* * *

Господин! Совсем не правы люди, думающие, что феи и волшебники существовали только во времена Гаруна аль-Рашида, властелина Багдада, или даже утверждающие, что те повествования о деятельности духов и их повелителей, которые слышишь от рассказчиков на городских рынках, неверны. Феи существуют еще и теперь, и не так давно я сам был свидетелем одного происшествия, в котором явно участвовали духи, как я вам расскажу.

Много лет тому назад в одном значительном городе моего милого отечества, Германии, скромно и честно жил сапожник с женой. Днем он сидел на углу улицы и чинил башмаки и туфли. Делал он, может быть, и новые, если это кто-нибудь доверял ему; но в таком случае он должен был сперва покупать кожу, так как был беден и не имел запасов. Его жена продавала овощи и фрукты, которые разводила в маленьком садике за городом, и многие охотно покупали у нее, потому что она была чисто и опрятно одета и умела красиво разложить и выставить свой товар.

У них был красивый мальчик, приятный лицом, хорошо сложенный и для своего восьмилетнего возраста уже довольно большой. Он обыкновенно сидел около матери на овощном рынке, относил также домой часть плодов тем женщинам или поварам, которые много закупали у жены сапожника, и редко возвращался с такой прогулки без красивого цветка, монетки или пирога, потому что господам этих поваров было приятно видеть, когда приводили в дом красивого мальчика, и они всегда щедро одаривали его.

Однажды жена сапожника, по обыкновению, опять сидела на рынке; перед ней было несколько корзин с капустой и другими овощами, разные травы и семена, а также, в корзиночке поменьше, ранние груши, яблоки и абрикосы. Маленький Якоб – так звали мальчика – сидел около матери и звонким голосом выкликал товары: «Посмотрите, господа, сюда, какая прекрасная капуста, как душисты эти травы! Ранние груши, сударыни, ранние яблоки и абрикосы, кто купит? Моя матушка отдаст очень дешево!»

Так кричал мальчик.

В это время на рынок пришла одна старуха. Она имела немного оборванный вид, маленькое острое лицо, совершенно сморщенное от старости, красные глаза и острый кривой нос, касавшийся подбородка.

Шла она опираясь на длинную палку, и все-таки нельзя было сказать, как она шла, потому что она хромала, скользила и шаталась, как будто на ногах у нее были колеса и каждую минуту она могла опрокинуться и упасть своим острым носом на мостовую.

Жена сапожника стала внимательно разглядывать эту женщину. Ведь уже шестнадцать лет, как она ежедневно сидела на рынке, и никогда она не замечала этой странной фигуры. Она невольно испугалась, когда старуха заковыляла к ней и остановилась у ее корзин.

– Вы Ханна, торговка овощами? – спросила старуха неприятным, хриплым голосом, беспрестанно тряся головой.

– Да, это я, – отвечала жена сапожника. – Вам что-нибудь угодно?

– Посмотрим, посмотрим! поглядим травки, поглядим травки! есть ли у тебя то, что мне нужно? – сказала старуха.

Она нагнулась к корзинам, влезла обеими темно-коричневыми отвратительными руками в корзину с травами, схватила своими длинными паукообразными пальцами так красиво и изящно разложенные травки, а потом стала подносить их одну за другой к длинному носу и обнюхивать. У жены сапожника почти защемило сердце, когда она увидала, что старуха так обращается с ее редкими травами, но она ничего не решилась сказать, – ведь покупатель имел право рассматривать товар, и, кроме того, она почувствовала перед этой женщиной непонятный страх.

Пересмотрев всю корзину, старуха пробормотала:

– Дрянь, дрянная зелень, из того, что я хочу, нет ничего. Пятьдесят лет тому назад было гораздо лучше. Дрянь, дрянь!

Такие слова рассердили маленького Якоба.

– Слушай, ты, бесстыжая старуха! – сердито закричал он. – Ты сперва лезешь своими гадкими коричневыми пальцами в прекрасные травы и мнешь их, потом держишь их у своего длинного носа, так что их никто больше не купит, кто видел это, а теперь ты еще бранишь наш товар дрянью; а ведь у нас все покупает даже повар герцога!

Старуха покосилась на смелого мальчика, противно засмеялась и сказала хриплым голосом:

– Сынок, сынок! Так тебе нравится мой нос, мой прекрасный, длинный нос? У тебя будет на лице такой же и до самого подбородка!

