Редактор Ира Вильман

Дизайнер обложки Валентина Михайлова

© Виктор Александрович Попов, 2025

© Валентина Михайлова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-4485-0339-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧЕЛ

Синопсис

Жанр:

– Мелодрама, детектив, триллер с элементами мистики.

– Мини-сериал с двумя параллельно разворачивающимися историями и одним общим героем в его настоящем и прошлом:

история первой любви (парафраз Ромео и Джульетты).

история расследования теракта (с элементами мистики).

Предновогодний город-миллионик. Юлия Линер, майор безопасности, в последнее время по причине беременности занимается преимущественно аналитической работой на дому. В условиях не хватки сотрудников после совершенного накануне теракта в метро, она направляется руководством в одну из больниц, в которую доставлялись погибшие и пострадавшие. В медучреждении происходит нечто странное, не поддающееся разумному объяснению. С свою очередь Линер преследует видение бабочки-белянки, наблюдаемой вопреки времени года за окном. Бабочка сопровождает майора и всю дорогу, непостижимым образом следуя за служебным автомобилем. Линер списывает все на усталость, но по прибытии на место она обнаруживает на территории больницы тропический сад, наполненный экзотическими бабочками и птицами. Заведующая реанимационном отделением Белая сообщает о почти тотальном выздоровлении большей части пациентов больницы. Это не иначе как чудо врач, не имея, впрочем, веских доказательств связывает с одним из пострадавших в теракте, который по всем объективным показателям умер и внешне представляет забинтованный кокон, лишенный взрывом ног и одной руки. Оставшейся он тем не менее набирает на смартфоне вполне осмысленный тред. Дабы разобраться с происходящим Линер остается у постели не то умершего, не то живого.

Подающий большие надежды оперный певец (сейчас старшеклассник, усыновленный в свое время известной богемной семьей отказник-инвалид родившийся без части пальцев) в апреле того года в переходе метро сталкивается с девочкой-ровесницей, успевая мельком считать со смартфона ее аккаунт в одной из соцсетей. Позже он отправляет ей приглашение на свое выступление в храме. Она является в последний момент, но после концерта выясняется, что девочка глухая. Она уходит, но возникшее между ними чувство не дает ей окончательно разорвать отношения. В ответ девочка приглашает певца на свою выездную тренировку.

Линер безуспешно пытается разобраться в происходящем. Ситуация осложняется тем, что прослышав о чудесных выздоровлениях к больнице прибывают толпы больных людей и их родственников. Их едва удается сдерживать. Обрывки информации проникают в независимые СМИ, которые разогревают и без того накаляющуюся с каждой минутой обстановку.

Девочка (Чарли – прозвище почти заменившее настоящее имя) скалолаз с мировым именем. Ее возможности повергают Чела (так случайно обозначил отец Чарли ее нового, странного для их круга общения знакомого) в шок, но шокированы и родители, как с той так и с другой стороны, воспринимая возникшую между молодыми людьми связь, как нечто противоестественное и невозможное, а главное мешающее их профессиональному развитию.

Дело вокруг больницы приобретает политический оборот. Сталкиваются интересы различных ведомств. К делу подключается мэрия. Организуется выездное совещание с участием градоначальника и представителей специальных служб. Линер между тем обнаруживает пострадавшего вместе с некой девушкой (Чел и Чарли так и останутся для всех инкогнито) на камерах наблюдения и отслеживает их путь, вплоть до самого взрыва. Девушка очевидно гибнет, но с ночи по данным Белой на пострадавшем формируется второе, женское тело, которое вопреки всему составляет с ним единое целое.

В течение лета отношения Чела и Чарли несмотря на все препятствия развиваются, они регулярно встречаются, используя для разговоров месседжеры.

После провала на важном конкурсе Чела изолируют в загородной усадьбе, лишая всяких контактов с Чарли, которую так же, по причине ухудшения результатов, селят за городом, вывозя только на соревнования. Родители обещают по прохождении совершенно запредельных для обычного скалолаза трасс разрешить ей встретиться Челом, которого между тем готовят к индивидуальному прослушиванию в присутствии мировой оперной звезды. После нескольких месяцев подготовки он блестяще проходит его, великолепно исполняя сложнейшие арии из репертуара тенора. После прослушивания Челу объявляют о скором выезде за границу, нарушая договоренность о встрече с Чарли, которая в свою очередь проходит намеченные трассы. На последней (не пройденной еще никем), находясь на грани физического и психологического истощения, Чарли к ужасу сопровождающих отцепляет страховку и так, free solo, доходит маршрут до конца, после чего с ней случается нервный, граничащий с безумием срыв.

