Несмотря на то что у нас с Бекеттом не было никаких определенных планов на вечер, замечание Дэнни Долгоножки заставило меня гадать, какие же планы были у Эмери на сегодняшний вечер. После утреннего разговора на эту тему она больше об этом не упоминала. Возможно, просто потому, что единственные слова, на которые у нас осталось время сегодня после обеда, были произнесены мной шепотом ей на ушко, когда она стояла, наклонившись над письменным столом с задранной юбкой, за двадцать минут до моего выхода из офиса. Ибо даже такой поспешный секс был значительно лучше любого обсуждения хмыря-профессора.
Но теперь меня снова грызли сомнения. Неужели она сидит сейчас дома рядышком с этим надутым индюком, по которому сохнет уже целых три года? Конечно, у этого индюка были куда более изысканные манеры, чем у меня, но, когда доходит до дела, мы, в конце концов, оба мужчины, а Эмери красивая женщина. Я видел, как он повел себя, когда заподозрил, что между нами, возможно, что-то происходит. У него явно взыграл собственнический инстинкт – но это не было ревностью в полном смысле слова. И это чертовски много сказало мне о том, что собой этот человек представляет. У таких людей ревность просыпается только тогда, когда они начинают хотеть того, что принадлежит другому. А собственнический инстинкт они проявляют при попытке защитить что-то, что уже принадлежит им. Значит, этот говнюк все это время знал, что Эмили к нему неравнодушна, и считал ее своей собственностью.