Аид же считал все части яркими. В нем не было стремления проскакать по этапам совершения действа любви, как по классикам, лишь бы занять «солнышко»; каждый процесс был важен и уникален. Если поцелуй, то такой, чтобы дрожать от момента касания губ, от запаха кожи, мучительно не желать разъединения. Если дорожка по шее языком, то такая, чтобы судорогой от нежности свело все тело, если любить сосок на груди, то, как шедевр, прекраснее которого нет. И потому не важно, где у процесса начало или конец – одна томительная ласка перетекала в другую, третью, четвертую, бесконечную. Погружение в лоно, как подвид искусства, где ловится каждый вздох, впитывается каждая мелкая судорога – движение внутри ради движения, ради бесконечного кайфа, а не финала. И не поймешь, что ярче – россыпь судорог оргазма или же то, что к нему подводило…