В больницу прибывает мэр. На совещании заслушиваются все заинтересованные стороны. В итоге так по большому счету ни в чем не разобравшись, по принципу «нет человека – нет проблемы», принимается решение о вывозе и уничтожении тела пострадавшего.

Родители отвозят Чарли в дом-спортзал за городом из которого она, поняв, что никто никуда ее отпустит, бежит, перед тем лишая себя того, что мешает ей быть с Челом – пальцев. В то же самое время Чел по той же причине лишает себя языка и бежит из усадьбы-тюрьмы. Оказывается, что дома их были рядом. Они случайно сталкиваются на замерзшей реке и направляются вместе в предновогодний город, чтобы затеряться в нем.

Попытка вывоза тела сопровождается с одной стороны штурмом больницы со стороны собравшейся вокруг нее толпы, с другой специальной операции препятствуют как могут тысячи бабочек и птиц. Несмотря ни на что толпа прорывается к носилкам с телом, но к удивлению всех обнаруживается, что они пусты. Тело пострадавшего словно испарилось в воздухе вместе с подброшенными вверх, накрывавшими его простынями. Исчезают как небыль и бабочки, и птицы, и тропический сад.

Линер вместе с встретившим ее мужем-военным едет домой. Она мельком к недовольству мужа читает тред, обнаруженный в смартфоне пострадавшего. Линер до конца пытается понять, чему она была свидетелем. Дома, подчиняясь недовольству мужа и ранее данному указанию руководства, она все же уничтожает тред, после чего видит за окном утреннюю бабочку. Линер выходит на балкон и слышит голос поющего Чела. Рассерженный муж, ничего не слыша и не видя, уводит беременную жену с мороза. Бабочка улетает в ночной, предновогодний, накрытый метелью город. Остается только голос Чела. Только голос. Голос.

Посвящается Дарье

I

Верхние крылья белые, с кремово-желтой оторочкой по краю. На каждом по черному, неровному, как клякса, пятну. Нижние крылья желтые, в мелких серых точках. Обсыпаны ими как пеплом. Длинные булавовидные усики. Мохнатое брюшко. Похожа на белянку¹. Но великовата для обычной.

Это все, что Линер может сказать. Знания ее в этой сфере отрывочны. Все от отца. От его теперешних разговоров.

«Кто в этом суховатом пенсионере угадает генерала безопасности в отставке?» – иногда спрашивает она себя и тогда ей кажется, что бабочки не более чем маскировка, а окружающие просто чего-то не знают…

Жаль, что отца нет в городе. Некому определить по имаго² вид и рассказать подробности его метаморфоза. Некому и разъяснить, как живая бабочка появилась здесь, за окном, на четырнадцатом этаже высотки, в последнюю неделю декабря, в метель. Впрочем, она и так знает причину. Ночь без сна. Просмотр десятка камер – метро в час пик. Тысячи людей. Вестибюль, зал, вагоны… Каждая мелочь перед взрывом имеет значение. Увидеть и записать. Разбить на группы. Связать их между собой. Потом взрыв. Тела. Их фрагменты. В которые тоже приходится всматриваться. Не лучшее занятие для женщины на седьмом месяце. Эта чашка брекфеста пятая. С килограмм зеленых яблок. Оскомина, которую не сбила плитка горького шоколада. Гора огрызков на стеклянном столике, в тени ненаряженной новогодней елки. То еще питание для двойни. Поэтому никакой бабочки за окном нет. Творец бабочки – ее сознание, рассерженное недосыпом и этими двумя в животе. Они дерутся всю ночь и успокаиваются только к рассвету. То, что наблюдает раз за разом их мать, им явно не нравится. Они протестуют как могут. Они не знают, что такое присяга. Они не знают, что такое приказ. Они еще там, где этого нет и быть не может. Они по-своему свободны. А она нет. Ее жизнь сейчас – это звонок пятнадцатиминутной давности. Шеф говорит медленно, подчеркнуто с расстановкой, но никогда не повторяет дважды. Так всегда, когда он дает указания. Запоминать надо все и сразу. Тот, кто переспрашивает, – лузер. Такие не задерживаются. Она работает с самого выпуска, вот уже восемь лет:

