– К сожалению, было, – фрошер смотрел на припорошенные снегом крыши. – Последние два года перевернули почти всё, почитавшееся незыблемым. Мы уже не мы, не те мы, которыми жили бы и умирали, достанься нам другое время. Простите, я не ко времени разговорился.
– Пустое, – вежливо начал Руппи и… вспомнил! – Мне тоже снилось! Именно в ту ночь… Я непонятно как очутился в Эйнрехте, в толпе. Кого-то я знал, кого-то – нет, некоторые уже умерли, я это помнил, но сейчас они были живы, и это не удивляло. Мы все были живы и стояли неподалеку от Липового парка, то есть я знал, где именно нахожусь, но видеть мог мало, потому что уже стемнело. Я думал о каких-то ключах, мне куда-то страшно не хотелось идти, но я понимал, что идти придется. И тут внезапно рядом отчетливо сказали: «Есть!», и сразу же на юге полыхнуло.
Однажды я видел, как на фрегате рванула крюйт-камера, вышло похоже, но много сильней. Небо багровело и не гасло, на нем четко, будто прорисованные, виднелись ветки – облетевшие, перекрученные… Все стояли и ждали, не пытались ни бежать, ни кричать, ни проверять оружие, а с юга что-то надвигалось. Не пожар, потому что горело по-прежнему в одном месте. Проснулся я сразу и никак не мог поверить, что ничего не случилось, а потом как-то забыл.