Говоря так, она скользнула к другой корзине, в которой была разложена капуста. Она брала в руку великолепнейшие белые кочны, сжимала их так, что они трещали, потом опять в беспорядке бросала их в корзину и говорила при этом:

– Дрянной товар, дрянная капуста!

– Только не раскачивай так гадко головой! – испуганно воскликнул малютка. – Ведь твоя шея тонка, как кочерыжка, она легко может переломиться, и твоя голова упадет в корзину. Кто ж тогда захочет купить?

– Тебе не нравятся тонкие шеи, – со смехом пробормотала старуха. – У тебя совсем не будет шеи! Голова будет торчать в плечах, чтобы не упасть с маленького тельца!

– Не болтайте с маленьким таких ненужных вещей, – сказала наконец жена сапожника, рассерженная долгим перебиранием, рассматриванием и обнюхиванием. – Если хотите купить что-нибудь, то поторопитесь: ведь вы у меня отгоняете всех других покупателей.

– Хорошо, пусть будет по-твоему! – воскликнула старуха с злобным взглядом. – Я куплю у тебя эти шесть кочнов. Но посмотри, я должна опираться на палку и ничего не могу нести. Позволь своему сынку отнести товар ко мне на дом, я дам ему за это хорошую награду.

Малютка не хотел идти с ней и заплакал, боясь безобразной женщины, но мать строго приказала ему идти, считая, конечно, грехом взвалить эту ношу только на старую, слабую женщину. Чуть не плача он сделал, как она приказала, сложил кочны в платок и пошел за старухой по рынку.

Она шла не очень скоро, и понадобилось почти три четверти часа, пока они пришли в самую отдаленную часть города и остановились перед маленьким, ветхим домом. Там она вынула из кармана старый заржавленный крючок, ловко всунула его в маленькую скважину в двери, и вдруг дверь щелкнув сразу отворилась. Но как поразился маленький Якоб, когда вошел! Внутренность дома была великолепно украшена, потолок и стены были из мрамора, мебель – из прекраснейшего черного дерева и выложена золотом и шлифованными камнями, а пол был из стекла и такой гладкий, что малютка несколько раз поскользнулся и упал. Старуха вынула из кармана серебряный свисток и засвистала на нем мелодию, которая звучно раздалась по дому. По лестнице тотчас же сошли несколько морских свинок. Якобу показалось очень странным, что они шли на двух ногах и вместо башмаков имели на лапах ореховые скорлупки. Они были одеты в человеческие одежды, и даже на головах у них были шляпы по новейшей моде.

– Где мои туфли, негодные твари? – закричала старуха и ударила их палкой, так что они с воем подпрыгнули. – Долго ли мне еще так стоять!

Они быстро запрыгали вверх по лестнице и опять явились с парой скорлуп кокосового ореха, подбитых кожей, которые они ловко надели старухе на ноги.

Теперь у старухи прошла вся хромота и шатание в стороны. Она отбросила палку и стала очень быстро скользить по стеклянному полу, увлекая с собой за руку маленького Якоба. Наконец она остановилась в комнате, уставленной разной мебелью и похожей на кухню, хотя столы из красного дерева и покрытые богатыми коврами диваны подходили скорее к парадной комнате.

– Сядь, сынок, – очень ласково сказала старуха, прижимая Якоба в угол дивана и ставя перед ним стол так, что он уже не мог выйти оттуда, – сядь, тебе было очень тяжело нести. Человеческие головы не так легки, не так легки!

– Сударыня, что за странности вы говорите? – воскликнул малютка. – Я, правда, устал, но ведь то были кочны, которые я нес. Вы их купили у моей матушки.

– Э, ты знаешь это неверно, – захохотала старуха, открыла крышку корзины и вынула человеческую голову, схватив ее за волосы.

Малютка был вне себя от ужаса, он не мог понять, как все это произошло, и подумал о своей матери. Если кто узнает что-нибудь об этих человеческих головах, подумал он про себя, то, наверно, мою матушку обвинят за это.

– Теперь надо дать и тебе что-нибудь в награду, за то что ты так послушен, – пробормотала старуха, – потерпи только минуточку, я накрошу тебе супцу, который ты будешь помнить всю жизнь.

