Посвящается Фредди

(06.09.1925–05.09.2018)

Мы девочки, но девочки с характером.

Парафраз цитаты из рассказа «Титанчики» нидерландского писателя Нескио (1882–1961 гг.): «Мы были мальчиками, но добрыми мальчиками».

Мы дочери разбойниц, в нас – их отвага.

Йови Шмитц, нидерландская писательница, автор книг для детей и взрослых

Настоящая опасность, особенно в нестабильные времена, – это простые люди, которые вместе и составляют государство. Настоящая опасность – это я, это вы. Без нас диктаторы – всего лишь пустозвоны, напичканные ненавистью и беспомощными мечтаниями о насилии.

Ги Кассирс, режиссер спектакля по роману «Благоволительницы» Джонатана Литтелла

Het meisje met de vlechtjes © 2018 by Wilma Geldof

Originally published by Uitgeverij Luitingh-Sijthoff B.V., Amsterdam

© Ирина Лейченко, перевод, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательский дом «Самокат», 2023

Пролог

Октябрь 1933 года

Мама усадила меня на стол и принялась заплетать мне волосы.

– Ну как, все запомнила? – спросила она.

Я кивнула, но машинально – мама отпустила косы и обхватила мое лицо руками. Повернула его так, чтобы я смотрела прямо на нее.

– Да-а, – протянула я и пошевелила пальцами ног. Точнее, попыталась: старые боты сестры были слишком тесны. Подошвы прохудились, каблук еле держался. Ходить в них удавалось, только поджав пальцы.

– И что же ты будешь делать? – спросила мама.

– Да ничего особенного. Сидеть, пока не получу то, за чем пришла.

– И почему?

– Потому что у меня есть на это право, – ответила я.

Мама рассмеялась и чмокнула меня в лоб.

– Вот и правильно, милая!

На большой перемене я постучала в дверь директорского кабинета. Ответа не последовало. «Никого нет, – с облегчением подумала я. – Теперь можно домой». Я не виновата, мама, директор как раз вышел. Мама пристально заглянет мне в глаза, в ее взгляде мелькнет разочарование. «Придется мне самой идти», – скажет она.

Живот скрутило, но я постучала снова, громче. Опять тишина. Может, директор и правда вышел. Я взглянула на портрет королевы Вильгельмины над дверью, но и королева не знала, что делать. Подождав, пока дыхание немного выровняется, я взялась за ручку, бесшумно нажала и открыла дверь.

А вот и он, сидит за большим письменным столом. Не поднимая головы, директор коротко взглянул на меня и продолжил писать. Белая рубашка, черный галстук, фрак. Все в нем было толстое и короткое: толстая короткая шея, толстые короткие пальцы. В стеклянной пепельнице на столе тлела толстая сигара.

– Моя мама просит карточку на новую одежду, – дрожащим голосом произнесла я.

Директор затянулся сигарой, положил ее обратно в пепельницу и выдохнул дым в мою сторону, ничего не ответив.

– Моя мама просит карточку на новую одежду, – закашлявшись, повторила я. – Карточку материальной помощи.

Продолжая писать, директор медленно и устало покачал головой.

Я хорошенько вдохнула, переступила через порог и с колотящимся сердцем уселась на стоящий у стола стул.

Теперь-то директор посмотрел на меня по-настоящему.

Я сложила руки на груди, зацепилась ногами за ножки стула.

– Мама велела сидеть тут до тех пор, пока не получу карточку.

– Тогда сиди, – невозмутимо ответил он и, обмакнув перьевую ручку в чернильницу, снова стал писать. Его губы чуть дрогнули в улыбке.

За его спиной, в рамке большого окна, по школьному двору бежали двое – соседский Петер и другой мальчик, незнакомый. Вокруг старого дуба с оголенными осенью ветвями на одной ножке прыгала моя сестра. Внезапно она подняла с земли скакалку и подбежала к директорскому окну. Теперь с каждым прыжком за стеклом мелькало ее обеспокоенное лицо. Я покачала головой. Не получается, Трюс. Не уходи! Иначе я тоже уйду. Трюс отбежала обратно к дереву и прислонилась к стволу. Она подождет, в этом я не сомневалась. Но теперь я едва видела ее: в своем коричневом платье сестра почти слилась с дубом. На дворе больше никого не было. Вид из окна превратился в мертвый пейзаж.

В кабинете слышалось лишь тихое поскрипывание пера по бумаге. От сигары в пепельнице поднимался прямой столбик дыма. Я принялась рассматривать стены. Совершенно голые, даже часов нет. Мы с директором сидели как будто в мыльном пузыре. Даже дышать страшно. Я досчитала до ста. И проколола пузырь.

– Учитель, можно мне бутерброд? – услышала я свой голос. – Сейчас обед, а домой я уже не успею.

Директор засопел, нагнулся и вынул откуда-то коричневый бумажный пакет. Молча протянул мне ломтик ржаного хлеба. Я так же молча стала его жевать. И ждать дальше. А директор обмакнул ручку в чернила и вернулся к письму.

Он все писал и писал. Больше ничего не происходило. Только кончик сигары, когда директор затягивался ей, время от времени вспыхивал оранжевым.

Я посчитала от ста до нуля. Потом встала.

– Моя мама просит карточку на новую одежду, – громко сказала я. Получилось неожиданно визгливо. Чего доброго, еще раскричусь. Я сжала губы.

– Твоя мама? – переспросил директор. Он затушил сигару в пепельнице и язвительно хмыкнул.

Маму он знал. Ее все знали. На прошлой неделе я принесла ей письмо из школы. На конверте значилось: «Для юфрау^[1] Ван дер Молен».

– Не знаю такой, – отрезала мама, не заглядывая в конверт. – Отнеси обратно.

– Как же в таком случае зовут твою маму? – спросил тогда директор.

– Мефрау Ван дер Молен, – ответила я.

Его глаза удивленно расширились, и он оглушительно расхохотался: жена рабочего – это тебе не мефрау, а уж бывшая жена и подавно.

– Твоя мама… – повторил теперь директор, аккуратно макая перо в чернила. – На прошлой неделе принять карточку материальной помощи она не пожелала. А теперь, выходит, я должен выписать ей новую?

Я пораженно уставилась на узкий рот, из которого вылетели эти слова, потом на короткие толстые пальцы, так осторожно, почти нежно берущие промокашку, чтобы не допустить клякс и разводов. Мой взгляд остановился на чернильнице.

Я рванулась вперед и одним махом сбросила чернильницу со стола. Она отскочила от металлического шкафа и ударилась о стену, по полу потекли черные, как запекшаяся кровь, ручейки. Мы оба воззрились на доказательство моего преступления. Через мгновение директор вскочил и занес руку для удара.

Упредив его, я кинулась к двери.

– Вон! – завопил он. – Вон отсюда! Ты точно такая же, как твоя мать!

– Неправда! – прокричала я в ответ. – Мама никогда ничего не проливает!

– …отстраняю!.. На три ме… – донеслось из кабинета, но меня уже и след простыл. Пылая гневом, я вылетела на улицу.