как только выжили… Тяжело вздыхаю. Проверяю знания, копаясь в памяти. Полевую медицину мы, кстати, тоже изучали, как и ассенизацию. Так называется работа врачей в условиях катастроф: в Галактике бывает разное. Ну и дар никуда не делся, только надо его активнее развить, благо умею.

С приготовленной едой возвращаюсь к моему котенку, еще в коридоре услышав отчаянные рыдания. У меня едва не останавливается сердце от той боли, что звучит в плаче любимой. Бросаюсь к ней, чтобы успокоить, беру на руки и понимаю: мою Свету накрыло осознанием, отчего она и плачет. Пою ей колыбельную, когда-то написанную специально для нее и доченьки, что тогда была еще в любимой. От этой песни рыдания становятся еще горше. Звезды! За что любимую заставляют переживать все это еще раз?

Да, теперь я уверен, что мы вернулись оба. Если подумать, это логично – ведь мы едины, пусть даже еще не было Слияния. Но наши души навсегда едины, что бы ни случилось, маленькая моя…

– Ну что ты, маленькая, – уговариваю я мой Свет, мою жизнь. – Не надо плакать, мы все решим, все будет хорошо. Сейчас покушаем и все-все решим.

А вот играет она ненатурально. Заметно, что Светка узнала кашу. Эта ее улыбка, от которой хочется только обнимать девушку, по прихоти кого-то окунувшуюся в ад своей юности. Но нужно играть, потому что ситуации я еще не знаю. И я играю с ней, кормя, уговаривая покушать, хотя Светке уговоры не нужны.

Как я мог сразу этого не заметить, ведь в ее глазах столько любви! Как, наверное, и в моих. Котеночек мой…

– Умница какая, так хорошо покушала, – как можно более ласково говорю я ей.

– Ты волшебный, – отвечает Светка, еще раз убеждая в моей правоте.

– У нас все будет хорошо. – Глажу ее, отмечая некоторые признаки отравления специфическими веществами. И тут вспоминаю о накопителе. – Сейчас я тебе экран включу, а сам немного позанимаюсь делами, хорошо?

– Хорошо, – кивает моя любовь, все отлично понимая.

Выкатываю ее кровать, затем в задумчивости смотрю на наши сумки и рюкзаки, выстроившиеся вдоль стены. Вот не помню, когда успел их привезти из тамбура. Впрочем, это сейчас не важно, а важно совсем другое – экран, начальное обследование, медикаменты, окружающая среда. Нужно выяснить, в каком мы мире, что вокруг нас происходит, и заблокировать доступ в бункер.

Подключив накопитель, выбираю те фильмы, которые ей сейчас очень нужны просто психологически, после чего быстро, но внимательно обследую мою любимую. Никак, кстати, на это не реагирующую. По крайней мере не так, как реагировала бы та Светка. А эта в ответ на мои действия только кивает.