Музыка, такая музыка – достаточный дар. Зачем просить счастья, зачем надеяться не страдать? Для благословения довольно жить изо дня в день – и слышать такую музыку, не слишком часто, иначе душа не выдержит, но время от времени.
Я обнимаю мраморный камень. Прижимаюсь к нему лбом и щекой. Он не отвечает. Он очень гладкий, очень холодный, у него очень старое сердце. Снег кружится вокруг меня и падает в запруду канала.
Если бы я не видел эти поверхности, что бы я думал про их звуки? Скрип, разрыв, трение, скольжение, хруст, вздохи: я такого никогда раньше не слышал. Мягкий звук, легкий, задушевный.
Никогда не сойдутся они опять,
Чтобы снять с сердец тяжелый гнет,
Как утесы, будут они стоять
Далеко друг от друга, всю жизнь напролет.
Бурное море разделяет их,
Но ни зной, ни молнии, ни вечные льды
Не могут стереть в сердцах людских
Любви и дружбы былой следы[107].
Она хмурится:
– Знаешь, у камелий есть одно странное свойство: когда они уже при смерти, они тебе не говорят об этом вовремя. Если им не хватает воды, они не выглядят несчастными довольно долго, не показывают, что им плохо, – они просто умирают.
После еще одной продолжительной паузы Пирс говорит:
– Ну да, я так тоже довольно долго думал. Но теперь я не считаю, что если творить, то только шедевр, что все остальное не имеет смысла. Я спрашиваю себя: «Что я тут делаю, каково мое место во Вселенной? Будет лучше, если я это сделаю или если не сделаю? И лучше делать это или что-то еще?» – Он останавливается, потом говорит: – И полагаю, я только что добавил еще один вопрос: «Лучше ли будет, если это сделаю не я, а кто-то еще?»