Очень качественная монография. Автор ставит цель и не видит препятствий – он показывает, как изменение концепции войны на протяжении XIX века привело к этническим чисткам и межконфессиональному насилию. Балканы при таком взгляде служат лабораторией выработки нового типа конфликта, конфликта народного, демократического, сильно отличающегося от войны, которые вели европейские страны при Ancien Régime. Наглядность повышается тем, что Россия и Турция провели в XIX веке четыре войны на Балканах, и каждая из них демонстрирует постепенное, даже вынужденное сползание в сторону массовых идеологических конфликтов (как способ нанести Порте решительно поражение, например).
Таки пишет не о ходе конфликтов, а о концепциях, которые определяли планы русской стороны. Концепции проще видеть и проще исследовать – историки теперь слишком хорошо понимают, что понять то, как что-то происходило, практически невозможно, а вот увидеть то, как люди это воспринимали – пожалуйста, такие источники в избытке.
Получается, что русская сторона конфликта из военной необходимости структурировала несколько наций в регионе. Удивительно четкое подтверждение теории нации как социально сконструированного сообщества, n'est-ce-pas? По крайней мере так это выглядит: регион-слоеный пирог в XVIII веке, со смешанным мусульманским и христианским населением, чресполосицей, безумным количеством языков (карта которых совсем не совпадает с нынешними государственными границами), турецкими административными центрами и номинальным подчинением Константинополю. Теперь – четко структурированные нации-государства после этнических чисток и обмена населением. По Таки возможным это стало из-за демократизации войны и вовлечения в нее гражданского населения, чего очень не хотела наша сторона, но к чему каждый раз вынуждено прибегала, надеясь ущипнуть турок посильнее.
Собственно, именно об этом «вопреки» Таки и пишет – российская концепция до самого последнего конфликта предполагала ведение войны в стиле Ancien Régime – армии перемещаются по стране, дают одно-два генеральных сражения, государи подписывают договор, а мирные жители сохраняют спокойствие. Идеал, естественно, никогда не существовал на практике, особенно после народной войны с Наполеоном, но российские теоретики, в пику Льву Николаевичу, народную войну осуждали как противоречащую порядку. При этом речь и о спонтанной реакции, и об отрядах, созданных специально засланными офицерами. Реакционный подход Священного союза долго оставался нашей официальной концепцией, несмотря на то, что в Европейской Турции применение нерегулярных формирований напрашивалось (и каждый раз их на практике применяли). Но рост национализма и его курьезного российского варианта – панславизма – привел к вкрадчивым, но настойчивым попыткам совместить нерушимость границ, верность престолу (пусть даже османскому) с революционной практикой вооруженного народа, свержением тирании и национальным освобождением. Для конкретных хороших болгар, например, им, вроде бы, можно, если очень хорошо постараться объяснить.
При этом жутковато видеть, как следование принципам завело Николая I в ловушку. Его помощь братьям-государям от смутьянов – султану от египетского хедива, цельный морской десант на Босфоре, австрийскому цезарю от венгров – никакой благодарности и мягкой силы не принесла, наоборот, турки спокойно манкировали нашими интересами и вели войны, а австрийцы вместо благодарности торпедировали всю концепцию наступательной войны против турок в 1853-1854 гг. своим ультиматумом. Это была гонка со временем – если другие страны стали применять национальные принципы при выстраивании стратегии, оставаться белой вороной себе дороже, поэтому демократизация войны выглядит печальным, но неизбежным процессом.
Поэтому на практике российские власти стали вооружать болгар на оккупированных территориях, задним числом концептуализируя необходимость этого приоритетом сохранения жизней христиан, сохранением имущества и защитой от башибузуков. При этом болгары, получив оружие, старались общественный мир сразу нарушить, сводя с турками счеты. И не только с турками – ситуация осложнялась тем, что кроме османли в регионе были другие мусульмане: албанцы, помаки, босняки, а после Кавказской войны крымские татары и черкесы. Поэтому к войне 1877-78 годов постепенное нарастание градуса привело к тому, что потом так часто повторялось в XX веке здесь и по всему миру – насилие, выселение, бегство, расправы, депортации и обмен населением. При этом надо отметить, что и в этой войне российская сторона пыталась работать в прежней парадигме, препятствуя переселению болгар во вновь созданное Болгарское княжество с тех территорий, которые по Берлинскому конгрессу в новое государственное образование не вошли. Так, мол, размывается население в Восточной Румелии и Македонии, пусть лучше сидят там и ждут следующих войн. Сами же местные охотно вытягивали из нашей стороны оружие и пытались быстро решить свои проблемы.
Автор подводит нас к мысли, что военная статистика и военное планирование породили этнические чистки и гомогенные нации. В известной мере это правда, поэтому нет смысла ни спорить, ни уточнять нюансы. В этом плане мне гораздо интереснее было читать о другом аспекте – о росте нашего внутреннего осознания своей особенности. Крайне интересный персонаж Фадеев, споривший с военной реформой Милютина, пришел к любопытнейшему изводу русского империализма. Динамическому империализму, если так можно выразиться. По его мнению, Россия недостаточно расширилась. Если не инкорпорировать все славянские народы и не выйти к Адриатике, то неустойчивое равновесие в Европе закончится, Западная Европа объединится против нас и Россия сдуется до Днепра, став простым и обычным государством русского народа.
Тут интересно всё. И то, что в целом так всё и произошло (и даже дальше отскочили, чем до Днепра), и то, что после ВМВ на какой-то промежуток времени концепция Фадеева реализовалась – зона советского влияния совпадает с теми контурами, что рисовал он в своем воображении. Только нас это не спасло, да и контроль был эфемерным., соблазнили западные европейцы, как Фадеев и опасался, и западных славян, южных, и Дунайские княжества. Любопытно иное – читал ли Сталин Фадеева или это тоже, э, естественная концепция?
P.S. Таки ссылается на ворох книг, которые я читал или которые у меня есть. Эффекту ради собрал основные на одной картинке (на стикерах прочитанные в электронном виде).