– Звонили с 91-й. Заведующая реанимацией. Белая – ее фамилия. У нее за ночь еще трое ушли в общий список. То есть на данный момент у нас восемнадцать «двухсотых». Но один, причем самый тяжелый, вроде как пришел в себя. Личность не установлена. И он в непонятном состоянии. Какой-то смартфон с ним, какие-то письма и другая ерунда. Врач не ясно говорила. Но очевидно – надо спешить. Счет на часы. А может, и минуты. Это первое. Второе. Замечено какое-то лишнее движение около больницы. По данным «наружки», что-то уж слишком много сторонних людей в окрестностях. Короче, надо съездить и разобраться. И с человечком этим, и с местностью. Извини, что дергаю, но больше никого нет. С тобой, в связи с обозначенным смартфоном, поедет человек из ЦИБа³. Так, на случай чего. Павел дал какого-то ботана. Поступает в твое распоряжение на время следственных действий. За тобой приедут. Машина уже выехала. Собирайся. Доклад по итогу. Инфу по расшифровке записей с камер можешь передать сейчас. Коля добьет в общую сводку. Пока все. До связи.

Вот так вот. Все заняты. А Коля добьет. Может, оно и к лучшему. Проветриться. Вон как метет. Со вчерашнего обеда. И все пройдет. И бабочка пройдет. Но пока держится. Шевелит усиками. Как будто что-то говорит. Так ведь и сходят с ума. Сначала – видят. Потом слышат. Потом все вместе. И вот она – свобода. Положить на всех. Правда, таких «освободившихся» держат под замком.

– Завидуют… Вот один из таких – певец свободы. Его бы туда, под замок. Ан нет, вещает!

Новости выходного дня. Сбитнев, кто же еще… Прямое включение одного из его репортеров, как раз оттуда, из 91-й. Значит, там действительно что-то происходит. Бытие и картинка – одно и то же. Существует только то, что нам показывают.

Линер наблюдает схватившее бабочку мерцающим киселем отражение телика в окне. Сбитнев опрашивает репортера. В кадре располагается стоя. Завел моду. Может себе позволить. Плотно-спортивный. Залысины. Бычий подбородок. Но глаза интеллектуала. Кошачья улыбка. Зубы – нечеловечески-белый VIP. В кадре – центральный въезд в 91-ю. Ни бетонных блоков, ни ограждений. мечта подрывника. Выстроена до «эпохи вселенского террора». Как-то уж чересчур светло во дворе. И сколько родственников. Пепсы⁴ на входе. Дикая дивизия. Набор – рост не выше 170. Берут числом. ОМОНа нет. Спецтехники тоже.

– Да там ни черта не охраняется, – сокрушается Линер. – Конечно, все в Центральной…

Репортер исчезает с экрана. Сбитнев заполняет его целиком. И это он любит. Отчетливо выговаривает. Дикция – заметно по губам – идеальна. Линер помнит его голос. Вся страна помнит. Но звук, к счастью, убран с вечера. В нем нет смысла. Никто ничего не знает. Даже она, треть жизни копающаяся в этом дерьме. Но Сбитнев – знает. Работа у него такая. И ему верят. Кто хочет поверить. У него прямо-таки дар превращения любой информации в истину. Он и есть истина. И Пилат не остался бы без ответа. И только такие, как Линер, понимают – истины не существует. Она если и попадает на экран, то случайно, мельком. Да и тогда остается неизвестной, безымянной женщиной в строгом костюме, как бы невзначай проходящей мимо.

Линер отходит в глубину комнаты. Допивает на ходу чай. Оставляет чашку меж огрызков на столике. Свалка. Муж дуться будет. О елке и говорить нечего. Обещала нарядить. Да куда там… Катастрофа. Ладно. Вернется – уберет. Во всех смыслах. А пока дежурное СМС мужу с причинами и координатами. Он поймет. Сам военный. Должен понять. Ответ почти сразу. Без эмоций. Хорошо. Заберет вечером. И точное время в придачу. Эмоции будут. Но потом. С глазу на глаз.

