Цитаты из книги «О западной литературе»

Достоверность плюс тенденциозность (с тем или иным знаком) – такова формула серьезного политического романа. Такова и формула серьезного политического детектива. И не следует пренебрегать первым качеством из суеверного страха попасть под обаяние второго.

писателем. Остается писателем, прожившим жизнь поэта.

разведчик становится перебежчиком, архитектор – беглецом, а писатель, стиснув зубы и заткнув рукой кровоточащую рану в боку (по слову австрийского писателя Хаймито фон Додерера), остается

Вы дали Кэтрин нечто такое, чего не смог ей дать никто другой, – Вы привили ей любовь к чтению». Странноватый, конечно, эпилог для одного из «романов века», но во всей своей двусмысленности, чтобы не сказать непристойности, весьма характерный для Грина – человека, католика и писателя.

. С. Элиот разработал применительно к поэзии теорию «объективного коррелата

Читать Воннегута смешно и горько, и все-таки в первую очередь горько. Но это горечь не яда, а сильного дезинфицирующего средства. Потому что, полагая мир и жизнь человеческую бессмысленными и безумными, Воннегут делает – нас умнее, а поступки наши более осмысленными.

Кто гоняется нынче, например, за «Волгой», в которой напечатаны едва ли не лучшие романы Набокова – «Камера обскура» и «Отчаяние» (и «Лето Господне» Шмелева)? А если и гоняются, то из-за Роя Медведева, Агаты Кристи и Юрия Власова. Так где же сегодня место нашему «мастеру лукавых мистификаций» (А. Долинин) и «космополитическому шаману» (Вик. Ерофеев)?

Он раздвинул границы человеческого познания и самопознания. Хотя и ухитрился сделать это, раздвигая женские ноги.

Перед нами модель мира, в котором все бесконечно и, наряду и одновременно с этим, бесконечно мало – и поэтому все равно самому себе и друг другу. Таков мир Генри Миллера, в котором макрокосм вмещается в щель женского лона, а щель («е…ная п…да», как редактируют в журнале то, что вылилось из-под пера у переводчика) становится бездонной и бескрайней вселенной.

Миллер ищет слова и «далеко не сразу находит лучшее, – утверждают в своем эссе П. Вайль и А. Генис. – Отсюда бесконечные в книге перечни, списки деятелей, примет действительности, прейскурант бытия