Так она сказала и опять засвистела. Сперва явилось много морских свинок в человеческих одеждах; на них были повязаны кухонные фартуки, а за поясом были половники и большие ножи. За ними прискакало множество белок; на них были широкие турецкие шаровары, и они ходили на задних лапах, а на голове имели зеленые бархатные шапочки. Это были, по-видимому, поварята, потому что они очень проворно взбирались на стены, доставали сверху сковороды и блюда, яйца и масло, травы и муку и несли все это на плиту. А у плиты беспрестанно сновала старуха в своих туфлях из кокосовых скорлуп, и малютка видел, что она очень старается сварить ему что-то хорошее. Вот огонь затрещал сильнее, вот на сковороде задымилось и закипело, и в комнате распространился приятный запах. Старуха забегала взад и вперед, а белки и морские свинки – за ней. Проходя мимо плиты, она каждый раз совала свой длинный нос в горшок. Наконец кушанье закипело и зашипело, из горшка поднялся пар и на огонь полилась пена. Тогда она сняла горшок, налила из него в серебряную чашку и поставила ее перед маленьким Якобом.

– Вот, сынок, вот, – сказала она, – поешь только этого супчика – у тебя будет все, что тебе так понравилось у меня. Ты будешь и искусным поваром, чтобы тебе быть хоть чем-нибудь, но травки… нет, травки ты никогда не найдешь. Почему ее не было в корзине у твоей матери?

Малютка не вполне понял, что она сказала, и тем внимательнее занялся супом, который ему очень понравился. Мать приготовляла ему много вкусных кушаний, но такого хорошего у него еще ничего не было. От супа шел аромат тонких трав и корений; при этом суп был в одно и то же время сладок, кисловат и очень крепок. Между тем как Якоб еще доедал последние капли прекрасного кушанья, морские свинки закурили аравийский ладан, который понесся по комнате голубоватыми облаками. Эти облака делались все гуще и гуще и спускались вниз. Запах ладана подействовал на малютку усыпительно: он мог сколько угодно кричать, что ему нужно вернуться к матери, – очнувшись он опять погружался в дремоту и наконец действительно заснул на диване старухи.

Ему снились странные сны. Ему представлялось, что старуха снимает с него одежду и вместо нее обертывает его беличьей шкуркой. Теперь он мог прыгать и лазить, как белка; он жил вместе с остальными белками и морскими свинками, которые были очень учтивыми, воспитанными особами, и вместе с ними служил у старухи. Сперва им пользовались только для чистки обуви, то есть он должен был намазывать маслом кокосовые орехи, которые хозяйка носила вместо туфель, натирать их и делать блестящими. Так как в отцовском доме его часто приучали к подобным занятиям, то это дело шло у него на лад. Спустя приблизительно год, снилось ему дальше, его стали употреблять для более тонкой работы: он вместе с еще несколькими белками должен был ловить пылинки и, когда их было достаточно, просеивать их через тончайшее волосяное сито. Дело в том, что хозяйка считала пылинки самым нежным веществом, и так как, не имея уже ни одного зуба, не могла хорошо разжевывать пищу, то велела готовить ей хлеб из пылинок.

Еще через год его перевели в слуги, собиравшие старухе воду для питья. Не подумайте, что она велела вырыть ей для этого бассейн или поставила на дворе кадку, чтобы собирать в нее дождевую воду, – это делалось гораздо хитрее: белки и Якоб должны были черпать ореховыми скорлупками росу с роз, и это было у старухи водой для питья. Так как она пила очень много, то у водоносов была тяжелая работа. Через год его назначили для внутренней службы в доме. У него была обязанность чистить полы, а так как они были из стекла, на котором видно было всякое дыхание, то это была не пустяшная работа. Слуги должны были чистить их щеткой, привязывать к ногам старое сукно и искусно ездить на нем по комнате. На четвертый год его перевели наконец на кухню. Это была почетная должность, которой можно было достигнуть только после долгого испытания. Якоб прослужил в ней начиная с поваренка до первого пирожника и достиг такой необыкновенной ловкости во всем, что касается кухни, что часто должен был удивляться самому себе. Самым трудным вещам, паштетам из двухсот сортов эссенций, супам из зелени, составленным из всех травок на земле, всему он научился, все умел делать скоро и вкусно.