Теперь же нужно ходить по комнате с ноутом в руках. Садиться нельзя: недолго выключиться. Наскоро закругляет файл. Коля добьет. Не о чем беспокоиться. Сам Коля ничего не может. А вот добить – пожалуйста. Есть еще на свете такие люди. Их большинство.

Бросает взгляд на окно. На месте. Как приклеена. Может, и так. Только не к стеклу, а к голове ее приклеена.

– Нет, какая напасть!

Ничего, выветрится. Закрывает ноут. Убирает в кейс. Пора заняться собой.

– Сколько по такой погоде ехать от главного здания?

Прикидывает по дороге в ванную.

– Полчаса.

Но если поедут на спецсигнале – а они поедут – половина от этого. Так что позвонить могут в любой момент. Душ не принять. Но умыться можно. Все-таки ночью не по полям скакала. Нечего отмывать. Слегка плещет на лицо воду. Правит макияж. Для конкурса красоты такой не подойдет. Даже на отборочный. Но там, куда ее повезут, конкурсов точно не ожидается.

– Интересно, а Павлик с Семенычем уже закончили в морге или так и копаются с вечера? Плюс три. Не, не успеть. Никак не успеть. Надо будет зайти, подбодрить…

Выйдя из ванной обнаруживает – звонили. Перезванивает.

– Товарищ майор, третий подъезд, да?

Голос незнаком.

– Да.

– Тогда на месте.

Нет. Не вспомнить. Может, и вспоминать нечего. Новенький.

– Спускаюсь.

Берет кейс. На окно не смотрит. Как бы то ни было, пора кончать этот бардак. Бессонная ночь, будущие дети – не поводы. Надо держать себя в руках. В лифте собирает волосы в узел. Здоровается с консьержкой. Она с тех времен. Мимо таких мышь не проскочит. И ведь не учили. Четыре класса. Талант. И возраст нипочем. Таких людей больше нет. И не надо.

Дорожка от подъезда густо припорошена снегом. Джамшуты⁵ стараются. Завалов нет. Но как тут успеть? Второй день сыплет крупными хлопьями. Черный немецкий микроавтобус. Дверь автомат. Ныряет в салон. Здоровается не глядя. Водитель седой дядька – в шаге от пенсии. Дежурно кивает. Из салона отвечают, неожиданно по форме:

– Здравия желаю, товарищ майор.

Находит в углу обещанного ботана. Очки на минус шесть. Прыщи. Жопа шире плеч. Но худой. Весь набор.

– Как вас?

– Глеб Серафимов, товарищ майор.

Он смущен. Она ловит его взгляд на живот. Предупрежден: майор – женщина. Но беременная – как-то не увязывается с «важняком».

«Да, друг, бывает и такое», – думает Линер. Вслух спрашивает:

– С учебки?

– Три месяца.

– Пиджак⁶?

– Никак нет.

Ботан обижен.

– Как нет? С гражданской службы пришли к нам?

– Не совсем.

– Объясните.

Глеб ищет слова.

– Я это… хакер… Был пойман… Ну, и…

– Перевербовали, что ли?

– Так точно.

– Кто с вами работал?

Ужас в глазах.

– Василий Сергеич.

– Вася? Лично? А вы, оказывается, тот еще фрукт, Глеб.

– Так точно, товарищ майор.

– Да бросьте вы «майоркать»… Что знаете о деле, в связи с которым вас ко мне прикрепили?

– Я поступаю в ваше распоряжение. Это как-то, видимо, с нашим отделом связано.

– Как-то, видимо… Очевидно. На какой срок?

– Ничего не сказано. Пока нужен буду.

– Ладно, господин бывший хакер, отдыхайте пока.

Линер откидывает сиденье, ложится и выпрямляет ноги. Есть время подремать. 91-я – ближайшая к теракту – не близко. Смотрит в окно. Бабочка. Та же. И пятна, и размер. Каким-то образом держится на стекле на полном ходу. Ничего себе проветрилась. Это уже переходит все границы. Линер отворачивается. С надеждой возвращается к окну. На месте. И усики так же о чем-то вопрошают.

– Бог мой, за что? – спрашивает Линер шепотом и закрывает глаза. Даже задремать не выходит. Ощущение, что за ней наблюдают. И кто? Чешуекрылое. Открывает глаза уже без надежды. Та же картина.

«А может… Нет, не может. Что этот очкарик подумает? „Важняк“ с животом, еще и крыша съехала. Если только сам ненароком посмотрит в окно и обратит внимание… Можно попробовать… Хакер, значит… Был по весне какой-то шум…»

Зовет не поворачиваясь:

– Глеб.

– Да, товарищ майор.

– Сядьте поближе. Чего вы там в углу прячетесь? Поговорим.

Указывает на место напротив. Думает:

«Не сможет не заметить. Не слепой же».

Ботан пересаживается. Смотрит услужливо. Как лакей.

«Нет, как все-таки Вася работает. Горы свернет. А с виду хмырь хмырем. Сокурсничек. Гений своего рода. Что он им всем говорит?» – недоумевает Линер и подвигается вплотную к окну. Бабочка чуть шевелит крыльями, будто удерживая равновесие. Глеб не меняется в лице. Не видит. Верно – нечего же видеть.

– Вы по какому делу шли?

Опять ужас. Линер ухмыляется про себя:

«Эх, Вася, Вася…»

– Я не имею права… Даже вам и…

Глеб косится на шофера. Линер искренне удивлена:

– О-о-о… Такой уровень доступа… Но светило-то сколько?

– От двенадцати.

Она прикидывает в уме статью. Точно в связи с мартовским делом. Сто миллионов евро ущерба и гостайны на два пожизненных. Парень не так прост, как кажется. Да, все они ботаны такие. Странно, что еще живой. Значит, очень был нужен.

– Вы простите, Глеб, я просто не часто сталкиваюсь с такими субъектами, как вы. Контрразведка – не мое. Терроризм – проще. В основном. Свои и чужие. Белое и черное. Хотя и у нас есть двойные… Нам…

Косится на окно. Глеб послушно смотрит в ту же точку. Никакой реакции. Она в последней надежде касается ледяного стекла пальцами. Обводит бабочку по контуру. Ноль эмоций у подчиненного.

– …Работать с вами. Надо что-то знать о напарнике. Нельзя же ограничиться только именем и званием. Но раз у вас такая секретка… Ладно, давайте к делу тогда… Что по отделу прошло? Взрыв, судя по всему, дистанционный. Мобила?

– Да. Подтвердилось. Номера вычислили. Но они пусты как всегда. Анонимные симки. Всю ночь шерстили Сеть. Там есть зацепки. Пара аккаунтов. Очень близко. Но регистрация тоже с пустых номеров. Фото – левак. Возможно, и больше двух работало и…

– Вы лично что отрабатываете?

– Блоги. Откуда инфа, кто источник, как подает, оценки на экстремизм…

«С двух пожизненных на блоги?» – сомневается Линер. Мелковато. На испытательном еще. Готовят для больших дел. Нет полного доверия.

– …Но по ним мало пока чего. То ли праздники, то ли тема избита. Из известных блогеров только Dane скинул видюху, но почти без коммента, мол, парень-смертник был знаком с…

– Смертник – девушка. Я отсматривала записи с камер. У меня сейчас все больше аналитика. Сами понимаете… Подрывники, возможно, были в метро. Но в час пик сложно вычислить. Трое на подозрении. Странные перемещения. И внешность характерная. Но ориентироваться приходится только на фотороботов, а они все на одно лицо… Мы сейчас едем на допрос. В 91-ю больницу. Там большая часть пострадавших. Мне пока непонятно, зачем там вы. Упоминался какой-то смартфон…

– Допрос подозреваемого?

– Нет, какого подозреваемого? Пострадавшего. Был бы подозреваемый – он там бы не лежал. Хотя бывает и меняется все с ног на голову. Вы на выезде когда-нибудь были?

Обводит бабочку по контуру в обратную сторону. Те же солидарные, мелкие движения крыльями и усиками. Однако какой устойчивый бред.

– В первый раз.

– Хорошо… Запомните, любое действие – исключительно по моим указаниям. Никакой самодеятельности. Там могут быть люди из других ведомств. И гражданские – из мэрии, например, или еще откуда. Никаких своих контактов. Любое слово через меня.

– Так точно.

– Хм… Как вы быстро усвоили.

– Что усвоил, товарищ майор?

– Да весь этот военный этикет… В прежней жизни поди без чинов обходились?

– Нет, была своя иерархия.

– Да что вы говорите! И какой у вас там был чин или что там? Уровень?

– Гуру.

– Что? Гуру? Это генерал, что ли?